лекций по ряду проблем. Например, управляющий поместьем должен был рассказать о сложностях ведения хозяйства и управления штатом прислуги. Прочесть лекцию о поведении в обществе и высокой моде была приглашена французская графиня. Известный американский автор и бонвиван должен был проиллюстрировать умение вести светскую беседу. Куратора Британского музея попросили научить разбираться в тонкостях прикладного искусства. Этот набор лекций составлял ровно половину курса обучения, который был призван превратить женщину в очаровательную собеседницу, а затем и будущую невесту.
Вторая половина курса, однако, была совсем другой. Она начиналась после того, как солнце заходило за здание бывшего борделя. Атина отправила тайные послания небезызвестным мистеру Гэллинтри и лорду Радерфорду, прославившимся своими успехами в деле обольщения. Это были джентльмены, которых уважающая себя леди никогда не принимала одна, но которых ни одна уважающая себя хозяйка не исключала из списка гостей. Атина пригласила этих «проказников», чтобы они научили ее учениц, как правильно соблазнить мужчину; как возбудить в мужчине желание; как целовать мужчину так, как это делают «плохие» женщины; как прикасаться к мужчине, не заходя при этом слишком далеко.
Начальный месячный курс заинтересовал небольшую группу девушек. Это были не очень молодые гувернантки, а остальные — знакомые Атины и Эстер. Спустя несколько недель после окончания курса шесть из семи старых дев либо обручились, либо имели хорошие перспективы. Молва распространилась, и к началу второго набора абитуриенток оказалось втрое больше.
Мисс Атина Макаллистер стала директрисой школы, где обучают хорошим манерам — и непристойному поведению.
А скоро все станет еще более непристойным. Атина взялась за перо и написала объявление для газеты «Таймс».
Маршалл Хоксуорт смял письмо в своем огромном кулаке и выскочил из кабинета.
— Жюстина! — крикнул он, сбегая по мраморным ступеням лестницы, словно разъяренный лев. — Жюстина!
Из столовой выглянула служанка, но почла за лучшее тут же закрыть дверь, чтобы переждать, пока хозяин не успокоится и не придет в более спокойное расположение духа.
— Жюстина, сейчас же спускайся вниз!
Светловолосая женщина с карими глазами перегнулась через перила второго этажа широкой лестницы.
— Да, Маршалл.
— Хочу поговорить с тобой. У себя в кабинете.
Жюстина плотнее закуталась в шаль и стала осторожно спускаться вниз.
— В чем дело?
Маршалл сунул ей в руку измятый лист бумаги:
— Вот, почитай это. Кажется, твой жених отменил свадьбу.
— Герберт? Но почему?
Маршалл скрестил на груди руки.
— Об этом я хотел тебя спросить.
Она зашла с братом в кабинет и села в обитое кожей кресло.
— Ничего не понимаю. Почему он вдруг решил разорвать помолвку?
— В письме все ясно изложено. Он ставит под сомнение твою нравственность.
— Мою нравственность?
— Хочу пояснить. Это для джентльмена кодовое слово, означающее, что он считает тебя распущенной женщиной.
— Какой ужас! Я вовсе не распущенная.
— Я знаю. Но почему он вдруг решил, что ты распущенная?
Жюстина долго молчала.
— Я была несдержанной.
Маршалл нахмурился:
— Несдержанной? В чем это выражалось?
— Не хочу об этом говорить.
— Нет, черт возьми, я заставлю тебя говорить.
— Маршалл, ты мой брат, а не отец. Я не должна тебе ничего объяснять.
— А теперь послушай меня. После смерти отца я вышел в отставку из Королевского флота — и заметь себе, в самый разгар войны — для того, чтобы присматривать за тобой и поместьем. Мой единственный долг перед тем, как я вернусь на корабль, — это удачно выдать тебя замуж. А теперь, когда я убедил Герберта Стэнтона, владеющего половиной графства Бэкингемшир, сделать тебе предложение, ты со своей «несдержанностью» все испортила. Ты и теперь думаешь, что не должна мне ничего объяснять? Предлагаю все же подумать.
У Жюстины задрожал подбородок.
— Я не какой-то пункт в твоей программе, который ты должен отметить галочкой «выполнил», Маршалл. Отправляйся на свой драгоценный корабль и оставь меня в покое.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу вернуться на флот до тех пор, пока ты не окажешься под защитой мужа.
— Мне не нужен муж. У мисс Макаллистер нет мужа, а ее все равно уважают.
— Кто такая мисс Макаллистер?
— Директриса академии, куда меня определила мама, — Школа искусств для женщин графини Кавендиш. В прошлом месяце я закончила курс.
Маршалл, кажется, начал понимать. Беда с этими образованными женщинами. Какая-то худосочная старая дева притворяется, будто гораздо лучше вообще не выходить замуж, все восторженные молодые девушки решают, что они тоже не обязательно должны выйти замуж.
— Что еще сказала тебе эта мисс Макаллистер?
— Она учила нас, что леди может быть гораздо больше, чем просто женой. Леди — это женщина, которая играет по своим правилам.
— Так вот что ты делала с Гербертом Стэнтоном? Играла по своим правилам?
— Да, это так. Герберт всегда относился ко мне как… как к живой кукле. Словно я украшение его гостиной. Я хотела показать ему, что я живая женщина, у которой есть свои собственные желания и которая может быть для мужчины партнером и собеседницей, равной с ним по интеллекту.
Маршалл покачал головой:
— У Герберта Стэнтона репутация самого консервативного приверженца традициям в Англии. Ему не нужна равная… ему нужна послушная жена, которая нарожает ему детей.
Жюстина стукнула кулаком по подлокотнику.
— Что ж, в таком случае я не жалею о том, что он отменил свадьбу. Он мне не нравится, Маршалл. Мне нужен человек, который будет меня любить и позволит мне любить его.
— Жюстина, — сказал Маршалл, скрипнув зубами, — ты не можешь позволить себе роскошь ждать выгодный брак по любви. Твой долг — выйти замуж, когда мы найдем тебе идеального мужа.
— И Герберт идеальный муж? Человек, которому от жены нужно только, чтобы она была разодетой по последней моде служанкой или племенной кобылой, которая родит ему чистокровных жеребят?
— Он твой единственный выбор, Жюстина, — уже мягче сказал Маршалл. — Твой единственный шанс.
Глаза Жюстины наполнились слезами.
— Если он мой единственный шанс, я вообще ни за кого не выйду замуж.
Она смяла письмо Герберта Стэнтона, швырнула его в корзину для мусора и, хлопнув дверью, вышла из кабинета.
Маршалл не привык к такому поведению, тем более собственной сестры. Дисциплина и уважение было его кредо. Он мог бы пойти за Жюстиной и потребовать, чтобы она вела себя более прилично, но бедняжка ушла от него в слезах. А он понятия не имел, как надо обращаться с женщинами, у которых глаза
