распорядился вашими деньгами?
— Да, вполне. Вы упоминали о перспективности вложений в Ирландии. Уверены ли вы, что мой капитал к концу года удвоится?
— О да, но мне хотелось бы, чтобы вы сами сделали нечто вроде инспекции. У меня была идея уехать как можно быстрее, но я заглянул в расписание и узнал, что единственный пароход, идущий маршрутом до Уотерфорда, принадлежит Ригану ван дер Рису. Нам нужно будет подождать до первого числа следующего месяца и посмотреть, какие тогда возможности откроются. Может, и повезет.
— Я должна подумать об этом, Тайлер. Я дам вам знать, — тихо ответила Сирена, чувствуя, что мысли ее несутся в голове галопом. Почему, ну почему ей нужно заказывать место на чужом корабле, когда ее собственный без дела стоит в гавани? При известной осторожности она могла бы попытаться что-нибудь предпринять. Сирена слегка улыбнулась. Все улаживалось действительно наилучшим образом, даже лучше, чем можно было ожидать.
— Тут есть один вопрос, который мне бы хотелось обсудить, прежде чем нас позовут к столу. Я ездила повидаться с моим… Я виделась вчера с Риганом. Мне очень жаль, но мы с ним не смогли расстаться друзьями. Я заявила ему, что, пользуясь своей ранее оговоренной привилегией, требую дать мне акции его компании вместо выплаты процентов наличными.
— Очень умно! — рассмеялся Тайлер. — Не хотите ли стать моим компаньоном? Право же, мне очень нужен человек, который со временем сделался бы моей правой рукой в юридической практике.
— Нет, у меня, увы, немного способностей к этому, — улыбнулась Сирена. — Хотя, впрочем, расскажите о вашей практике. Вам она нравится?
— И да и нет. Если бы я был так же богат, как вы, я наверняка превратился бы в беспутного человека, даже мерзавца, прожигающего свой доход. Мой отец, барон Чарльз, несколько лет назад передал мне свое дело. Это в некотором роде наша семейная традиция, направленная на то, чтобы как можно более основательно позаботиться о сыновьях-первенцах и удерживать их от превращения в распутников и негодяев.
Тайлер снова расхохотался. Сирене нравился его низкий, чуть-чуть хриплый, но очень мужественный смех.
— Что ж, со временем вы и сами потребуете от своего сына, чтобы он продолжил семейную традицию… Кстати, скажите мне, есть ли у вас на примете какая-нибудь подходящая девушка?
При этих словах Тайлер отрезвел.
— Когда-нибудь, возможно, будет. А пока я вполне доволен своим холостяцким положением. Должен признаться, — улыбнулся он, — по временам это и в самом деле становится утомительным — без конца увиливать от одержимых брачными намерениями женщин. Но, как я уже сказал, больше всего мне хотелось бы быть щеголем, блестящим франтом, совершенно бессовестным человеком, который, влюбившись в женщину, потом оставляет ее без всякого сожаления, без всякой оглядки назад.
— Но, Тайлер, Тео Эстеван предупреждал меня, что вы уже пользуетесь такой репутацией, — улыбнулась Сирена.
— О, ваши слова — бальзам для души! Но кем мне действительно хотелось бы стать, так это, как говорится, разбойником с большой дороги, злым и ни в чем не повинующимся закону обманщиком. Думаю, каждый мечтает о жизни, полной опасностей и восторга. Когда я был мальчиком, мне хотелось сделаться известным пиратом с круглой черной повязкой на одном глазу. И это несмотря на то, что я знал, что с полным правом такую повязку может носить лишь тот, кто действительно лишился глаза. По мере того как я рос, у меня появлялись другие желания. Например, я мечтал, целуя богатых и красивых женщин, попутно их грабить, так чтобы у них ничего не оставалось за душой, кроме безнадежной и ничем не утолимой страсти ко мне. Однако, достигнув зрелости, я решил, что быть повешенным — это не столь уж заманчивая перспектива для молодого человека, и поэтому предал свои юношеские мечты забвению и занялся юриспруденцией.
— Могу себе представить, насколько изнеможенным вы себя должны чувствовать после всех этих горячечных видений, — проворковала Сирена. — Ах, вот и фрау Хольц! Идемте, стол уже накрыт.
Пока Тайлер занимал ее историями о том, как часто ему приходилось убегать прямо из-под венца от своих многочисленных невест, Сирена наслаждалась изысканным ужином. Фрау Хольц сидела подле своей госпожи и с неудовольствием смотрела на то, как она хохочет и отвешивает комплименты этому хлыщу Тайлеру. Старушка явно нервничала, видя, как искрятся глаза Сирены и с каким неподражаемым остроумием беседует она с гостем.
Когда ужин закончился и сеньорита Кордес вызвалась поиграть для Тайлера на гитаре, экономка была уже на грани шока. Она потихоньку убралась в дальний угол комнаты и слушала оттуда, как Сирена, мягко перебирая струны, пробует мелодию. Синклер расположился на диванчике, весь восторг и внимание. Когда зазвучал мотив и стало понятно, что госпожа собирается исполнить цыганский романс, фрау Хольц покачала головой и печально пробормотала себе под нос: «Бедный мальчик! Теперь он погиб!»
Сирена пела с огромным вдохновением, и Тайлер не мог не поддаться очарованию цыганского романса, в котором звучала поистине бешеная страсть. Но только фрау Хольц, уже вышедшая за дверь, понимала ту боль и ту сладость, что сквозили в пении Сирены. Кончено, госпожа могла смотреть прямо в глаза англичанину, но пела она единственно для Ригана, где бы тот сейчас ни был…
В последний раз ударив по струнам и подняв глаза, Сирена почувствовала острое разочарование от того, что перед ней сидит всего лишь смазливый фат. Какая глупость! Ведь здесь следовало быть ему, Ригану, с копной белокурых волос, падающих на лоб непокорными прядями, с агатово-голубыми глазами, направленными с обожанием на возлюбленную! Но нет, вместо этих глаз перед ней были другие, темные глаза, полные, впрочем, живейшего интереса и даже восторга. Сирена была польщена: все-таки Тайлер — очень и очень привлекательный молодой человек, почти красавец! И если бы она все еще не любила Ригана, ей не составило бы труда очаровать его и с легким сердцем откликнуться на ею же вызванные чувства…
Сирена застенчиво улыбнулась, отказываясь спеть еще что-нибудь. Похвалы Тайлера были хотя и преувеличены, но вполне искренни. Однако она все-таки встала, давая тем самым понять, что вечер окончен, и грациозно протянула вперед руку, которой Тайлер благоговейно коснулся губами.
— Спасибо вам за столь приятно проведенный вечер, Сирена. Думаю, нам нужно его повторить. Я свяжусь с вами через день-два. Спокойной ночи.
Тайлер вновь коснулся губами руки Сирены и задержал ее руку в своей несколько дольше, чем полагалось. Боже, как просто было взять и упасть в объятия Синклера, позволить себя поцеловать! Она ведь так одинока, так одинока! Да и Тайлер, кажется, тоже искал исцеления от чего-то подобного, от одиночества… Уж слишком много бравады звучало в его голосе, когда он говорил, что не имеет намерения когда-либо вступить в брак. Сирена подозревала, что это происходило просто из-за того, что он любил кого-то, кто не ответил ему взаимностью. Как легко было бы им утешить друг друга, насладиться взаимной нежностью и — кто знает! — может быть, даже любовью, долгой и теплой привязанностью. Однако к чему бы все это привело? Ей, в общем-то, нечего было ему предложить. Сердце ее принадлежало Ригану.
Тем временем в порту, все в той же таверне «Сова и вепрь», Калеб беседовал с аристократическим вида джентльменом по имени Обри Фаррингтон, лорд Фаррингтон. Туман, казавшийся вечным, по- прежнему препятствовал торговле, поэтому юноша решил скоротать время в пивной, потягивая в наслаждении ром и радуясь компании чрезвычайно услужливой девицы, которую завсегдатаи называли Салли. С того самого часа, как парень встретился в таверне со своим папашей, лорд Фаррингтон сознательно старался поддерживать знакомство с Калебом. Пожилой, весьма элегантный джентльмен с интересом наблюдал за тем, как юноша беззаботно, буквально пригоршнями, высыпал на грязную стойку монеты, чтобы расплатиться за еду и выпивку. От внимания Обри не ускользнуло, что несколько свирепого вида бродяг, постоянно толкавшихся в «Сове и вепре», также питают интерес, и далеко не бескорыстный, к туго набитым карманам Калеба.
— Давно уже дожидаешься, любимый? — спросила Салли, подходя к Калебу, соблазнительно покачивая своими обширными бедрами и приветствуя его томной улыбкой.
Калеб, не отрываясь от кружки, потянулся за девицей, усадил ее к себе на колени и потом, допив ром, зарылся лицом в ее волосы у нежной и гладкой шеи.
