Бал закончился, альбомы подписаны, и выпускники впали в маразматическую ностальгию.
— Я в последний раз ем школьную пиццу!
— Я в последний раз прихожу на испанский!
— Я в последний раз тушу сигарету об этот писсуар!
Мэнда и Сара особенно отличились, всю неделю шатаясь по школе с зареванными лицами. Я думаю, они знают правду: закончилось самое лучшее время в их жизни.
Чувствуя себя никчемной, я поняла, что возможно, это к лучшему. В восемнадцать лет многое кажется романтическим. А потом начинается… Считать года до встречи, повторять мантру: «А ты помнишь?..»
Я представила, как в тридцать лет Мэнда примеряет свою корону Королевы Бала. Сара хочет вернуть те деньки, когда ее безмозглость была в цене, а Скотти, обросший жирком, заливающий в себя галлоны пива, подвывает Брюсу Спрингстину, поющему по радио «Дни славы», ведь Спрингстин так хорошо поет, так душевно…
Если я и буду когда-нибудь скучать по школе — по ее бетонным стенам, покрытым известкой потолкам, вонючему маленькому кафетерию с серыми сосисками; по ее бестолковой администрации и антитолерантной политике; по ее холлам, по которым нельзя ходить, по уборным, которыми нельзя пользоваться, и партам, за которыми можно сидеть, лишь соблюдая строгую иерархию: Галерка, Качки, Группи, Умники, Придурки и куча других, с бесчисленным количеством имен; по месту, где учеба происходила случайно и где угодно, только не в классе, — вы можете смело меня убить.
Написала ли я только что свою выпускную речь? Ха!
Я уже представила, как это будет в следующем году.
Я буду учиться в Колумбии, Маркус переедет на Манхэттен или куда-нибудь в пригород. Я буду учиться в поте лица, а он будет зарабатывать деньги, играя в барах. Мы будем ходить по кабакам и слушать, как играют другие группы, посещать художественные выставки, пить черный кофе в крохотных кафешках. Еще больше времени мы будем проводить в постели. Будем рассказывать друг другу все-все о своих самых непристойных фантазиях. И он подаст заявление в Колумбийский университет, и мы станем образцовой парой, смущающей обывателей, никогда в жизни не покидавших Пайнвилль.
Мне следовало знать, что не стоит принимать все так близко к сердцу.
— Джесс, я хочу кое-что тебе сказать.
Пока оставшиеся выпускники праздновали свое освобождение у Сары, Маркус настойчиво пригласил меня пройтись с ним вдоль побережья.
— Ладно тебе, если это для MTV хорошо, то для нас тем более сойдет.
— Я все еще не могу поверить, что из всех маленьких городков в целом мире MTV выбрало для своей штаб-квартиры на лето именно наши Прибрежные Высоты в Нью-Джерси.
— Дом Солнца и Веселья, — Маркус процитировал слоган, напечатанный во всех рекламных брошюрах.
— Тебе легко говорить, ты никогда не был тучным и беззубым чуваком, который заказывает шоколадный коктейль и плюет недожеванным сандвичем тебе в лицо.
— Что верно, то верно, — согласился он.
— Миллионы детей по всей стране сидят на своих стульях перед телевизором и считают, что Прибрежные Высоты — самое классное место на Земле, и хотят попасть туда — веселиться и плясать…
— А мы только и делаем, что хотим смыться отсюда, — закончил он мысль за меня.
— Точно.
— В этом что-то есть, — улыбнулся Маркус.
Получилось так, что MTV не снимало, когда мы добрались туда. Если бы мы подумали хорошенько, мы бы поняли, что идти туда не стоит. Сара с легкостью кинет своих гостей, чтобы поучаствовать в вечеринке, которая будет демонстрироваться по всему миру, даже если это время отведено под солярий. Как бы то ни было, дом на пляже был пуст и тих, хотя вокруг слонялись подростки, выжидая появления своих кумиров.
— Отлично, — сказал Маркус. — Солнце и веселье сегодня не попадут в анналы мирового телевидения.
Маркус обставил меня в виски-бол, но я отомстила, подстрелив в тире пару плюшевых медвежат. Мы опозорились на танцевальном марафоне, не сумев повторить движения за Кей Си и его «Саншайн Бэнд». Ели яблочный пирог и пили лимонад, хихикали над бесчисленными фриками, одетыми в дурацкие костюмы, мы даже проверили, как балаганный актер увернется от выстрела шариком с краской, хотя мы бы не стали платить ни цента, будь он даже одет как Усама Бен-Ладен.
С помощью Маркуса я поняла, что снова становлюсь той, которой была когда-то. Кому нужно это MTV? Мне был нужен только Маркус.
Я задумалась о других местах на Земле, которые с помощью Маркуса заиграли бы новыми красками. Я мало что знала о воздушном путешествии над океаном, но мне хотелось взмыть с ним в небо, вырваться из толпы и хаоса, царящего внизу, — и мы уселись в кабинку канатной дороги.
— Джессика, — начал он, — я хотел сказать тебе кое-что…
— Что?
— Я ухожу.
— Что?
— Меня не будет здесь в следующем году.
Я подумала, он шутит. Это, должно быть, шутка? Так что я отшутилась:
— Братья Ринглинг открыли новый колледж?
— Это новая школа либерального искусства, Гаккай-колледж…
— Но ты же не сдавал тесты.
— Я знаю. В том-то и прелесть. Этот колледж основан буддистами и не требует результатов тестов при приеме. Мне нужно было только написать эссе об эгалитарных ценностях в современном мире. Я думаю, они решили, что я их духовный брат, потому что сразу же предложили мне стипендию.
— И где же находится этот рай для интеллектуалов?
— Нуэво-Виежо, Калифорния.
Калифорния. Конечно, это звучало до отвращения обыденно — наденем «найк», детка, глотнем колы и прокатимся на «русских горках». Калифорния, культовая столица мира.
Черные волны лизали песок.
— Будь счастлива ради меня, Джессика.
— Ты… — начала я и осеклась.
Ужасно. Больно. Страшно.
— Очуметь! — выкрикнула я.
Он сначала не поверил мне. Слово, выражающее возбуждение, из моих уст прозвучало очень странно. Я плохо выражаю энтузиазм, особенно когда совсем его не испытываю.
— Такой жизни я и хотел.
Он прав. Могла ли я желать ему лучшего?
НО Я-ТО ДУМАЛА, ЧТО ДЛЯ НЕГО ЛУЧШЕ ВСЕГО БЫТЬ СО МНОЙ!
Черт побери, какая я эгоистка.
— Очуметь. Круто.
— Ты несчастная врушка, — сказал он.
— А какой реакции ты ожидал? — спросила я, глядя на тех, кто веселился и плясал. — Я думала, мы будем вместе в следующем году, и все будет…
Я подавилась слезами.
— Джессика…
