запись, мы с Мэнди поселились вместе. Наша квартира стала островком стабильности не только для нас с Мэнди, но и для моих знакомых - для Тодда Крю, например. Его группа, Jetboy, на тот момент недавно заключила сделку с крупным лейблом. Каждый раз, когда кому-то был нужен Тодд – его группе, их манагерам, его семье – они звонили на мой номер. Теперь, когда у меня был нормальный человеческий телефон вместо необходимости использовать таксофон, я также мог куда больше звонить домой. Я часто звонил матери, взволнованно рассказывал ей о Мэнди и о тех крепких отношениях, которые, как мне казалось, я с ней строил. «Впервые после Стейси я чувствую, как будто бы нахожусь с девушкой в отношениях, которые могут продлиться долго». Ещё я много говорил с Большим Джимом. Он продолжал писать мне, всегда умудряясь проследить мой очередной адрес, так как я жил как кочевник в течение тех двух лет, прошедших с злополучного поставившего все на места тура в Сиэтл. Во время одного из тех долгих разговоров Джим сообщил мне, что он подумывал о переезде в ЛА – я был сумасшедше рад перспективе иметь рядом ещё одного надёжного друга.
Раз запись Appetite была завершена, нам нужно было заняться чем-нибудь ещё, пока мы дожидались окончания работы над всякими второстепенными вещами - альбом выйдет не раньше июля. Эксл, Иззи и Слэш поехали в Нью-Йорк на сведение альбома, я начал играть на ритм-гитаре в группе Drunk Fux, просто тусуясь с разными приятелями.
Однажды утром, когда Тодд сидел у меня, зазвонил телефон. Это был менеджер Jetboy и я передал Тодду трубку. Разговор долго не продлился – Тодд казался опустошённым, когда положил трубку.
- Что случилось?, спрашиваю я.
- Они меня только что выперли.
- Что блядь ты имеешь в виду?
- Отныне я не басист Jetboy. Они меня выгнали.
- Что? Это всё, что он сказал?
- Он сказал, что они решили, что я слишком много пью и тусуюсь с парнями из Guns N’ Roses.
Тодд был полностью подавлен. Награда за несколько лет упорного труда неожиданно отнята у него в последний момент.
Тогда я был очень зол на Jetboy. В сущности, они выгнали Тодда за то, что он совершенно слетел с катушек. Это разрушило товарищеские отношения, которые были у нас с этой группой. К сожалению, и нам предстояло встретиться с настолько же неприятной ситуацией внутри нашей собственной группы через несколько коротких лет.
На короткий срок Тодд присоединился к Drunk Fux, которая теперь состояла из него на басу, меня на ритм-гитаре, Стивена Адлера на ударке, поющего Дела, и Уэста Аркина на лид-гитаре.
Потом я обратил внимание, что уже несколько дней как не слышал ничего от Джима. До него дозвониться не получалось, поэтому я начал звонить другим сиэтлским знакомым, чтобы разузнать, что случилось. А потом мой телефон зазвонил. Это была девушка Джима. Она плакала - Джим умер от передоза героина. Сначала я не мог в это поверить. Он писал мне письма. Он присылал мне фотографии. Он собирался переехать в Лос-Аджелес. А теперь он был мёртв. О, боги. Моё сердце провалилось. Я чувствовал, как будто у меня изнутри что-то выдрали.
Почему ты не переехал в Лос-Анджелес, до того как это случилось, Джим?
Я полетел домой в Сиэтл на похороны Джима. Все мои прежние чувства относительно героина вернулись: Джо Тутонги, который убедил меня сваливать из Сиэтла тремя годами ранее, выступал на похоронах Джима – и в то самое время, когда он читал некролог по очередной жертве передозировки, сам Джо явно был под кайфом. Увидев на похоронах моего старого друга и соседа по комнате Эдди, я испугался, что он может быть следующим. Было ясно, что он относился к той категории, которую обычно называют наркоманы до гробовой доски. Та категория наркоманов, которые просто не могут остановиться чтобы не случилось – только смерть может избавить их от пристрастия.
Но у нас не было времени сидеть и размышлять о мрачных вещах. Guns N’ Roses направлялись в Лондон на концерт по случаю релиза Live! Like a Suicide EP, выпущенного шестью месяцами ранее, в декабре 1986-го. EP был быстрым и энергичным сборником песен – две наши и два кавера. В то время нам нельзя было иметь ничего – вообще ничего – на виниле. (Кстати, шум толпы в том ЕР был взят с записи фестиваля 1970-х «Texxas Jam» - мы подумали, что это прикольно – поставить на фон шум огромного стадиона, в то время как для нас считалось удачей играть для нескольких сотен.) Но ЕР не пользовался успехом нигде в мире. Кроме, как мы потом узнали, в Британии. Неведомо для нас, там росла группа фанатов и была рада каждой крупице информации и новостей о группе. Когда журнал Kerrang! прислал фотографа в Лос-Анджелес, чтобы снять нас для статьи в начале 1987-го, мы были полностью сбиты с толку. Kerrang! был крупнейшим британским рок-журналом. К нам уже проявляла интерес местная пресса, но Kerrang!? Мы были наполовину убеждены, что кто-то хочет над нами таким образом пошутить, но фотограф появился, и статья была напечатана. Затем лондонский организатор концертов связался с нами и предложил нам сыграть в известном клубе «Marquee» в июне, перед выпуском Appetite. До того момента, единственным местом вне штатов, где я был, являлся канадский Ванкувер, где я играл на панк-концертах с разными сиэтлскими группами в подростковом возрасте. Так что это были хорошие новости. Замечательные. Великолепные.
Английские пацаны были из тех, кто цепляются за одну группу и сильно по ней тащатся. В середине 80-х, такой группой были Hanoi Rocks, восхитительная группа финнов, которые переехали в Англию и писали лучший и грязнейший рок на планете. Когда Hanoi приехали с туром в Америку в 1984, их ударник погиб в автокатастрофе, когда поехал за выпивкой вместе с Винсом Нилом из Motley Crue во время нескольких выходных дней в Лос-Анджелесе, тогда, в декабре. А осенью того года я только-только приехал в Голливуд, и у нас со Слэшем были билеты на концерт Hanoi Rocks, который так и не состоялся из-за той автокатастрофы. Это был невероятно печальный момент для рок-н-ролла, и Hanoi Rocks после этого больше не играли – они вскоре распались.
Но вернёмся к нашему британскому выступлению в июне 1987. После того как билеты на первый концерт были распроданы в рекордный срок, нам добавили ещё один концерт, но билеты на него разошлись так же быстро, так что нам добавили ещё и третью ночь. К тому моменту, когда мы приехали в Лондон, мы были небольшими знаменитостями. Мы обнаружили, что стали “тем самым” – группой, которая была нужна британской молодёжи, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся после Hanoi Rocks. Мы остановились в понедельно арендуемой квартире - она была намного дешевле отеля – и иной раз люди останавливали нас посреди улицы. Они на самом деле знали, кто мы! Это было странное ощущение, даже в таком небольшом масштабе.
Я освоил перемещение в лондонской подземке, называемой “The Tube», потому что каждый вечер, который мы там были, проводились отличные концерты. Однажды мы со Слэшем поехали на Replacements и напились так, что, оказавшись в метро, в итоге сели на поезд, едущий не в ту сторону. Когда мы приехали на конечную, поезда уже прекратили ходить, и у нас не было денег на такси назад. Да и всё равно я не знал адреса, по которому мы остановились. Всё, что мы знали – это как добраться туда от нашей станции. Закончилось всё тем, что мы небрежно ударили друг друга от разочарования и отрубились на станции.
На самом же деле, разумеется, мы приехали чтобы охуенно отыграть. Во время этого периода жизни группы – и с неизрасходованной энергией, накопившейся за полгода мнимого отсутствия выступлений – никто не хуярил рок с таким рвением и насмешкой или с таким же безрассудством и плохими намерениями. Я не выпендриваюсь – мы действительно работали на всех парах. На саундчеке перед первым концертом 19-го июня 1987-го, мы прошлись по одному каверу. Мы играли его только один раз, но каким-то образом наши чувства идеально вложились в эту песню Боба Дилана, и мы дали волю эмоциям. В тот день неожиданно объявился Тодд Крю - он катался по Европе по талону (Eurail pass), который получил по окончании колледжа, но ранее не использовал – и сказал, что его просто унесло той энергией, с которой мы играли эту песню.
Когда мы подошли к «Marquee» первой ночью, чтобы играть собственно сам концерт, нас встретила толпа, заполнившая целый квартал перед клубом. Мы были полностью потрясены тем, что все эти люди пришли на нас. Доверившись оценке Тодда, концерт мы решили закрыть тем самым кавером, который играли на саундчеке тем утром, “Knockin’ on Heaven’s Door.”
Мы тусовались на улице перед «Marquee» после того концерта, а также перед и после двух следующих. Мы трепетали перед тем, как нас встретили.