Рядом вырыли пруд для разведения рыбы, поставили курятник, выделили место для ткацких станков и швейных машин. Я хотела, чтобы дом радовал глаз, и мы вместе разбили цветники. Семечко похоже на маленькую девочку: поначалу оно крошечное и вроде бы никчемное, однако если за ним как следует ухаживать, вырастает в прекрасный цветок.
Теперь в центре шестьдесят девочек. Когда мы вытаскиваем из борделя очередную несовершеннолетнюю девочку, всегда спрашиваем, хочет ли она вернуться к родителям. Некоторым девочкам совсем немного лет, но все же к их мнению стоит прислушаться. Иногда мы устраиваем девочек обратно в семью, если отцу и матери можно доверять. Мы хотим быть уверены, что их не продадут снова, поэтому время от времени наведываемся в такие семьи. Порой бывает достаточно немного помочь семье деньгами, чтобы люди выбрались из беспросветной нужды и открыли свое дело.
Но чаще девочки умоляют нас не бросать их, и тогда я отвожу их в Тхлок Чхрой. Там они видят счастливых сверстниц в синих юбочках и белых блузках. Видят вкусную домашнюю еду, а ведь многие из спасенных нами постоянно недоедали. Видят домашнюю живность, цветы… И понимают: все девочки из приюта прошли через то же, что и они сами. Тогда эти девочки спрашивают: «Если я останусь на неделю и буду ходить в школу, можно мне такую же форму, как у других?» Я отвечаю им: «Конечно». А через неделю они уже хотят остаться в приюте навсегда. И остаются, но только до тех пор, пока не вырастут. Как бы тяжело ни было прощаться с теми, кто вырос на твоих глазах, для кого ты стала в своем роде семьей, всегда приходит время расставаться.
Когда в 1999 году дети переселились в новый центр, у меня будто камень с души свалился. Я почувствовала, что наконец-то сделала большое дело. В детском приюте царит атмосфера любви и понимания. Девочки знают, что они в безопасности. Недавно мы расширили дом. Самый маленький у нас мальчик, зовут его Атх, ему чуть больше года. Вообще-то мы не должны были принимать его, но едва родившегося младенца нашли в мусорном баке рядом с приютом в Пномпене, и кухарка усыновила его.
Сейчас в детском приюте живет девочка по имени Сари Мать. Ей было шесть, когда мы вытащили ее из публичного дома вместе с сестрой, Сари Моуть, которой было девять. Произошло это в начале 2006-го. Рейд проводился в приграничном городке, тогда мы спасли десять девушек, однако эти две были гораздо моложе остальных. Всех десятерых мы привезли в приют в Пномпене, однако сестры ехали сидя у меня на коленях. Они были слишком напуганы, чтобы говорить, на вопросы не отвечали, только жадно ели фрукты, купленные мной в придорожной забегаловке. Они цеплялись друг за дружку, как зверьки. И напоминали голодных птенцов — с раскрытыми клювами и огромными глазами.
Лишаясь девственности, маленькие девочки чаще получают ВИЧ и другие инфекции. И оказалось, что Сари Мать больна СПИДом. Ей было очень плохо: пневмония, туберкулез. Пришлось несколько раз побывать в больнице. Она отказалась жить в специализированном приюте, где ухаживают за больными СПИДом, — не хотела расставаться с нами. По линии «Врачей без границ» девочка получает антиретровирусную терапию: о себе она почти ничего не рассказывает, только то, что ей сделал больно один белый мужчина. Наш психолог говорит, что девочка пытается забыть полученную травму, и нам следует помогать ей в этом. Так что мы не задаем никаких вопросов. С ее сестрой, Сари Моуть, сейчас уже все в порядке.
Еще одну спасенную шестилетнюю девочку зовут Мотета. Мы нашли ее, покрытую сплошными синяками. в клетке в одном из борделей района Туол Кок. Мотету продала в бордель собственная мать: почти сразу же после этого дела у содержательницы борделя пошли из рук вон плохо. Содержательница обратилась к гадалке, а та сказала, что Мотета одержима злым духом. Чтобы выгнать его, гадалка посоветовала девочку избить. Само собой, девственность Мотеты уже была продана, однако несчастную заперли в клетке и избивали до тех пор, пока все ее тело не покрылось синяками.
Таких маленьких девочек трудно расспрашивать. Мотета зовет меня бабушкой, я же постоянно успокаиваю ее: «Не бойся, в обиду я тебя не дам». Я обещаю ей, что никто больше не причинит ей боль. Приученная к работе, она все время находит себе занятие: стирает, убирается в доме.
Самая старшая в нашем центре Ма Ли. Ей девятнадцать, она с нами с того самого времени, как мы спасли ее, но еще не готова жить самостоятельной жизнью. Ма Ли уже получила аттестат об окончании школы, но хочет остаться и учить девочек ткачеству. Сейчас все маленькие девочки находятся под ее началом.
Создание детского центра — лучшее, что мне удалось сделать. Большинству девочек у нас от двенадцати до четырнадцати лет, они относятся друг к другу с большой добротой. Старшие зовут младших сестричками. Когда в центр поступают новенькие, остальные помогают им. В центре есть няня, которая присматривает за девочками. Девочки ходят в деревенскую школу, у них чистая, выглаженная форма. Есть возможность поговорить с психологом, но многие предпочитают молчать, а работа с пряжей тоже своего рода терапия, способ очистить ум и сделать что-нибудь красивое своими руками в свободное от школьных занятий время.
Все девочки сами по себе хорошие, помогают пожилым. Всегда уважают старших, всегда первые ученицы в школе. Поначалу деревенские не принимали их из-за того, чем девочки вынуждены были заниматься раньше, считали грязными. Даже называли шлюхами. А теперь души в них не чают. И защищают от чужих.
А мне признаются: «Сомали, как хорошо ты воспитываешь своих девочек!»
Я говорю девочкам, что люблю их, что они умницы. И напоминаю: «Что бы с вами ни произошло в прошлом, вы можете доказать окружающим, что умны, сильны и добры».
Я знаю тех, кто заплатил деньги за то, чтобы причинить этим детям боль. Я знаю клиентов публичных домов. Некоторые из них туристы, но большинство — местные. Это водители дешевых такси, полицейские, лавочники — словом, обычные люди. Единственная разница между ними — в очередности, согласно которой девочки достаются им. Первыми их получают государственные чиновники и крупные бизнесмены. А под конец, когда снять девочку стоит всего пять тысяч риелей — немногим менее доллара, — ею пользуются самые бедные. И неизвестно еще, что хуже.
Для меня нет мужчины более низкого, чем тот, кто прибегает к услугам проститутки. Они платят за то, чтобы насиловать женщин, молодых девушек и совсем еще маленьких девочек. Они жестоки: бьют, дают пощечины, кусают, как в тайских порнофильмах, которые продаются на каждом углу. Они возбуждаются при виде боли, которую испытывают другие. А еще некоторые уверены, что тем самым оказывают девушке услугу. На самом же деле это не что иное, как жестокость и насилие. Я много думала о том, почему в Камбодже такое отношение к женщинам и детям считается само собой разумеющимся.
Как получается, что личность другого ценится так низко? И ведь это по всей стране. Камбоджийцы жестоко пострадали в годы войны. Многие, особенно горожане, сосредоточились исключительно на себе. Если на дороге случилась авария, они не остановятся, не помогут. Ведь как они думают: остановишься, тебя же и обвинят, присудят штраф. И нельзя не признать — такое бывает.
Мужчины смотрят на женщин как на рабынь. В Камбодже так было всегда. Девочек учат быть стыдливыми, но ничего не рассказывают об их собственном теле; мужчины первый интимный опыт приобретают в публичном доме. В обращении с женщиной они знают только одно — насилие.
Я хочу хотя бы попытаться изменить это. В 1999 году Эмме Бонино удалось выделить нам средства на образовательную программу для мужчин. Мы обратились в Министерство обороны — объяснили, зачем это нужно, и получили разрешение читать лекции в военных лагерях и полицейских участках. В самый первый раз меня переспросили: «Что-что? Вы собираетесь говорить с ними о сексе? И вы не стыдитесь обсуждать такое? Вас это не смущает?» Конечно, смущает. Но если не я, то кто же?
С собой я взяла Чхенга, он у нас социальный работник. Начали лекцию с того, что рассказывали, как не заразиться СПИДом. Мужчины слушали с интересом. Они боялись заболеть, потому как эпидемия уже разгулялась вовсю. Начали мы с азов. Взяв банан, показали, как надевать презерватив. Говорили громко и четко, чтобы вовлечь и слушателей. Те начали задавать вопросы. И постепенно мы вышли на проблемы их взаимоотношений с женами.
Многие камбоджийские мужчины оправдывают свои посещения борделей тем, что жены неохотно исполняют супружеский долг. Мужчины говорят об этом открыто. Камбоджийские женщины приучены к
