В эту минуту я на что-то отвлеклась и посмотрела в сторону дома.
— Это Мэтт, — сказал Питер. В его голосе прозвучали нотки недовольства.
В моем животе, напротив, запорхали бабочки, хотя, возможно, это было лишь последствием катания на качелях. Я не была уверена. Знала лишь, что Мэтт пришёл, и сейчас мы здорово повеселимся.
Он побежал в нашу сторону, рассекая воздух, как самолет, и свистя, как торпеда.
Питер отошёл с дороги.
— Меня подстрелили! Я падаю! — Мэтт прижал ладонь к груди и рухнул на траву. Он несколько раз перекатился и замер, лежа навзничь, раскинув руки в стороны, прямо у моих ног. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами.
Питер тихо хихикнул и покачал головой, пока я смотрела на Мэтта и хохотала как сумасшедшая.
— Ты чокнутый.
Мэтт открыл глаза и улыбнулся мне. Его глаза не были похожи на глаза Питера. Они были глубокого синего цвета, совсем как октябрьское небо.
— Точно сойду с ума к завтрашнему вечеру, — согласился он. — Мистер Хьюберт доведет меня до безумия, я знаю.
Питер протянул ему руку и помог подняться.
— Ну, только не беси его. Просто делай, что он говорит.
— Ты же знаешь, я так не умею. — Мэтт убрал травинки со своей джинсовой куртки.
Ощутив внезапный прилив энергии, я вытянула ноги и отклонилась назад, пытаясь раскачаться. Мэтт слегка подтолкнул меня раз, потом ещё раз и ещё, до тех пор, пока я не начала взлетать очень высоко.
— Выше! — кричала я.
Мэтт начал толкать сильнее. Веревка скрипела по толстой ветке. Листья тряслись и дрожали.
— Спорим, я смогу раскачать тебя так, что ты достанешь до верхушки!
Питер окинул взглядом веревку.
— Лучше притормози, — предупредил он. — Ветка скоро сломается.
— Вовсе нет, — возразил Мэтт.
— Вовсе да.
Мэтт поймал покрышку и остановил меня.
— Тогда пойдем к озеру, — сказал он. Опустил глаза и заметил травяное пятно на колене. — Черт, отец меня убьет.
— Хочешь, принесу тряпку? — предложил Питер.
— Не-а. Всё равно. Как вы? Хотите пойти?
Питер ответил за нас обоих:
— Нам не разрешают ходить к озеру после ужина.
Туда нужно было идти десять минут через лес, и наши родители строго запрещали нам делать это вечером. Только днем.
— Да ладно, пойдем, — уговаривал Мэтт. — Родители Коры и мой папа знают, что мы здесь, а ты можешь сказать маме, что мы пойдем во двор к Коре. Они никогда не узнают, где мы были на самом деле.
Это было так. Наверное, они не узнали бы, и я очень хотела пойти. На улице было безветренно. Вода, должно быть, блестела как зеркало.
— Сегодня последний день каникул, — осторожно напомнила я.
Питер твердо заговорил:
— Нет. Это неправильно. Наживем себе неприятностей.
— Не наживем, если родители ни о чем не узнают, — возразил ему Мэтт.
— Но ведь могут и узнать, — ответил Питер.
Мэтт пожал плечами, а затем забросил ноги на ветку и повис вниз головой. Кончики его волнистых волос касались травы.
— Моему папе в любом случае все равно.
Я с ним не согласилась. Мы с Питером могли бы получить нагоняй, а Мэтту в такой ситуации точно быть битым.
Но об этом никто не говорил, потому что отец Мэтта воспитывал детей один. Он овдовел, когда Мэтту было семь. Мать Мэтта упала с лестницы и сломала шею. Об этом ходило много слухов. Говорили, что её лицо смотрело в обратную сторону.
Мой отец работал городским врачом, и именно ему пришлось осматривать её, когда скорая помощь привезла тело в больницу, но он об этом никогда не заговаривал. Долгие годы после той трагедии мне снились кошмары, потому что мать Мэтта была очень красивой, с длинными черными волосами, красной помадой и вечно улыбающимися огромными голубыми глазами, обрамленными длинными ресницами.
— Так мы идем или нет? — спросил Мэтт, все ещё цепляя волосами траву.
— Нет, — сказал Питер. — Завтра в школу.
Мэтт качнулся вперед и спрыгнул, встав на ноги.
— Жалко, потому что сегодня прекрасный вечер. Готов поспорить, что в озеро сейчас можно смотреть, как в зеркало.
— Вот так мы и жили, Софи. Мэтт и Питер были моими лучшими друзьями. Теперь я понимаю, что была связующим звеном нашего трио. Сомневаюсь, что без меня они бы дружили. Слишком разными людьми они были.
Спустя примерно два года я после ужина готовилась к экзамену по математике и через час корпения над задачами решила, что полностью готова.
Я закрыла учебник и потерла уставшие глаза, затем встала с постели и подошла к открытому окну подышать свежим соленым морским воздухом. Вдалеке солнце уходило в море и казалось, что на горизонте вода кипит. Я наблюдала, как по гавани курсировала парусная яхта, и желала сейчас оказаться на лодке отца вместо душной комнаты.
Внезапно мой взгляд привлекло знакомое красное пятно на пляже. Мэтт в осенней куртке и джинсах сидел там один. Без сомнения, писал рассказ.
Я вздохнула. Ему больше, чем остальным нужно было готовиться к экзамену. По этому предмету он катастрофически не успевал и ненавидел его.
Отвернувшись от окна, я потянулась к синему кашемировому свитеру и натянула его, уже спускаясь по лестнице. Минуту спустя я уже пересекала пляж и взбиралась на скалы.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я, отмечая небольшой блокнот на его коленях и ручку в руке. — Тебе нужно заниматься. — Я поправила юбку и села рядом с ним.
— Я пробовал, — объяснил он. — Но через пятнадцать минут подумал, что голова готова взорваться.
— Настолько всё плохо?
— Ага.
Мы молча посмотрели на воду.
— И вместо учебы ты пришёл сюда. Вряд ли я могу тебя винить.
Из гавани подул легкий ветерок. На берег накатывали мягкие ленивые волны, пузырящиеся пеной, заливали темный песок и отбегали назад.
Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, вбирая в себя знакомые прибрежные запахи, ставшие частью моей жизни: соли и водорослей, мокрых камней и выброшенных на берег ракушек и медуз.
— Хорошо, что ты схватываешь всё на лету, — сказал Мэтт, опираясь запястьем на колено. — Ты всегда хорошо успеваешь в школе, получаешь отличные оценки. Хотел бы я тоже быть таким умным. Возможно, тогда папа относился бы ко мне лучше.
— Ты и есть умный, Мэтт, в тех сферах, в которых я ничего не понимаю.
— Например?
Я посмотрела на его блокнот. Мэтт тоже бросил на него взгляд, а затем закрыл его.
