— Всего сорок восемь человек! — сказала девушка бесцветным голосом и тихонько заплакала.
— Спокойно, красавица, спокойно! — Я сгреб девчонку в охапку. Оказавшись в кольце моих рук, Марина обмякла и зарыдала в голос. Видимо, держалась на последних остатках воли, а тут, почуяв даже такую чисто символическую защиту, не выдержала. — Миша, что стоишь, твою мать? Дуй за вещами и деда сюда тащи!
Барский пулей вылетел наружу, только подметки мелькнули да сыпануло на голову сухой землей. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и я разглядел лежавших вдоль стенки оврага людей. Неподвижных. Без сознания или… Да они, наверное, спят. Время-то раннее — только-только солнце встало, и шести утра нет. В основном тут были те, кто вчера на импровизированной сортировке был признан тяжелораненым. Или, наоборот, вообще не пострадал. Девчонки и мальчишки от двенадцати до шестнадцати лет. Кто-то из них, услышав шум, уже начал подниматься и пробираться поближе к нам.
— Что у вас произошло?
— Как ты и предупреждал — приехали немцы… — негромко ответил крепыш, что накануне на меня с кулаками бросался, паникером называл. Как его — Николай? — Мы едва успели первую партию раненых сюда перенести. Этот овраг Васька случайно нашел. Тут хорошо, вода рядом и… вообще… А тут танки! Мы из леса их увидели.
— Понятно…
— Что тебе понятно?! — внезапно вызверился Николай. — Мы же ничего сделать не могли! Ничего, ты это понимаешь?! У нас даже палки в руках не было, а они на танках!!!
— Чего ты орешь? — спокойно спросил я. — Я вас ни в чем не обвиняю.
— Я на поле была, возле вагонов, — прошептала Марина, резко оборвав рыдания. Она высвободилась из моих объятий и сделала шаг назад, машинально, привычным женским жестом оправив юбку. — Приехали танки. Много — я восемь штук насчитала. А с ними пехотинцы на броневиках и мотоциклисты. Окружили нас, высыпали из машин, встали рядом… Стоят, ржут, шутки отпускают… Молодые парни, чумазые, веселые такие… Начали вопросы задавать на ломаном русском: кто мы такие? Ну, кто-то признался, что дети комсостава. Тут один из солдат у своих спрашивает: что делать будем? В плен возьмем? Я немного немецкий знаю, поняла… Тогда офицер, тоже молодой совсем, говорит: танкисты пленных не берут. А солдат удивился: так что, отпустим? Нет, ответил офицер, это большевистское отродье отпускать нельзя. И приказал всех ходячих пристрелить, а лежачих танками задавить, чтобы патроны сэкономить. И ведь так спокойно это сказал — я даже и не поняла сначала, что он такое говорит. А потом, когда поняла, не поверила — думала, шутит. Но тут они начали стрелять, а танки поехали прямо по рядам раненых. Дети кричали, громко так… жалобно… Особенно самые маленькие… Некоторые мамаши пытались заслонить детей, но разве можно остановить железную махину? Танки так и ехали по людям… а те хрустели… как печенье хрустели… Это у них косточки ломались…
Марина бросилась мне на грудь и снова зарыдала.
— Я убью этих тварей! Слышишь! Убью! Узнаю, что это за подразделение было, и найду каждого, кто там был! — прошептал я в самое ухо плачущей девушки, поглаживая ее плечи.
Постепенно собравшиеся вокруг нас в кружок мальчишки угрюмо молчали.
— Найди их, Игорь! Обязательно найди! — сказала Марина, подняв на меня мокрые глаза. — Это не люди, это настоящие звери!
— Ты сама-то как спаслась? Может, еще кто уцелел?
— Меня и еще нескольких девчонок в броневик затащили. Лапали, юбки задирали… Обещали на ближайшем привале настоящее развлечение устроить. А я через борт сиганула, когда мы через лес проезжали. Мне уже все равно было — сразу разобьюсь или едущий следом задавит. Мне даже не стреляли вслед…
— Товарищи! — Мой голос предательски сорвался. — Мы отомстим этим сволочам, обязательно отомстим! А пока нужно подумать о раненых. Мы с Мишей сумели добыть немного еды и перевязочные материалы. Сейчас он принесет это все сюда. И еще нам удалось захватить несколько винтовок. Кто умеет стрелять?
Поднялось сразу два десятка рук. Тут мне за шиворот посыпались комья земли и сверху упали два тюка с барахлом, а вслед за ними скатился Барский.
— Пожалуйста, организуйте кормежку и перевязку! Марина, займешься?
Девушка кивнула и принялась разворачивать тюки. Несколько девчонок бросились ей помогать.
— Умеющие держать в руках оружие, подходите ко мне!
Через пару минут я выяснил, что значок «Ворошиловский стрелок 2-й ступени», который висел на груди каждого второго, показывает, что его владелец сдал нормативы по стрельбе из боевой винтовки. Ого, а предки умели готовить молодое пополнение! Впрочем, что еще ждать от детей командиров РККА? Умения вышивать крестиком? «Лишние» «маузеры» быстро нашли новых хозяев. Пареньки сразу разобрались в устройстве трофейного оружия и начали деловито делить патроны. Вышло по сотне на ствол.
— А где вы оружие взяли? — подозрительно спросил Коля. Как раз ему винтовки не досталось — недотянул по показателям, имел значок первой степени. Он попытался было претендовать на АВС, но я быстро пресек эти поползновения.
— На дороге нашли! — ответил я, отворачиваясь от не в меру любопытного парня (его отец, случайно, не особист?).
— Мы четверых фашистов убили! — гордо пояснил Барский. Теперь на нас смотрели совсем другими глазами.
— Ты это… вместо того, чтобы языком трепать, — сходил бы посмотрел, где Пасько застрял! — приказал я нашему новому супергерою. — Только один не ходи — прихвати с собой кого-нибудь.
— Есть! — бодро ответил Барский и, жестом поманив одного из пацанов, стал выбираться из оврага.
— И поосторожней там! — напутствовал я вслед. — Увидишь немцев — не высовывайся, только следи!
Пасько отыскался через полчаса, как раз к тому моменту, когда я обошел всех уцелевших и стоял над телом девчонки лет восьми, серьезно покалеченной при бомбежке — ей перебило обе ноги. Стоял уже минут пять — малышка напоминала мою младшую дочку. Старик внимательно осмотрел пребывающую без сознания девчушку и, мельком глянув мне в глаза, едва заметно покачал головой. Блин, а то я без него не вижу, что жить бедняжке осталось пару дней. Был бы под боком госпиталь с реанимацией и антибиотиками — ее бы спасли… А здесь она обречена.
— Что скажешь, дед? — отведя старика в сторонку, тихо спросил я.
— Не знаю, хлопчик, что и сказать… У тебя здесь три десятка тяжелых. И половина из них — не жильцы.
— Это я и так вижу. Чем помочь можешь? Хоть какие-нибудь лекарства, бинты, еду можешь достать?
— Надо сход собрать и с мужиками поговорить. Возможно, что заберем всех в деревню. Солдат бы не взяли, побоялись, а детишек, я думаю, возьмут…
— Хорошо, иди, собирай свой сход. Когда ждать ответа?
— Думаю, к полудню обернусь! — пообещал Пасько и, тяжело вздохнув, смахнул катящуюся по щеке слезу.
Когда Игнат ушел, я поставил два караульно-наблюдательных поста, организовал смену и присел, привалившись спиной к земляной стене, устало вытянув ноги. Нет, все-таки придется принять еще пятьдесят граммов… Хм, поздно вспомнил — флягу с водкой я отдал в качестве антисептика. А как еще успокоить бурлящий в крови адреналиновый шторм?
Подошла Марина. Молча протянув кусок хлеба с салом и крышку от трофейной фляги с водой, девушка села рядом. Пока жевал, она невидяще смотрела в противоположную стену. И думы явно были чрезвычайно тяжелыми — несколько раз ее щеку дергал нервный тик. Потом я заметил в ее пышных каштановых волосах серебристые пряди. Господи, а ведь ей не больше семнадцати лет! Что с ней сделал всего один день войны?
— Ты сама-то поела?
— Да, — равнодушно ответила Марина, продолжая пялиться в никуда. И вдруг резко повернулась ко
