времени — пусть сделает ему массаж, а не только подставит дырочку.
И внезапно понял, что никогда больше не будет в Паттайе.
Как и в Барселоне, и в Брайтоне, и в Сан-Франциско.
В Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Токио.
Сеуле, Мельбурне, Копенгагене.
Никогда и нигде не будет.
Тапир оторвался от земли и начал подниматься над поляной.
Языки пламени росли, странно, но кто-то включил в телевизоре звук.
Сейчас они вырывались с неприятным и грозным шипением, будто там, внутри белого корпуса, проснулась большая голодная змея.
Как-то в Южной Африке Даниэлю показывали одну — шуруруку, еще ее называют бушмейстер.
Страшнее кобры, гаже любого смертоносного аспида.
Но тогда это была мертвая змея, а сейчас — живая.
А значит — бог не любит его, он чем-то обидел бога, и тот решил отомстить.
Даниэль встал на колени и поднял голову.
Тапир парил над поляной, змея в брюхе отчаянно шипела.
Даниэлю хотелось спросить, что он сделал такого, отчего должен умереть?
Ведь он всегда любил только одного бога — Белого Тапира.
И даже принес ему глаз.
Цилиндр все еще валяется неподалеку от потухшего костра, никелированный цилиндр с так и не отвинченной крышкой.
Змея в брюхе продолжает шипеть, только Даниэлю кажется, что это уже не змея.
Что-то еще более страшное: непонятная, чуждая сила, что вот-вот вырвется наружу и подхватит его, подкинет для забавы вверх, а потом бросит с высоты на землю, и он разобьется.
Или повиснет мертвым, вниз головой, зацепившись ногами за ветку этого старого дерева.
Даниэль закричал.
Надо выключить телевизор, разбить, кинув в экран цилиндром. Тогда языки пламени исчезнут, и Белый Тапир вновь опустится на землю.
Но он не опускается, наоборот — начинает расти.
Даниэль завороженно смотрит, как парящая над поляной фигура становится все больше и больше.
Вот она уже закрывает полнеба, он опять кричит, но бог не отвечает, равнодушный, бессердечный, отвернувшийся от него бог!
Наславший вдобавок змею, которая оплела его своим гибким телом.
Становится тяжело дышать, кольца сжимаются все сильнее. Даниэль чувствует, как ноги отрываются от земли.
Его поднимают вверх, но это еще не конец.
Сейчас змея распустит кольца, и он упадет вниз.
Хорошо бы до этого не дожить.
Он уже не боится — страх ушел, приближается смерть.
С глазами старого китайца, проигравшего ему в сикбо много лет назад.
Недаром еще с детства он слышал — не верь китайцам, они обманут!
Чертов китаец, зачем он тогда сел с ним играть?
Старик посмотрел на него так, будто наперед знал, что случится.
Когда-нибудь.
Сейчас.
Через пару мгновений.
Даже можно сосчитать.
Даниэль произносит про себя «раз».
Потом «два».
Больше ничего не происходит.
Лишь ночь доползает до рассвета, рассвет переходит в розовое и нежное утро, быстро сменившееся уверенным, жарким днем.
Если посмотреть сейчас на поляну со стороны, то хорошо видна фигура странного животного, сделанная из белого металла и стоящая у большого дерева, на котором, чуть покачиваясь, головой вниз висит человеческое тело — рот искривлен, будто перед смертью человек кричал, да так и умер, скорее всего от ужаса.
А неподалеку от дерева валяется никелированный цилиндр с неотвинченной крышкой.
Вилли вначале долго пялился на Даниэля, потом на цилиндр, потом опять на Даниэля.
На Белого Тапира он не смотрел.
Лучше не знать, что здесь случилось, есть вещи, о которых лучше не знать!
Когда Надя и Банан, запыхавшись, вышли на поляну, то Вилли стоял на коленях и молился.
Тело на дереве чуть покачивалось.
Вилли молился за душу Даниэля, а еще — за свою душу.
Он просил бога простить его.
За все, что когда-то сделал.
Даже за то, о чем уже не помнит.
К примеру, он помнит, как разбил отчиму голову обрезком водопроводной трубы.
Сейчас бы он этого не сделал.
— Надеюсь, ты слышишь меня, господи?
Бог не отвечал, да Вилли и не нуждался в ответе.
Просто такой мир, господи, говорил он, полный мерзости и гноя.
Надо бы все это смыть и начать заново.
— А вот если ты не дашь мне увидеть, что будет в том, новом мире, то значит, мое место — на этом дереве, рядом с Даниэлем, я прав, господи?
Бог опять не ответил, и Вилли заплакал.
Наверное, первый раз в жизни — он не помнил, чтобы когда-нибудь плакал!
Надя подошла к нему и погладила по черному плечу.
— Перестань, — сказала она, — лучше давай снимем тело с дерева и похороним!
Вилли кивнул.
Надо было похоронить Даниэля.
Он подошел к дереву и стал карабкаться.
Даниэль застрял между пятой и шестой ветками, если считать снизу. Вилли пыхтел, но лез.
Руки саднило, один раз он чуть не сорвался — неудачно поставил ногу. Но удержался, оставались еще две ветви.
Непонятное дерево, каким образом оно вымахало таким большим?
Наконец он оказался рядом с телом и спихнул его на землю.
Труп Даниэля глухо шмякнулся о траву.
Вилли показалось, что Белый Тапир пробурчал что-то невнятное.
Наверное, похвалил его — мертвые должны быть в земле, не так ли?
Когда Вилли слез обратно, то Надя и Банан стояли у тела и о чем-то говорили на непонятном языке.
— What? — спросил Вилли. — Что?
— Stones! — ответила Надя. — Камни!
Вилли понял.
Им нечем копать землю, но здесь есть камни, на краю поляны их так много, будто кто-то приготовил специально.
Они положат тело под дерево и завалят камнями.
А рядом будет стоять Белый Тапир.
