голову не пришло рапортовать ему. Да и он, видимо, этого от меня не ожидал. Я был счастлив, что наконец появился настоящий командир батареи и вся тяжесть ответственности с меня снимается.
Вскоре после его ухода по колонне стоящих частей передали криком приказание:
— Вторая батарея к переправе через мост.
Мы взяли влево и пошли в поводу. Таким образом, мы перешли первыми только что оконченный мост. Хотя многие части пришли раньше нас. Я шел впереди батареи, Ка-зицкий сзади. Посреди широкого моста я увидел весь наш артиллерийский штаб: Авалов, Колзаков и Шапиловский.
— Ба-та-рея смирно, равнение налево.
Так как Казицкий, единственный офицер, был сзади обоза, то я опустил вторую часть команды, обращенную к офицерам. С рукой у козырька я продолжал идти, думая, что надо скорей освободить мост для прохода следующих частей. Но не так думал наш штаб, то есть Авалов. По колонне передали:
— Поручик Мамонтов, назад.
Я вернулся. Колзаков указал глазами на Авалова.
— Рапортуйте.
Я встал смирно, приложил руку к козырьку.
— Ваше превосходительство, вторая конная генерала Дроздовского батарея прибыла счастливо к переправе через реку Кубань.
И замолк. Опять не знал количества людей и лошадей. Хотел придумать, но были обозы, которые усложняли расчет. Предпочел молчать. Авалов, в отличие от меня, все держал руку у козырька. Оба мы молчали. Наконец, видя, что продолжения не дождется, сказал:
— Потери?
Я стал перечислять убитых, раненых и больных (но с какого времени?). Авалов с раздражением:
— Я хочу знать, сколько орудий, ящиков и повозок вам пришлось бросить?
Я с недоумением посмотрел на него: ящиков-то и в помине не было.
— Ничего не бросили.
Авалов отмахнулся: врет, мол, поручик. Тут вступился Шапиловский:
— Вторая батарея пришла в полном составе, ваше превосходительство .
Авалов выразил явное недоверие на лице, но Колзаков ему что-то шепнул на ухо. Тогда Авалов внимательно на меня взглянул, протянул руку.
— Спасибо, поручик. Я все любуюсь корнем первого орудия. После такого похода по кубанской грязи лошади в прекрасном состоянии. Откуда вы их достали?
Надо было бы на “спасибо” — “рад стараться” ответить. А я промямлил про корень:
— Не знаю. Они давно в батарее.
В это время вся батарея и обоз прошли мимо нас и шел Казицкий. Я поймал его за рукав и притянул.
— Вот, благодаря ему мы спасли батарею.
Казицкий вспыхнул как мак, Авалов улыбнулся, и нас отпустили с миром.
Очевидно, в других батареях, несмотря на рапорты, на знание количества людей и лошадей, порастеряли орудия, ящики и повозки, даже при наличии полного офицерского состава. Поэтому Авалов не хотел верить, что батарея с двумя только, и очень юными, офицерами пришла целиком. Очень жаль, что Авалов, прекрасный офицер, своими постоянными придирками достиг того, что мы его избегали, как врага, заранее зная, что будет разнос. Никогда никакой помощи от него не видели. Это ли цель инспектора артиллерии? Правда, с нас, как с гуся вода, стекали его разносы, но все же...
На той стороне моста нас ждали все наши офицеры. К нашему удивлению, нам устроили что-то вроде овации.
Поздравляли, жали руки, завидовали. Если бы они только знали, какое это было мучение и как мы были счастливы наконец избавиться от этой невыносимой ответственности! Видя, что я какой-то герой, я потребовал:
- Сена и ячменя для Дуры. А для меня чаю и спать, спать и спать.
На следующее утро меня позвал полковник Шапиловский.
— Вы понимаете, здесь много старых офицеров, и я предлагаю вам третье орудие. Не могу вам предложить большего.
Могу я выбрать, господин полковник? Понятно, вы можете выбирать, после того как привели батарею. Я выбираю должность второго номера (замкового) в моем орудии.
Замковый почти ничего не делает, сидит и закрыт щитом во время стрельбы.
— Как, должность солдата?
— Да, хочу отдохнуть от ответственности.
Отступление продолжалось, но в лучших условиях для меня и Дуры. То ли грязь подсохла, то ли грунт стал каменистее ближе к горам, но идти стало много легче. Грязь больше не держала колеса орудий и повозок.
Дивизия пошла в большую станицу Крымскую. За станицей начинались горы. Тут, к своему крайнему изумлению, я смог купить в магазине сапожную кожу и недорого. Во всей России магазины пусты, а тут вдруг...
В Крымской чувствовался восток — кипарисы, серп луны между ними и звук зурны. Встречались черкесы.
ПОПЫТКА СОПРОТИВЛЕНИЯ
Из Крымской дивизия пошла опять к реке Кубань. Мы попробовали тащить орудия по грязи дороги, а потом подняли их на полотно железной дороги и пошли по шпалам. Это было очень неприятно. Движение состояло из сплошных толчков, но все же легче, чем по грязи.
Тут-то нас обогнал князь Авалов. Как-то никто его не заметил, кроме меня.
— Батарея, смирно. Равнение налево. Господа офицеры! — гаркнул я, хотя не имел никакого на то права.
— Здорово артиллеристы! — поздоровался Авалов, и мы ответили ему плохо.
Он меня узнал и сделал мне, конечно, какое-то замечание.
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Я передам ваше
замечание начальнику орудия.
— Как, разве не вы начальник орудия?
— Никак нет. Я на должности замкового номера.
Авалов некоторое время смотрел на меня с изумлением, потом поднял руки к небу.
— Какая батарея! Ничего у вас не поймешь.
И уехал.
Это был последний раз, что я встретил Авалова. Через несколько дней в станице Натухайской он был убит вместе с Пселом. Граната ударила в хату, где они сидели.
Дивизия пошла опять к реке Кубань. Видимо, пытались организовать фронт по реке. Но боеспособность частей сильно уменьшилась. Настоящий бой был только у станицы Натухайской. Бой долгий, нудный и неудачный. Красные прошли уже к Анапе на нашем фланге.
Я пошел взглянуть на реку Кубань. Шел через камыши. Вдруг наткнулся на совещание кубанских казаков, это был третьеочередной Уманский полк. Все сидели кругом и на меня не обратили внимания. Но от них веяло нарочитой самостийностью, и я поспешил вернуться в батарею.
Дивизия пошла к Новороссийску. Эвакуация была очень плохо организована. Мы сели на пароходы (верней, взобрались) только благодаря энергии полковника Сапегина и нашим карабинам.
