операционной.
— В этом случае не совсем так. Мне казалось, что я уже все совершенно ясно изложил, инспектор. Я сам приготовил раствор для инъекции.
— Да, разумеется. Какой-то я непонятливый! — воскликнул Аллейн. — Что ж, это упрощает дело. Скажите, что именно вы сделали? Сунули шприц в синюю бутылочку и всосали нужное количество?
— Не совсем. — В первый раз за все время Филлипс улыбнулся и вытащил портсигар. — Давайте присядем, — сказал он. — Вы курите?
— Не будете возражать, если я закурю свои? Грех тратить на меня хорошие сигареты.
Они устроились в невероятно неудобных креслах под правым локтем мраморной дамы.
— Что касается собственно раствора, — сказал Филлипс, — то я использовал одну таблетку в одну сотую грана. Ее я растворил в двадцати пяти кубиках дистиллированной воды. В операционной был раствор аптечного приготовления, но им я пользоваться не стал.
— Он не такой надежный или что-нибудь еще?
— Нет никаких сомнений, что он абсолютно надежен, но гиосцин — препарат, которым следует пользоваться с исключительной осторожностью. Когда я готовлю раствор сам, я абсолютно уверен в правильной дозировке. В большинстве операционных в наши дни используется раствор в ампулах. На будущее я прослежу, — мрачно сказал Филлипс, — чтобы этому следовали и в моей лечебнице.
— В данном случае вы проделали обычные процедуры?
— Да.
— Кто-то еще был в помещении, когда вы подготавливали инъекцию?
— В операционной, возможно, была сестра — я не помню. — Филлипс сделал паузу, потом добавил: — Как раз в тот момент, когда я заканчивал, вошел Томс.
— Он потом вышел вместе с вами?
— Честное слово, не помню. Мне кажется, что он вернулся в предоперационную через несколько минут. Я отправился на пост анестезиолога и сделал укол.
— Естественно, вы сами полностью уверены относительно дозировки?
— Я прекрасно понимаю, о чем вы думаете, инспектор Аллейн. Это очень и очень разумное подозрение. Я совершенно уверен, что я растворил одну и всего лишь одну таблетку. Я наполнил шприц дистиллированной водой, затем выпустил воду в мензурку, вытряхнул на ладонь одну таблетку, проверил, что это именно одна таблетка, потом бросил ее в мензурку.
Филлипс откинулся назад, внимательно посмотрел Аллейну в глаза и сунул руки в карманы.
— Я готов присягнуть в этом, — сказал он.
— Это совершенно ясно, сэр, — ответил Аллейн, — и, хотя мне следует принимать во внимание возможность ошибки, я понимаю, что, урони вы в мензурку даже две таблетки, это означало бы всего лишь дозу в одну пятидесятую грана. Очевидно, все содержимое вашей трубочки с гиосцином не составит четверти грана — столько было обнаружено в теле.
В первый раз за все время Филлипс заколебался.
— Они выпускаются в трубочках по двадцать таблеток, — сказал он наконец, — так что вся трубочка целиком составит одну пятую грана гиосцина.
Он покопался в кармане халата и вытащил оттуда футляр со шприцами, который вручил Аллейну.
— В нем еще та самая трубочка. С тех пор я использовал всего одну таблетку.
Аллейн открыл футляр и вынул оттуда стеклянную трубочку, которую целиком закрывала наклеенная этикетка. Он вытащил крохотную пробку и заглянул в трубочку.
— Можно? — спросил он и вытряхнул таблетки на ладонь.
Всего их было восемнадцать штук.
— Вот теперь все в порядке, — весело сказал он. — Вы не возражаете, если я возьму таблетки на анализ? Это только для порядка, как говорят в детективных романах.
— Ради бога, — отозвался Филлипс со скучающим видом.
Аллейн вынул из кармана конверт, пересыпал таблетки обратно в трубочку, трубочку положил в конверт, а конверт — в карман.
— Большое вам спасибо, — сказал он. — Вы были чрезвычайно любезны. Вы понятия не имеете, как мы в Ярде боимся экспертов.
— Вот как?
— Право слово. Я полагаю, для вас это чрезвычайно неприятная история.
— Очень.
— Как я понял, сэр Дерек был вашим личным другом?
— Да, я знал его лично. Да.
— Вы в последнее время часто с ним виделись?
Филлипс ответил не сразу. Затем, глядя прямо перед собой, он сказал:
— Что вы называете «в последнее время»?
— Ну… недели две или около того.
— Я заходил к нему домой в пятницу вечером накануне операции.
— Профессиональный визит?
— Нет.
— Как вам тогда показалось, он был серьезно болен?
— Я понятия не имел, что с ним что-то не так.
— Он не упоминал никаких патентованных лекарств?
— Нет, — резко ответил Филлипс, — а что за патентованные лекарства?
— Всего лишь подробность, которую необходимо прояснить.
— Если есть сомнения насчет того, принимал ли он что-либо сам, — сказал Филлипс более любезно, — необходимо тщательно проверить.
— Я тоже придерживаюсь такого мнения, — спокойно ответил Аллейн.
— Вполне возможно, — продолжал Филлипс, — что у него была повышенная чувствительность к гиосцину, и, если он его принимал…
— Вот именно.
Собеседники словно поменялись ролями. Теперь хирург старался разговорить Аллейна, который отвечал вежливо и отстраненно.
— Есть ли какие-нибудь свидетельства того, что О'Каллаган принимал патентованные средства?
— Это не исключено.
— Вот проклятый болван! — воскликнул Филлипс.
— Странно, что в пятницу он вам не сказал, что болен.
— Он… я… мы обсуждали совершенно другие вопросы.
— А вы не могли бы мне сказать, какие именно?
— Это абсолютно личное дело.
— Сэр Джон, — мягко сказал Аллейн. — Я полагаю, мне следует сразу сказать, что я видел ваше письмо сэру Дереку.
Голова Филлипса дернулась так, словно он оказался лицом к лицу с грозным препятствием на пути. Он молчал примерно с полминуты, а потом очень тихо сказал:
— Вам нравится читать частную переписку посторонних людей?
— Думаю, примерно так же, как вам — соваться в воспаленные утробы, — парировал Аллейн. — Это был чисто профессиональный интерес.
— Я полагаю, вы говорили с дворецким.
— Сказать по правде, неофициально… — а я слишком склонен к подобным высказываниям — мне очень вас жаль, сэр Джон.
Филлипс посмотрел на него.
— А знаете, кажется, я вам верю, — сказал он. — Что-нибудь еще?
— Нет, я и так вас изрядно задержал. Скажите, я очень надоем всем вокруг, если перекинусь несколькими словами с сиделками, которые были заняты при этом больном?
