единственная гостиница во всем кантоне, и, похоже, там и пропадают путешественники…
–?Я уже думал об этом, — поспешно заметил полицейский, но потом, покачав головой, прибавил: — Но это невозможно. Я собирал сведения — семейство Арну вне всяких подозрений.
–?Однако, — настаивал Декади, — эпизод с булавкой…
–?Это эпизод из другой истории, которая не относится к порученному нам делу. Закроем на это глаза…
–?Хорошо, если вам так угодно. Только из моей головы никто не выбьет, что…
–?Ребенок, — прервал его Гризон, — у тебя много достоинств, но немало и недостатков, в числе которых ослиное упрямство. Что ж, давай поговорим серьезно. Власти этого края, по-твоему, глупы, как сивый мерин?
–?Я не говорю подобных вещей из опасения оскорбить это животное.
–?Им должна была прийти в голову мысль, которую ты изложил. Если трактирщиков «Кок-ан-Пат» не потревожили, значит, в их гостинице не было замечено ничего подозрительного. Таково мое мнение…
–?Но не мое, — решительно заявил Фруктидор и после непродолжительной паузы заметил: — Пока вы тут собирали сведения, я сходил на разведку…
–?А!..
–?Гостиница неплохая с виду, и кухня приличная, насколько я мог разглядеть через окно, которое оставалось отворенным.
–?И что дальше?..
–?Что дальше? А вот теперь вы рассердитесь, патрон…
–?Почему же?
–?Потому что, как только я приблизился к гнезду этих хищных птиц, окутанному завесой таинственности, как только я набрел на их логово, я принялся пожирать глазами все то, что мог видеть. Внутренний голос закричал мне отчаянно: «Ты напал! Ты открыл! Ты нащупал! Это тут!» И я повторяю вам, там убивают людей! Там они исчезают! Там обосновались злодеи, чья кара может настичь и нас с вами. Искать в другом месте — зря терять время. Зверь в берлоге, приступим к травле!
Декади Фруктидор встал и, вытянув шею, как ищейка, почуявшая добычу, зашагал взад-вперед по маленькой комнате. Паскаль Гризон призадумался. Когда-то он был лучшим из лучших, всем сыщикам сыщик. Но увы! Сейчас ему перевалило за пятьдесят, к его горькому сожалению. Прибавим к этому, что он сохранял уважение к традициям, культ рутины, утомительный формализм и благоговение перед старой администрацией, проникавшей в будуарные тайны и заговоры, которые совершались за богатым трюмо.
–?Все это, — произнес сыщик немного погодя, — прекрасно. Очень здраво обдумано и еще лучше того изложено. Но людей не сажают в тюрьму на основании одного лишь предположения. Слуги Фемиды вообще питают к полиции совершенно особенную, неумолимую ненависть добрых соседей. Полбеды, если бы раздражалось только одно правосудие! Но есть еще и полиция, враждебная той, которую представляем мы. Во-первых, префект Дюбуа — он простит, что мы поступили в распоряжение Фуше, его извечного соперника, только тогда, когда мы достигнем успеха. Во-вторых, Ренье — он не любит шутить с похищением власти. В-третьих, Бурьен с полицией замка — приспешник Бонапарта, и, наконец, Савари, к отделу которого принадлежит жандармский поручик. Все эти люди, мой милый, будут очень довольны, если мы промахнемся. Нужна осмотрительность. В нашем деле нет предположений: тут или знают, или нет.
–?Я не знаю, — сказал Декади, — я уверен, и если бы вам было угодно позволить мне действовать, то я готов…
–?Можно ли узнать о твоих планах? — поинтересовался полицейский.
–?Я изложу их вам с превеликим удовольствием, патрон, потому что вы все же мой патрон, хоть и не верите в мои таланты.
Паскаль Гризон придвинул стул поближе, и юноша начал рассказывать. Он говорил очень долго, но, когда закончил, полицейский изумленно вскрикнул:
–?Гениально! Тебя на вес золота надо ценить!
–?Гарсон, весы! — воскликнул, смеясь, Декади. — Так вы одобряете мою идею, патрон? — прибавил новоиспеченный гений, которого все же оценили по достоинству.
–?Еще бы! — сказал сыщик.
Собеседники пожали друг другу руки. На безымянном пальце Паскаля сверкал бриллиантовый перстень — напоминание о прежних победах и триумфе. Во время рукопожатия бриллиант с руки профессора-благодетеля незаметно скользнул в карман молодого воспитанника. Паяц, прощаясь с полицейским, проговорил:
–?Итак, патрон, не будем терять времени. Мне пора идти. Вперед, солдаты! В штыки!
XXVI
В парке
Парк замка Армуаз, по слухам, не имел себе равных во всей Лотарингской провинции и даже мог потягаться с парками парижских окрестностей. Там росли деревья, которые веками не знали, что такое топор. На этих роскошных плантациях обычно и строились замки, окруженные быстрыми водами и живописными пейзажами.
Парк Армуаза оберегали с эпохи царствования Людовика ХV, но с отъездом семейства маркиза ни одна веселая компания не блуждала по этим забившимся терном и дикой крапивой аллеям, под этими вековыми деревьями, стволы которых обвивали лианы. Фонтаны перестали посылать к зеленому своду свои прозрачные серебристые струйки, искусственные реки — катить свои воды под арками легких мостов в китайском или рустикальном[22] стиле; смолк ропот водопадов и тихий шепот ручьев.
Однако в это утро, когда мы проследовали за Денизой Готье в уединение парка, он представлял собой волшебное зрелище. Солнце пробуждало изумрудные луга лучезарным светом; роса блестела драгоценными алмазами на трепещущих листьях; синеватая пелена тумана оседала в колючих кустарниках; в воздухе витал живительный аромат, и раздавалось щебетание птиц…
Увы! Радость природы чудовищно контрастировала с унынием девушки, опустившейся на скамью неподалеку от павильона. Лицо молодой кружевницы запечатлело следы ужасных волнений, которые она перенесла за прошедшую неделю. Ее печальный взгляд оставался неподвижным и отрешенным, словно девушка пребывала где-то далеко отсюда.
Да, она провела бессонную ночь в мучительной лихорадке, страшных грезах и угрожающих видениях. В фантастическом мире слились воедино события и лица, превращавшие ее жизнь в череду несчастий. Но среди этих лиц и событий два образа вставали перед несчастной Денизой особенно часто: записка, полученная во время обедни, и физиономия сына Агнессы Шассар. Девушка достала из корсажа платья измятый клочок бумаги. Без сомнения, Дениза уже не раз перечитала это послание, но глаза ее вновь обратились к этим загадочным строкам, которые вонзались ей в сердце как лезвие ножа. Кто-то знал ее тайну. И этот кто-то был Жозеф Арну.
До этой минуты дочь сторожа не особенно интересовалась семьей трактирщиков. Флоранс никогда не говорила ей о своих родных, не хвалила их, но и не жаловалась. Молчание девочки могло бы заставить Денизу предположить, что ребенок не был особенно счастлив в этой среде невежества, вульгарных привычек и грубых инстинктов…
Конечно, она слышала, что старший сын Агнессы Шассар был еще более жадным, чем его мать, известная своей скупостью, более свирепым, чем Марианна, и более развратным, чем его братья, к тому же куда искуснее скрывал свои недостатки и пороки под маской непроницаемого притворства и лицемерия.
Но что ей было за дело до этих толков и сплетен? Трактирщики оказали услугу хозяевам павильона, и мы помним, как Дениза защищала Жозефа Арну и его семью от воспоминаний Филиппа. Впрочем, могла ли она знать, что этот посторонний человек когда-нибудь вмешается в дело, касающееся ее девической чести,
