Она была примерно одного возраста со мной.
Зная, что маме потребуется время, чтобы одеться и накраситься, я решила подойти поближе и поздороваться. Спустилась с крыльца и перешла улицу.
— Доброе утро! — жизнерадостно поприветствовала меня незнакомка. Поднимаясь с колен, она прижала руку к верхушке шляпы и улыбнулась мне. Женщина была потрясающе красива: длинные черные волосы, кремовый цвет лица, полные губы и голубые глаза.
Я протянула руку.
— Привет. Я дочь Коры, Софи. Мы раньше встречались?
Все ещё улыбаясь, женщина сняла садовые перчатки. Она шагнула вперед, чтобы пожать мне руку, и я заметила два пятна грязи на коленях её джинсов.
— Нет, но мы с Корой очень близки.
Я кивнула и задумалась: «Какого мнения она обо мне?». Конечно, она знала, что я много лет не видела мать.
— Я Кэтрин, — представилась она без малейших признаков смущения. — Чудесно наконец-то встретиться с тобой.
— Я приехала только сегодня утром.
Она фыркнула:
— Знаю. Я копалась в саду, когда ты проходила мимо.
— О.
Я её даже не заметила. Была, наверное, слишком поглощена собственными заботами.
— У тебя глаза матери, — заметила она с теплотой в голосе, которая ослабила напряжение в моих плечах и шее.
— Расцениваю это как комплимент. — У моей матери красивые глаза.
Я указала на клумбу у наших ног.
— Я не специалист, но не рано ли вы начинаете?
— Ни в коем случае, — ответила она. — Земля мягкая, солнце светит. Как раз вовремя.
— Боюсь, что не слишком разбираюсь в садоводстве. Я живу в Нью-Йорке.
Она взяла меня под руку.
— Это не оправдание, дорогая. Хочешь, проведу экскурсию?
— Эээ… — Я оглянулась на дом матери. — Думаю, у меня есть время. — Я последовала за Кэтрин к клумбе у забора.
— Здесь я думаю посадить пятьдесят подсолнухов, — объяснила она. — Это мои любимые цветы, но они расцветают только ближе к концу лета, поэтому я ещё посадила здесь несколько луковиц ирисов. А вот здесь моя самая большая хоста[17]. К середине лета она станет поистине огромной.
Мы обошли дом полностью, и Кэтрин описывала каждую клумбу, украшая повествование яркими и красочными подробностями. Это была полноценная экскурсия по саду — хотя я не видела ничего, кроме мокрой земли.
Мы снова вернулись к фасаду дома, и я попыталась как можно живее выразить свой восторг:
— Сад будет очень красивым. Хотелось бы мне оказаться здесь, когда все расцветет, но к тому времени я, наверное, уже уеду.
— Домой?
Я кивнула, намереваясь скрыть тот факт, что как только в голову закрадывалась мысль о возвращении на Вашингтон-сквер, мои внутренности сжимались от ужаса.
Жизнь там была мучительной.
— Ну… — Кэтрин запнулась. — Когда у тебя есть жизнь, к которой необходимо возвращаться…
— У меня? — горько фыркнула я. — Боюсь, у меня и жизни-то особо нет, неважно, здесь или в другом месте.
О боже, неужели я и вправду произнесла это вслух? Как настоящая плакса.
— Твоя дочь… — сочувственно кивнула она. — И муж. Мне очень жаль, Софи.
Она знала обо всём.
Я глубоко вдохнула и выпустила воздух, и испытала благодарность хотя бы за то, что мне не придется объяснять, почему моя жизнь напоминает потерпевший крушение поезд.
И как приятно встретить человека, который говорит правду, а не притворяется, что всё хорошо, когда на самом деле это не так.
Я опустила глаза на влажную землю сада.
— Очевидно, мама рассказывала вам о постигших меня неудачах.
— Неудачах. Чертовски незначительное слово для описания того, что тебе пришлось пережить. — Она сняла шляпу. — И да, матери всегда следят за тем, что происходит в жизни их детей. Как и бабушки.
Я грустно улыбнулась:
— Об этом мне не известно. Я никогда не знала ни одной из своих бабушек. Обе умерли ещё до моего рождения.
— У тебя же есть сестра, верно?
— Да.
— И вы с ней близки?
— Да.
— Тогда это можно считать благословением.
Я просто кивнула.
Мы тихо постояли несколько секунд, греясь на солнышке, а затем пошли дальше по двору. Кэтрин показала мне грядку, которую собиралась засадить ревенем.
— Думаешь, ты когда-нибудь вернешься к работе? — спросила она. — Я раньше читала твои статьи в «Нью-Йоркере». Ты отлично пишешь.
Я удивилась, услышав эти слова. Прошли годы с тех пор, как кто-то упоминал мою работу.
— Спасибо. Лестно слышать такие слова. — Я замолчала. — Забавно… Иногда кажется, что я жила в чьей-то чужой сказке. — Потому что та жизнь была другой, и теперь ушла навсегда. — По правде говоря, — призналась я, — я не чувствовала себя готовой вернуться к работе или вообще чем-то заняться. С тех пор как Меган…
Кэтрин коснулась моей руки:
— Я прекрасно понимаю тебя, Софи.
— Правда? — Я вглядывалась в её глаза в поисках ответов. — Майкл был готов сразу же двинуться дальше. Он хотел ещё одного ребенка. Говорил об этом прямо перед смертью Меган. Я помню, как гадала, есть ли у него сердце. Спрашивала себя: «Кто этот мужчина, за которого я вышла замуж?», но теперь задумываюсь о том, что, может быть, именно у меня не было сердца? Что оно умерло вместе с Меган, потому что тогда я совсем замкнулась в себе. Я не виню Майкла за то, что он ушёл.
Слова лились слишком быстро. Они были похожи на мелкие шарики, разлетающиеся в разные стороны. Мне хотелось броситься за ними вдогонку.
В этот момент с другой стороны улицы раздался крик мамы:
— Привет!
— Доброе утро! — Кэтрин многозначительно посмотрела на меня, и я поняла, что она услышала всё, о чем я говорила, и считает это нормальным. И всё будет хорошо.
Она помахала маме.
— Я как раз показывала Софи мои цветы!
Пытаясь взять себя в руки, я посмотрела на землю. «Цветы, как же».
— Не думаю, что она поняла, какие из них какие, — усмехнувшись, добавила Кэтрин.
— Поняла? — рассмеялась я. — Неужели их так сложно различить?
Кэтрин обняла меня за талию и нежно прижала меня к себе.
— Цветы могут многому научить нас, особенно когда невидимы, как эти, которые прячутся в земле. — Она вывела меня со двора на улицу. — А теперь возвращайся к маме. Она давно тебя не видела, а я знаю,
