своих денег. Дерьмо, мы неделями находились в дороге, а я с трудом мог вспомнить свое собственное имя, не говоря уже о том, куда уходят все наши деньги.
Один из моих старших братьев, Марк, был финансистом в компании Boing, он действительно знал все тонкости капиталовложения. Я попросил его заглянуть в мои бумаги. «Здесь даже мне сложно все отследить», сказал он, «а ведь у меня есть степень магистра бизнес-администрирования (MBA). Меня еще ничто так не ставило в тупик».
Это было нехорошо. Мне нужно было сразу обращать на это внимание. Еще мне нужно было найти место, куда бы вложить часть денег, которых я заработал. Я не мог вот так взять и оставить все на своем счету в банке.
Впервые я попытался разобраться в делах, мы с Марком все обсудили, он помог мне найти специалиста по инвестициям в Сиэтле. Мы начали просматривать доступную открытую информацию о компаниях, чьи акции нас интересовали, их годовую отчетность. Вы можете увидеть, как компания себя зарекомендовала, и чем – на начальном этапе – она собирается заниматься. Все это может показаться простыми вещами, на самом деле, оказалось, что просто просматривать подобные документы, пытаться разобраться в них, давало нам преимущество перед многими людьми.
Я купил несколько перспективных акций. Все в Сиэтле покупали акции Starbucks (американская компания по продаже кофе), поскольку этот бренд быстро развивался. Тогда их магазинов еще не было так много как сейчас, но продукция компании пользовалась большим спросом в Лос-Анджелесе и Сан- Франциско, и вроде парочка магазинчиков открылась еще и в Нью-Йорке. В их кофейни выстраивались целые очереди. Люди шли туда. Мы думали, что это были краткосрочные инвестиции, Starbucks пока еще не настолько быстро развивались. Также я купил акции Microsoft. Чуть позже я приобрел Amazon. Было классно начать инвестировать в 1990-х, это связывало меня с Сиэтлом. Я загорелся идеей инвестирования нескольких компаний, и так получилось, что они были в моем родном городе. Кроме того, это оказались самые прибыльные акции следующего десятилетия или что-то в этом роде.
В конце 1994 мне позвонил Эксл, и мы говорили о планах насчет группы, пытаясь выяснить, что делать. Беседа продолжалась больше часа. Мы начали обсуждать достижения GN’R – то, о чем все прежде молчали. Мы говорили о наших творческих успехах, о том, как мы видим нашу группу, и почему наши видения так расходятся. Мы говорили о том, как группа превратилась в семью, как эта семья начала свой бизнес, и как этот бизнес достиг глобальных масштабов. Мы проделали долгий путь со времен Gardner Street.
Мы никогда не садились и не говорили: «Смотри, что мы сделали». Я сказал: «Я знаю, нас нельзя назвать самой сплоченной группой или что-то типа того, ведь мы никогда даже не обедали вместе и не пожимали друг другу руки».
«Ты знаешь», сказал Эксл, «а ведь ты прав, но мы могли бы попробовать».
Нужно было трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию, но теперь мне было настолько грустно, что мы не поддерживали друг друга и не поздравляли – наедине, без руководства или других членов нашей команды. На данный момент были только Эксл, Слэш и я, но все равно это имело бы большое значение. Это могло бы привести к чему-то еще, что мы могли бы сделать вместе: подвести итоги тому, как сейчас обстоят дела, оглянуться назад и вспомнить, что, несмотря на центробежные силы, которые все больше и больше отделяли нас друг от друга, в начале нашего пути мы были друзьями.
«Мы никогда не должны это забывать», сказал я.
Эксл определенно поддерживал меня, но я так и не собрал нас вместе для разговора. Так или иначе, было уже слишком поздно. Нужно было это сделать, когда вышел фильм Interview with the Vampire (Интервью с вампиром), саундтреком к которому была песня Rolling Stones “Sympathy for the Devil”. Guns N’ Roses делали на нее кавер-версию. К треку было добавлено гитарное соло Пола Хьюджа, друга детства Эксла, что сильно взбесило Слеша.
Но было что-то еще, что мешало мне исправить ситуацию. Мои панические атаки, наконец-то, прекратились, мне нравилось быть самим собой, появилась уверенность в себе, я становился взрослым; Я скинул лишний вес, у меня появилось чувство спокойствия, я был сосредоточенным; Я уже долго не пил. Мне нравился тот человек, которым я стал. Мне удалось это сделать – или мне так казалось. Меня осенило, что, возможно, я определял себя через восприятие других людей. Другими словами, я верил в обман. Я больше не был Даффом – королем пива. Был ли я все еще Даффом – из – GN’ R или Даффом – панк– рокером? Мне больше им не придется быть. Эти определения подходили для подростка. Может быть я, наконец, повзрослел; я был рад, что годы моей нестабильной юности были позади. Несмотря на то, что я защищал Ганзов, меня осенило: группа больше не была такой важной частью моей жизни.
Новый год я решил отпраздновать в дали от всех на Гавайях. Я не взял с собой велосипед, но хотел продолжать заниматься, поэтому начал бегать по пляжу. В какой-то момент я заметил, что цепочка и замок – которые я носил на шее, с тех пор как Ганзы подписали свой контракт – брякают у меня на груди.
Бряк, бряк, бряк.
Черт, это сильно раздражало.
Кстати, почему я ношу эту вещь? Как дань уважения Сиду Вишесу? Чтобы нести его крест и защищать панк? Вот кем мне нужно было считать себя?
Чушь собачья.
Я нашел человека, который подстригал газон на территории гостиницы, где я остановился.
«Эй, мужик, у тебя есть резак?»
«Конечно», сказал он. И жестом показал, чтобы я шел за ним.
Он отвел меня в ремонтную мастерскую, пошарился внутри и вытащил набор резаков.
«Ты можешь это срезать?», спросил я, показывая цепочку на шее.
Он пожал плечами. С ухмылкой на лице, он зажал цепочку между лезвиями резака. Я отклонился в другую сторону, и он разрезал цепь на две части, с силой надавив на ручки.
Я бы хотел сказать, что выбросил цепочку в Тихий океан и смотрел, как часть меня плавно погружается на дно, но все было иначе. Я бросил ее в мусорный контейнер за ремонтной мастерской, сказал спасибо и на этом закончил свою пробежку.
Глава 44
В ЛА Дом Чемпионов находился в постоянном движении из-за профессионалов по кикбоксингу, готовящимся к боям в штатах и за рубежом. Когда они увидели, что я был целиком посвящен тренировкам и что я не был какой-нибудь избалованной рок-звездой, они начали помогать мне с моими тренировками с Бенни. Я начал проводить технические спарринги с некоторыми из этих парней и увидел скорость, с которой я, как ожидалось, должен быть состязаться. Окей, взял это на заметку.
Сенсей Бенни стал для меня как отец, и я никогда не называл его иначе как по титулу, будь мы в додзё или за его пределами. Не потому, что он этого требовал – он даже специально говорил, что я мог обращаться к нему менее формально вне зала – а потому, что я почувствовал, какую важную роль он играет в моей жизни. Он был учителем; он заслуживал другого уровня уважения. И по сей день, я называю его «сенсей». После нескольких месяцев тренировок один на один с Бенни, мы начали работать вместе с другим парнем в зале по имени Майкл Мортео. Майкл, как и Бенни, был поразительно спокоен. Он начал обучаться боевым искусствам с пяти лет. Майкл также был сенсеем, и когда он проходил по додзё, то ученики поворачивались и поклонялись ему в знак уважения. Но Майкл был моего возраста, и чем дольше мы работали вместе, тем больше я воспринимал его как друга. Тем не менее, я редко делился личным с Майклом, поскольку всё, что ему было важно – это работа. Все разговоры были о том дне, том моменте, том ударе.
Иногда Бенни велел нам с Майклом спарринговать наверху, при этом моя нога была привязана к ноге Майкла. В то время я имел устойчивый инстинкт “бей или беги”, но связанный со своим противником, убегать я уже не мог. Таким образом, мне приходилось драться на близком расстоянии. Я уставал, я получал удары, я хотел упасть. Майкл провел несколько хороших выпадов – хоть это и был технический спарринг, где удары наносятся не в полную силу, это было больно. Тем не менее, пропущенные удары составляли
