скупщик и не только его знакомцы роются в старых развалинах. Вот и добыча прошлой ночи, видимо, досталась в свое время кому–то другому из старателей. Другому перекупщику, другому купцу, а потом оказалась у барона Ронбайса.
Когда Хитрец при разделе награбленного рассмотрел внимательнее серебряный череп, он понял, что в качестве своей доли возьмет только его. Хотя на раздел добычи была выставлена золотая ваза и золотой, прекрасно сделанный кубок. Тоже, наверное, доставшийся барону от старателей. Сегодняшние мастера по золоту не умеют делать такие красивые вещи. Всё у них получается топорно и неприглядно.
Когда он выбрал череп, его подельники не смогли удержаться от удивления и радости: разве можно сравнивать золото и серебро? А ваза и кубок были массивны, и каждый из этих золотых предметов был дороже серебряного черепа. Радуйтесь, глупцы, радуйтесь. Только таких или похожих ваз и кубков в Атлантисе было много, а вот серебряный череп, действительно, редкость. Никто о похожем не слышал. Настоящий ценитель заплатит за него столько же, сколько стоят ваза и кубок вместе взятые, если, даже, не больше. Вот и получается, что его подельники глупцы.
А барон Ронбайс тоже такой же глупец. Кто же столь ценные вещи оставляет под присмотром всего двух солдат? Хотя, надо признать, солдаты неплохие. Четырех его парней уделали. И еще положили бы нескольких, если не этот мальчишка с арбалетом. Надо будет присмотреться к нему повнимательнее. С тридцати шагов засадил болтом прямо в сердце и даже глазом не моргнул. И умен. И смел, не каждый осмелится так смотреть ему в глаза. А этот смотрел. Изучающе, с каким–то странным интересом.
Хитрец оставил в покое серебряный череп и решил, что пора ложиться спать. Выпил перед сном бутылку хорошего эля, сваренного гномами и купленную за целых две серебрянки — стоимость жизни того безрукого мальчишки, которого выкупил у стражников этот Сашка. Немного поворочался и вскоре заснул.
Проснулся Хитрец в холодном поту. Такого с ним никогда не было. Какой же дурацкий сон ему приснился! Раньше, если и снилось, то тут же, по пробуждению, забывалось. Оставались какие–то крохи размытых воспоминаний. А здесь он до сих пор отчетливо помнил весь свой сон. Он, Хитрец, прячется поочередно во всех своих убежищах, часть которых вообще никому не известна, а Черный Герцог все равно находит его убежище. В самом конце сна его хватают и волокут к Черному Герцогу. Ну, надо же, что за дурацкий сон! И вообще, причем здесь Черный Герцог? Еще можно было бы понять, что это был бы герцог Гендована, отправивший к храмовникам всю молодую поросль бандитского дна этого города.
Весь оставшийся день и затянувшийся за игрой в кости вечер Хитрец не мог отделаться от навязчивого сна. Он выпил пять бутылок эля, не гномьего, а обычного, неважно сваренного, зато дешевого. Но от этого только разболелась голова, а настроение лишь ухудшилось. Менять место ночлега Пиявка не стал. Уже глубокой ночью он ввалился в дом, кое–как зажег свечку, чтобы раздеться. Его взгляд упал на серебряный череп, и от этого ему стало еще хуже. Надо будет его завтра хорошенько спрятать, а то, не ровен час, кто–нибудь приделает черепу ноги. В другой раз он только рассмеялся бы такой шутке, но теперь лишь озлился.
Проснулся Хитрец на рассвете и снова в холодном поту. Правой ноги он совсем не чувствовал. Он вспомнил сон и похолодел. Со страхом взглянул на край лежанки и облегченно выдохнул. Обе ноги были целыми и невредимыми. Тогда почему он не чувствует правой ноги? Хитрец нагнулся, протянул руки и испуганно отшатнулся, нога была холодная, как ночной мрамор. И он окончательно вспомнил сон. Ужасный сон.
Хитрец висел, привязанный за руки перед человеком. Почему–то он был уверен, что этот человек Черный Герцог, хотя вчера он не разглядел во сне его лица. Но это был он, зловещий пиренский герцог. И Хитрец висел перед ним, а ноги болтались перед открытым ящиком, на дне которого сидела большая и голодная крыса. Сидела и посматривала на его ноги. А затем Черный Герцог дал сигнал человеку, стоящему за спиной Хитреца, тот стал опускать веревку, а Хитрец опускаться вниз. Он попытался согнуть под себя ноги, но это не удалось, они не сгибались из–за планки, привязанной к коленям. Крыса выжидательно замерла, он даже почему–то видел один ее блестящий глаз. Затем крыса подпрыгнула и впилась Хитрецу в ступню правой ноги. Он дико закричал, а крыса с остервенением стала рвать его ногу, кровь из которой была фонтанчиком. И в этот момент Хитрец проснулся.
Что за ужасный сон, мучающий его уже второй день? Может быть, это от эля? Надо будет пока прекратить пить, так ведь можно и допиться.
Следующие несколько ночей к облегчению Хитреца прошли спокойно, ему вообще ничего не снилось, и он почти успокоился. В один из вечеров, сидя с подельниками, речь зашла о том мальчишке с арбалетом, Сашке. Арбалет, между прочим, стоит недешево, откуда он у него? Хитрец задал этот вопрос Пиявке, на что тот сказал, что мальчишка, оказывается, зарезал хаммийского купца Абсана. Такого мелкого и худосочного пальцем можно перешибить, а туда же, в убивцы пошел. Так просто взял и зарезал уважаемого купца, как будто комара прихлопнул. Действительно, шустрый мальчик. Что же с ним делать. Задача!
Ночевать Хитрец пошел снова в свое старое убежище. Но вначале достал из тайника серебряный череп и долго на него смотрел. Какой мастер его сделал, и в какие времена? Или это работа гномов? В этих размышлениях Хитрец не заметил, как задремал. Во сне ему почему–то приснился Пиявка. Тот ходил вокруг дома, где спал Хитрец и умоляюще кричал, просил, чуть ли не требовал отдать ему серебряный череп. Отдать в качестве компенсации за какой–то медальон у него украденный. А рядом стоял мальчишка с арбалетом и целился в серебряный череп.
Когда Хитрец проснулся, сон не исчез, не забылся, а помнился как наяву. Опять повторяется? Но те сны были с какими–то кошмарами. До утра Хитрец, промучившись, так и не заснул, а ранним утром пошел за город. Весь день он провел на речке, на пару раз отлучаясь в близлежащую харчевню. К вечеру, отдохнувший и посвежевший, Хитрец у входа в дом столкнулся с Пиявкой. Тот был явно не в себе.
— Что там у тебя?
— Обокрали меня, Хитрец. Тайник вскрыли, золотишко унесли.
— Только золото? — упавшим голосом спросил Хитрец? Он надеялся на утвердительный ответ Пиявки, но понимал, что сейчас тот скажет совсем иное.
— Безделушки были, пара кинжалов.
— Что за безделушки? — всё еще с надеждой спросил Хитрец, но вся его суть уже понимала, что Пиявка скажет о медальоне.
— Да колечки всякие, медальон…
— Что за медальон? Откуда?
— Да давненько я его взял. Снял с одного мальчишки. Ничего особо ценного в нем нет. Простая позолота, цепочка серебряная.
— И что ты от меня хочешь? Компенсацию?
Пиявка просто опешил.
— Ты что, Хитрец?! Я просто пожаловаться пришел, горе свое сообщить. Сейчас буду искать этого гада. Уже перекупщиков известил. Как только что появится из украденного, сразу мне сообщат.
— Ну, ладно. Ты иди, у меня здесь еще дела.
Зайдя в дом, Хитрец бросился к тайнику и снова достал череп. Что же это такое? Вещий сон! Почти вещий. Откуда ему было знать про медальон у Пиявки? И про то, что его обворовали? Правда, Пиявка не требовал компенсации, но это на словах. Как бы Пиявка его самого пограбить не решился. А мальчишка с арбалетом? Он здесь причем? Вещий сон… А первые два, с Черным Герцогом? А если и они вещие? Хитреца всего передернуло.
Тут ему вспомнились разговоры про барона Ронбайса. Тому тоже снились странные сны. И эти сны сбывались. Хитрец осторожно, как ядовитую вещь, положил серебряный череп на стол и смотрел на него с опаской и неприязнью. Неужели все эти сны из–за черепа? Точно, гномы его сделали, лишь бы напакостить людям. Хитрецом его назвали не зря. Скольких он пережил, а все потому что он осторожный, сломя голову без разбора никогда вперед не лез. Вот и сейчас он лихорадочно обдумывал ситуацию. Если сны вещие, то за ним охотится или скоро будет охотиться сам Черный Герцог. Найдет, схватит и отдаст на корм крысам. Бежать? Наверное, но не сломя голову, подготовиться надо. Он все равно думал это сделать в будущем. Считал, что еще рано, но, видать, судьба настала.
А что делать с черепом? Продать купцу? Но тогда он уже не увидит вещих снов и не узнает об опасности. Но с другой стороны обладать таким артефактом ой как опасно. Как только узнают, тотчас же
