виде DVD, его запись 2007 года «Турист» бесспорно отдает предпочтение визуальному потенциалу перед слышимым. Копеечные, дореволюционные владивостокские открытки оживают в цветущих клумбах, бумажных танцовщицах в стиле Базби Беркли и других предметах. Стирается грань между одушевленностью и неодушевленностью: воплощается потенциал. В середине этого видеорассказа мужская и женская руки, снятые крупным планом, флиртуют по клавишам рояля. Вызванные ими ноты порождают дальнейшие — видимые — метаморфозы. Превращениям нет предела.
Дешевые, беззаботные и провинциальные мультики Чубыкина радостно знаменуют сам акт метаморфозы при полной неспособности документального кино воплотить (т. е. назвать и поэтому остановить) ускользающую истину потенциала. Эта дилемма ощущается особенно ярко в клипе Земфиры на песню «Почему?».[255] Он состоит из передержанных, плачевно любительских и нелестных для артистки кадров, граничащих с самоуничижением. Все снято нарочито уродливо. Вот Земфира сидит, развалившись в кресле, а на лбу красуется кусочек липкой ленты с надписью «СМЕШНО». Все так и есть, поскольку принимать понт или мажорство поп- и рокументальных клипов и фильмов всерьез невозможно.
Лучшим признанием или открытием этого двойного поражения стали недавние «Хроники преступлений» от дуэта «Чи-Ли». Фильм беспощадно высмеивает прайм-таймовые документальные «экспозе», надеющиеся раскрыть истинную личность звезд. Вначале DVD-камера тайком вносится в ночной клуб, где группа «Чи-Ли» бесстыдно (или «криминально») поет под фанеру. На самом деле дуэт совсем отсутствует — и слышимо, и визуально. Их места занимают старуха, чернокожий танцор и трансвестит. «Кто эта певица на самом деле?!» — возвышенно спрашивает закадровый голос, а затем предполагает, что она может быть либо дочкой чилийского шпиона, либо марсианкой. Шутка получается несмешной, так как ситуация не такая уж забавная. Выход из этого можно найти лишь в самых неожиданных местах. Где неуспешный понт и выпендревание воспринимаются как настоящее преступление.
Между крайностями беспросветных претензий популярной музыки на аутентичность и/или революционный потенциал спокойно существует знакомая, не особо удобоваримая традиционная эстрада. Это то, что по-английски называется «middle-of-the-road» (MOR): «середина дороги». Шансон причисляется к этому несмелому мейнстриму. Хорошим (и хорошо профинансированным) примером отношения непредприимчивой, мейнстримовой эстрады к документальному кино служит концертная запись Михаила Шуфутинского «Пойду однажды по Руси». В качестве театрального зрелища он не предлагает ничего, кроме полного отсутствия новизны. Спать хочется. В установках DVD, однако, имеется выбор разных точек зрения на сцену. А вот это уже интересно. К тому же есть очень подробный комментарий, обширное интервью и даже возможность с помощью нажатия на специальную кнопочку посмотреть, что одновременно происходит за кулисами и в гримерке. Только вида на туалет не хватает! Обещая показать то, чего «вы никогда не видели», дистрибьютеры важно и гордо объявили «уникальное кино, не имеющее аналогов на отечественном рынке и превосходящее по набору дополнительных функций подавляющее большинство западных концертных дисков». Понт непростительный, но поставим пятерку за удачную попытку!
Все такие функции и их бесчисленные комбинации помогают оживлять или продуктивно усложнять то, что Шуфутин-ский называет «живым, нормальным действием» концерта.
Поскольку такие радикальные идеи исходят от весьма консервативного певца (хотя и при щедром спонсорстве «Славянской» водки), естественно задуматься, оставляет ли традиционная эстрада или шансон место для каких-либо славных неожиданностей?
Стоит начать с мифологизированного представителя жанра Михаила Круга, убитого в родном городе Твери в 2002 году. Долгое расследование этой ситуации уже дало несколько фильмов, включая «Убийство по законам жанра» (2006). Эта документальная картина добавляется к таким более ранним и добрым портретам, как «Просто Михаил Круг» (2005) или «Лучшие песни» (2006). Самая любопытная теория, связанная с убийством, заключается в том, что Круга убрали «по понятиям». По воровскому закону только те, кто сидел, могут петь о своем опыте и к тому же исключительно другим экс-заключенным. Круг сам никогда не сидел и поэтому представил воображенную, «ошибочную» реальность бесконечным и беззубым зрителям. За то, что он подтолкнул ограниченную реальность в сферу воображаемого потенциала (в фантазию или виртуальность, где мы не знаем, что будет), — его и убрали. За понты.
Вне песенной среды нельзя было назвать жизнь Круга рискованной. В документальных монтажах, когда его просили рассказать «побольше» о личной жизни, он просто перечислял достаточно скучные детали из собственной биографии в хронологическом порядке. Во всех анекдотах, действие которых происходит в Твери, он опять же перечисляет здания и улицы города, как будто вся телевизионная аудитория знакома с местностью. Он повторяет — раз за разом — местную правду для местной аудитории.
Когда личные интересы или взгляды Круга затрагивают крупные исторические темы, его слова делают все те же мелкие, если не мертвые, петли. Точно так же он верил, что никакой жанр не выражает «правду» российской действительности лучше, чем узкий жанр блатной песни с его неизменными стилистическими ограничениями. Он был и остается единственным стилем, по его словам, которого «заслуживает» Россия — страна, где каждый второй либо сидел, либо будет сидеть. Жанр блатной песни или шансона с его консервативностью и повторами сформирован точно по образу и подобию самой страны: «В истории России всегда были повторяющиеся “моменты”, обнаруживающие суть страны, например после революции, когда Керенский выпустил своих птенцов… или в данный момент, когда у государства нет твердой руки». По мнению Круга, если власть портит человека, то безвластье — народы.
Суровый манихеизм Круга противодействует патрицианскому абсолютизму или понтовому мажорству Гребенщикова, даже неубедительным речам о «надежде» со стороны (уже денежных!) Валерии и Маликова; он допускает низкий уровень самоопределения среди повторяющихся ограничений. Круг поет о людях, вынужденных несправедливо сидеть в тюрьме, о цыганах, которым суждено кочевать, но зато он постоянно ссылается на надежду своих героев, на их потенциал. В песнях Круга вечное цыганское бродяжничество не кончается (т. е. не кончается плохо): у него нет лимита. У этого бродяжничества (вспомним наше определение русского ландшафта) «есть потенциальные направления, а не дороги». Именно эта философия роднит блатную песню с шансоном: оба жанра, естественно, часто звучат одинаково из-за своего музыкального консерватизма, но их несомненное сходство отражает и мировоззренческую общность.
Кроме Круга, есть и другие примеры. Дебютный альбом «Калина» певицы Рады Рай вышел в апреле 2008. Верные фанаты нынешнего шансона немедленно начали сомневаться в правильности выбора народной песни для титульного трека. И впридачу «Калину» уже записывали много раз Лидия Русланова, Людмила Зыкина, Валентина Толкунова, Надежда Бабкина и т. д.
У куста калины около реки спрашивается: «Как попала она сюда?» Оказывается, что давным-давно «парень бравый прискакал», полюбовался кустом, а «потом с собой забрал». Желая посадить куст у себя саду, он его «не довёз, а в поле бросил», решив, что дома куст пропадет. Сам факт, что куст умеет разговаривать, мало кого удивляет.
Брошенная калина вталкивает свои хрупкие корни в землю… и выживает. Употреблять или злоупотреблять подобной тематикой непоколебимой жизнестойкости с самыми разными идеологическими целями — дело немудреное. Одна советская вариация даже добавила строфу об уважении к кусту со
