Если бы я была там, если бы у меня при себе имелось оружие, я не знаю, что бы я сделала. Я была в ярости. Не существует ни закона, ни полиции, ни справедливости, чтобы защитить простых людей. Если ты силен, если за тебя есть кому вступиться, тебя не трогают.
После того, что случилось, мы открыли отделение AFESIP во Вьетнаме и начали переговоры с вьетнамскими и камбоджийскими властями о том, чтобы разработать процедуру безопасного возвращения таких девушек на родину. Мы предложили камбоджийской полиции отдавать вьетнамок на попечение AFESIP, по крайней мере, на то время, пока вьетнамские власти не установят личности девушек. У нас девушки будут в безопасности. Мы могли бы помогать полиции в опознании преступников — торговцев «живым товаром». Также мы вызвались основать во Вьетнаме обучающий центр — вроде центра имени Том Ди.
Власти согласились, и мы начали работу. Сняли жилище под временный приют, где девушки могли бы находиться, пока разыскивались их документы. Одни жили здесь по три месяца, другие могли ждать гораздо дольше. Мы попросили вьетнамку из числа осевших в Камбодже давать своим соотечественницам уроки чтения и письма. Еще одна женщина из числа бывших проституток, владевшая вьетнамским, давала девушкам консультации. (В сентябре 2006 года нам пришлось закрыть этот центр за неимением средств на его содержание.)
Еще мы открыли отделение AFESIP во Вьетнаме и приют в городе Хошимине. Работает приют так же, как и наш, пномпеньский. Некоторым девушкам некуда возвращаться — они либо остались без дома, либо в их семьях царят жестокие нравы. Зачастую у такой девушки есть отчим, не дающий ей проходу, ее отвергает собственная семья, община. Сегодня почти в каждой провинции промышляют торговцы — люди, за определенный процент поставляющие в бордели новеньких. И лучше не оказываться там, где опасно, а получить какую-нибудь профессию.
В 2001 году я снова забеременела. Врач сообщил, что родится мальчик. Нинг и Адана прыгали от радости — и одиннадцатилетней Нинг, и шестилетней Адане не терпелось заиметь братика. Я вела себя осторожнее — старалась не ездить по ухабистым дорогам сельской местности, проводила больше времени дома в Пномпене.
Николай появился на свет в апреле 2002-го. Дочери в нем души не чаяли. Когда их братик родился, они остались со мной в больничной палате; едва только младенец начинал пищать, они тут же оказывались у его кроватки: «Тише, братик, тише». И так всю ночь.
К тому времени деятельность нашей организации в Камбодже стала гораздо более профессиональной. Мы собрали новые группы социальных работников, многие из которых были из числа бывших проституток. Они каждый день выходили на работу: раздавали презервативы, рассказывали девушкам в борделях о том, как добраться до нашего приюта, давали советы, к примеру, как утихомирить не в меру разбушевавшегося пьяного клиента. Кроме того, наши социальные работники собирали сведения о местонахождении публичных домов. Мы печатали листовки с номером нашего приюта: 012-88-88-40. Учредили и затем расширили клинику для AFESIP, в которую женщины могли прийти в любой день и получить бесплатную медицинскую помощь.
Кроме того, мы выплачивали небольшие суммы нашим информаторам, так называемым коллегам. Зачастую ими были проститутки из бывших — они давали нам знать, в каком из борделей сильно заболевала девушка и куда привезли партию маленьких девочек из деревень. Теперь сутенеры меняют свой «обслуживающий персонал» каждые два-три месяца — привлекают клиентов, предлагая им «новенькое». Они перепродают девушек в бордели, расположенные в глубинке, или переправляют их в Таиланд.
Мы наняли психолога. Это стало необходимым, потому что многие девушки впадают в депрессию или стремятся наложить на себя руки. Вечерами мы отправляем команды работников в парки и другие места на открытом воздухе, где обычно проституция принимает свои худшие формы. «Апельсиновыми девушками» зовут тех, кто продает апельсины в парках — за цену апельсина клиент может потискать девушку. За двадцать пять центов он может с ней переспать. Нередко целая толпа мужчин насилует такую «апельсиновую девушку», а утром ее находят мертвой.
У этих девушек нет денег на оплату медицинских услуг, однако мы оставляем им свой номер телефона. Они звонят нам, когда заболевают, и наш водитель привозит их в больницу. Мы оказываем девушкам медицинскую помощь и даем возможность побыть в больнице недели две. За это время мы стараемся убедить их в том, что выход есть, что жизнь продолжается. Когда они понимают это, к ним возвращается надежда — они снова верят, что не одни, что им помогут. Однажды они возвращаются, а до той поры сотрудничают с нами, давая знать о маленьких девочках и девушках, которых удерживают в борделях против воли.
Мы не в состоянии спасти из проституции всех девушек до единой. Мы действуем лишь в самых трудных случаях — когда девушек похищают или когда в проституцию вовлекают детей. Когда нам становится известно о таких случаях, мы направляем в тот публичный дом наших следователей. Одним из таких людей, работающих у нас на постоянной основе, является Сриенг, тот самый молодой полицейский, с которым я познакомилась, только-только переехав в Пномпень. Действуя под видом клиентов, они беседуют с девушками в борделях, записывают их показания. Если девушка признается, что ее в проституцию продали, мы заводим дело, которое затем передаем в правительственную организацию, занимающуюся борьбой с торговцами «живым товаром». Дело рассматривается, уточняются детали и принимается решение о дальнейших действиях.
Вызываем мы и местных полицейских, но при этом до последнего момента стараемся не раскрывать точное местонахождение борделя. Обычно сотрудники AFESIP сопровождают полицейских в их рейдах по борделям — наблюдают за соблюдением правил. Мы даем девушкам приют в своем центре, оставляя их хотя бы на несколько дней — за это время можно возбудить дело против сутенеров.
Я беседую с каждой, кто оказывается в нашем центре. Я не осуждаю девушку, и она это чувствует. Просто сажусь рядом и объясняю, что если она и была проституткой, это не значит, что жизнь на этом закончилась. Рассказываю о женщинах, работающих в нашем центре: многие из них раньше занимались проституцией, о том, чего они добились в жизни. Показываю девушке свою одежду: «Tы можешь научиться шить такую же». Говорю: «Не верь никому, даже мне. Решай все сама».
В 2003 году мы открыли собственный магазин одежды. Теперь я вожу девушек и туда. Они знают, что в Камбодже пошивочный цех обычно самое ужасное место — швеи работают в тесном душном помещении, обращаются с ними ужасно. Эксплуатация такая нещадная, что многие предпочитают зарабатывать проституцией, пусть даже поначалу и не представляют, что это такое — торговать собственным телом. Наш цех устроен совсем иначе — девушки работают в нормальных человеческих условиях, каждая знает, что соседка прошла через то же, что и она.
Девушка смотрит и делает свой выбор. Нет ничего невозможного в том, чтобы бросить занятия проституцией и начать достойную жизнь. Почти каждая девушка, прибывающая к нам, чем-то больна. Иногда всему виной голод и побои, однако после десяти-пятнадцати ежедневных половых актов без предохранения девушки подхватывают всякие болезни. У многих туберкулез или ВИЧ. Сначала многие соглашаются остаться в приюте лишь на несколько дней — передохнуть. Но даже уходя, девушки знают, что всегда могут вернуться.
Вокруг пномпеньского приюта возведена стена для того, чтобы оградить приют от сутенеров, а не удерживать девушек. Если же девушки остаются, они попадают совсем в другой мир. В центре имени Том Ди помощник юриста консультирует каждую девушку, объясняет ей ее права. Обычно девушки не имеют об этом никакого понятия. Помощник юриста побуждает девушек в случае несправедливого обращения подавать заявление в полицию. Это очень важно — только так можно стать другим человеком и начать новую жизнь. Девушки сами должны поверить в то, что они не порочны и не виноваты в том, чем их заставляли заниматься.
Если девушка хочет поговорить, это только к лучшему — она освобождается от гнетущего бремени. Для этих целей у нас в штате работает местная женщина- психолог. Однако к ее помощи прибегают нечасто — в Камбодже не принято много говорить. Наши люди чересчур зажаты, обычаи предписывают о несчастье
