Гостиная представляла собой уютную комнату с мебелью в деревенском стиле, обитой светлой тканью с цветочным орнаментом, расставленной вокруг каменного очага, и множеством маленьких столиков, готовых принять чашки и блюдца. В оконной нише покрытый пылью стоял большой телевизор. Почти все поверхности были заняты фотографиями и сувенирами, по-видимому, привезенными из поездок. Из всего этого Данбар сделал вывод, что у Барнсов был один сын. Свадебная фотография Шейлы с мужем занимала центральное место на письменном столе, на камине стояла фотография, сделанная в день окончания университета. Она была старой, и Данбар решил, что мужчина, изображенный на ней, — Сирил.
Отправившись на поиски спальни, он обнаружил туалетный столик именно там, где и сказала Шейла. Столик выглядел старинным, видимо, он достался Барнсам по наследству. Края высокого зеркала были покрыты паутиной трещин — свидетельство множества переездов, догадался Стивен. Косметические принадлежности, лежавшие на цветном стеклянном подносе, остро напомнили ему изможденное бледное лицо Шейлы. Он открыл ящик и достал дневник.
Однако, едва он уселся в гостиной, чтобы начать чтение, раздался звонок в дверь. В тишине звук казался неправдоподобно громким, и Стивен чуть не подскочил от неожиданности. Открыв дверь, он обнаружил на пороге невысокого рыжеволосого мужчину, одетого в желтый джемпер, из которого торчал воротник клетчатой рубашки, и коричневые фланелевые брюки, натянутые так высоко, что ремень проходил под самой грудью. На ногах у него были шлепанцы из овчины — такие обычно приобретаются в лавках народных промыслов во время автобусных туров. В руках мужчина держал картонную коробку.
— Добрый вечер. Меня зовут Праудфут, — сказал незнакомец. — Я живу в соседнем доме.
— Очень приятно.
— Я видел, как вы приехали, и подумал — может быть есть какие-то новости от Сирила и Шейлы?
— Они очень больны, — ответил Данбар, подозревая, что мужчина просто проверяет его. — Шейла попросила меня привезти ей кое-что из дома.
— Понимаю, — сказал Праудфут неуверенно. — Могу я узнать… вы родственник?
— Нет.
— Жаль, это затрудняет задачу…
— Чего вы хотите, мистер Праудфут? — прямо спросил Данбар. Этот человек явно пришел с какой-то иной целью, нежели просто узнать новости.
— Вообще-то, я пришел за своим фотоаппаратом, — сказал Праудфут в некотором замешательстве.
— Фотоаппаратом?
— Мне жутко неловко говорить о таких мелочах в такое время, но Сирил, до того как лег в больницу, пользовался моим фотоаппаратом. Свой собственный он отдал в ремонт, но его вернули. Вот, я его принес. Почтальон доставил его сегодня утром. — Мужчина протянул картонную коробку. — Я надеялся, что смогу забрать свой фотоаппарат обратно.
— Понятно, — сказал Данбар. — Может, войдете? Уверен, Сирил не будет возражать… учитывая обстоятельства.
— Спасибо вам огромное! — обрадованно выдохнул Праудфут и вошел в дом.
— Вы знаете, где он лежит?
— Да, конечно. Сирил хранит все принадлежности для фотосъемки в этом серванте.
Праудфут опустился на колени и открыл небольшую дверцу слева от камина.
— Вот он! — объявил он, доставая кожаный футляр. — Я просто положу фотоаппарат Сирила на место. Интересно, что он скажет, когда узнает, что в мастерской не обнаружили неисправности. Знаете, в последнее время у него постоянно портилась фотопленка. Три подряд оказались полностью засвечены. Он ужасно переживал из-за этого.
— Может быть, бракованная партия?
— Да нет, он пробовал несколько разных фирм.
— Значит, вы оба заядлые фотографы?
— Это наше хобби. Я в основном охочусь за птицами, а Сирилу нравилось снимать что-нибудь таинственное — знаете, всякие там брошенные подъемные краны в старых верфях на берегу реки, балки на фоне неба, закат в промышленном районе… Может быть, он как-то предчувствовал свою болезнь — «sic transit gloria mundi»[6] и все такое.
Данбар кивнул, не зная, что сказать.
— Весной мы собирались сплавиться по Клайду до Эррана, — добавил Праудфут.
— Здорово, — сказал Данбар, понимая, что Сирил вряд ли поедет.
Стивен решил взять дневник Шейлы с собой, отксерокопировать все, что сочтет относящимся к делу, и вернуть дневник на неделе. По дороге в гостиницу он купил бутылку джина и литр тоника. Ему хотелось выпить в конце этого трудного дня, однако он не испытывал желания идти куда-то или провести остаток вечера в гостиничном баре.
С наслаждением приняв душ, Стивен завернулся в темно-синий махровый халат и налил себе джина с тоником. Затем поставил стакан на тумбочку и, поудобнее устроившись на кровати, открыл дневник Шейлы Барнс. Он ожидал увидеть личный дневник, в котором будет упомянут пациент, о котором женщина очень переживала, но в руках его оказалось нечто большее. Выяснилось, что на протяжении всего времени работы Шейла фиксировала состояние всех пациентов, перенесших операцию по пересадке органа. Будучи опытной профессиональной медсестрой, она чувствовала большую ответственность за людей, находящихся на ее попечении, и, судя по всему, они играли большую роль в ее жизни. Со страниц дневника веяло искренней заботой, одинаковой по отношению ко всем пациентам.
Наконец Стивен добрался до описания того, что произошло с Кеннетом Лайнхэмом. В дневнике было все — внезапный подъем температуры, лихорадка, делирий, последовательная смена иммунодепрессантов, которые оказались неэффективными, горе родителей мальчика, консультации с коллегами и нарастающая уверенность, что ее пациенту пересадили неподходящий орган. Первоначальный страх Шейлы озвучить свои подозрения и последующее облегчение, когда она наконец решилась. Все это было записано черным по белому, и в записях этих не было ни грамма истеричности.
После смерти мальчика дневник стал свидетелем горького разочарования Шейлы от того, что ее наблюдения не были восприняты всерьез, и гнева в адрес тех, кто счел ее невротичкой. Постепенно нарастало ее разочарование в учреждении, когда стало очевидным, что сотрудники и руководство сплотились против нее. В дневнике была запись о встрече с местным журналистом, который вначале проявил интерес к словам Шейлы, но не стал доводить расследование до конца.
Данбару бросилось в глаза сходство между записями Шейлы Барнс и рассказом Лизы Фэйрфакс, которое нельзя было объяснить случайным совпадением. Одинаковой была не только суть — детали обеих ситуаций были поразительно идентичными. Стивен откинулся на стену и несколько секунд задумчиво смотрел в потолок, затем продолжил чтение.
Операцию Кеннету Лайнхэму проводил доктор Филипп Каннингем, старший ординатор Джеймса Росса на тот момент. Если верить Шейле Барнс, он тяжело переживал смерть мальчика, как и остальной персонал больницы, и даже согласился с Шейлой в частной беседе: такое сильное отторжение заставляет предположить, что причина заключается в донорском органе. Однако Каннингем отказался высказаться в открытую, предпочтя принять официальную точку зрения, что смерть мальчика была случайностью. В конце концов, результаты лабораторных исследований, проведенных в донорской больнице и в «Медик Экосс», показывали высокую совместимость органа с тканями пациента, так что больше говорить было не о чем. Ординатору нужно было думать о карьере.
Дальше в дневнике шло описание того, как Шейла ушла из «Медик Экосс», как заболела, как у нее, а затем у мужа обнаружился рак, и дальнейшего кошмара радио- и химиотерапии. Закончив чтение, Данбар почувствовал себя совершенно опустошенным. Теперь он мог сказать с уверенностью, что Шейла Барнс — женщина, достойная уважения и с честью выполнявшая свои профессиональные обязанности. Несмотря на то, как низко обошлось с ней руководство «Медик Экосс», в дневнике было на удивление мало гнева и горечи в отношении тех, кто предпочел игнорировать заявления медсестры и отмахнулся от них, посчитав
