еще была смертной, и ей только предстояло пройти испытание на пригодность к тому, чтобы стать Летней Королевой. Но учитывая их последний поцелуй и те постыдные мысли о нем, которые появились у нее в ловушке Ниалла, Эйслинн было не по себе.
Кинан сел и оттолкнул ее, требуя больше пространства между ними, чем обычно.
— Мне не нужна нянька.
— Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? — спросила она.
Он сидел на полу возле нее, но достаточно далеко, чтобы она не могла дотянуться до него.
— Сет наверняка в восторге.
Эйслинн застыла.
— Не делай этого. Не вини Сета за то, что Ниалл разозлился.
— Ниалл ударил меня из-за него, — сказал он, все еще сидя на полу.
Эйслинн была уверена, что он не пытается встать только потому, что не знает, получится ли у него.
— А я пошла за Ниаллом из-за тебя.
Губы Кинана искривились в жестокой усмешке.
— Ну, тогда ладно.
Она посмотрела на Сета, который остановился посреди зала. Он не собирался вмешиваться, если мог с уверенностью сказать, что они ссорятся. Он всегда относился к ней с уважением.
— Если бы ты только видел Ниалла… Что он… Когда он…
На этот раз замер Кинан.
— Когда он что?
— Ниалл сильнее меня. — Эйслинн скрестила руки на груди. — Если бы он хотел причинить мне вред, то легко бы это сделал. А я никак не могла бы ему помешать.
— Он ранил тебя? — Внезапно Кинан оказался так близко, что его руки прошлись по ее рукам, и он наклонился к ней, словно собирался прижать к себе.
И ей инстинктивно захотелось, чтобы он так и сделал. Однако в этом не было необходимости — она была в полном порядке.
— Стой. У меня всего пара ушибов, и все. К тому же, моей вины в этом не меньше, чем его. Я потеряла над собой контроль. Он собирался уйти, но ты был ранен, и я взбесилась.
И Эйслинн рассказала Кинану все, что он пропустил.
— Что ты почувствовала, когда была прижата к теням? — В голосе Кинана больше не было ни раздражения, ни гнева, зато явно слышался вызов. Потому что он поднял тот же вопрос, что и в прошлый раз.
Опустив голову, Эйслинн начала говорить:
— Там я… Нет, я не буду тебе рассказывать. Это было не по-настоящему. Просто результат какого-то извращенного…
Голос ее стих. Солгать было невозможно.
— То, что ты чувствуешь ко мне, не извращение, Эйслинн. Неужели так сложно просто взять и признаться в этом? — требовательно спросил он, как будто ее ответ мог что-то изменить, будто ее признание значило для него не меньше, чем нападение Темного Короля, или их личные отношения были для него так же важны, как только что случившееся.
— Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, и это ничего не меняет. Я люблю Сета.
Сказав это, она встала и направилась к Сету, пытаясь выбросить мысли об этой неудобной ситуации из головы.
Сет счастливым не выглядел. Это ясно было написано на его лице.
— Кинан в порядке? — неохотно спросил он, присаживаясь за видавший виды стол, который охранники придержали для них.
— Пострадала его гордость. С головой, кажется, все в порядке.
— А ты? — Сет задал этот вопрос машинально. Он ей вполне доверял, чтобы знать: она пришла бы к нему сама, если бы понадобилась его помощь.
— Напугана.
— Ниалл… — Сет покачал головой. — Не думаю, что он действительно причинил бы тебе вред. Но когда ты была там, я уже не был так в этом уверен. Ты была такой испуганной, когда он прижал тебя к этой штуке… Что вообще это было?
— Энергия Темного Двора. Как мой солнечный свет и тепло. Или лед и холод Дон. Ниалл из другого теста. Страх, гнев, влечение. Темные фишки. Как и все дела Ниалла.
— Влечение? — переспросил Сет.
Эйслинн покраснела.
А Сет произнес то, что она бы не решилась:
— Но не к Ниаллу.
Он посмотрел на Кинана, и Эйслинн заметила печаль в его глазах. Сет потянулся к ней и взял ее за руку.
Группа начала свое выступление. Дамали пела что-то о свободе и пулях. У нее был сильный голос, который мог бы вывести группу на первые места в топе, но слова песни были мрачными.
Кинан молча присоединился к ним за столиком. Вид у него был не счастливее, чем у Сета и Эйслинн. По крайней мере, так казалось самой Эйслинн.
Песня закончилась, и Сет поинтересовался у Кинана:
— Ты в порядке?
— Да. — Губы Кинана сложились в непонятную линию — то ли улыбку, то ли ухмылку.
Начало следующей песни спасло их от дальнейших попыток быть любезными друг с другом.
Обычно Эйслинн на людях не любила проявлять свои чувства, однако сейчас она встала со своего места и пересела на колени к Сету. Он обнял ее и прижал к себе. И, несмотря на грохот музыки, казалось, что между ними блаженная тишина. Что-то угнетало. И это не было гневом. Но это «что-то» было слишком сомнительным. Они оба знали это, и им обоим это не нравилось.
Сидевший напротив них Кинан перехватил взгляд Эйслинн, а через мгновение ушел. Что было в этом взгляде, она не могла понять. И, наверное, не хотела. Боль? Злость? Это не имело значения. Все, что она знала, — это удушающее ощущение, появившееся с его уходом, перерастающее в порыв броситься за ним, если он отойдет слишком далеко. Обычно, если она достаточно долго старалась не обращать на это ощущение внимания, оно притуплялось. Или, может быть, она просто переставала так остро его чувствовать. Но первые мгновения после его ухода были просто ужасными. И становились все ужаснее с каждым днем. Словно отказываться сделать вдох после долгого пребывания под водой или заставлять свое сердце замедлить ритм после долгого и страстного поцелуя.
Сет провел пальцами по щеке Эйслинн.
— Все будет в порядке.
— Я очень хочу, чтобы так и было. — Она прильнула к нему еще ближе. Лучше так, чем быть честной и сказать ему все. Сет был ее опорой, тем, кто не давал ей сбиться с пути.
Сет понимал ее чувства. Не потому, что их связывала какая-то незримая связь, а просто потому, что он прекрасно ее знал. Это была одна из причин ее любви к нему. Хотя причин для этого было столько, что у Эйслинн все они просто в голове не укладывались: его спокойствие, честность, искусство, которое он творит своими руками, его страсть, слова, которые он ей говорит… Порой она даже не понимала, почему он выбрал именно ее.
— Хочешь об этом поговорить? — спросил Сет.
Эйслинн взглянула на него через плечо:
