Вроде попал! Кто-то там упал, кого-то потащили в сторону. Добиваю магазин по копошащимся у мотоциклов фрицам. На этот раз — безуспешно. Они там успели залечь — и мне сразу прилетает пламенный ответ. Вражеские пули жужжат настолько близко, что я чувствую колебания воздуха. Но мне пока везет — снова ныряю в пшеницу и ползу. Надо выйти колонне во фланг — посмотреть, кто им хвост прикрывает. Сдается мне — там вполне может броневичок оказаться. Ну, не верю я, что топливо и патроны без охраны перевозят.
Пять метров, десять… Еще, еще… А Хуршед жив, курилка — слышно, как почти без пауз молотит его самозарядка. Ему отвечают… останавливаюсь и прислушиваюсь… Один пулемет и три винтовки. Это что же — мы за минуту уполовинили авангард? Странно все это, Игорек, очень странно… Неправильная какая-то война… С нами словно в поддавки играют.
А сержанту нужно подсобить! Выныриваю и стреляю, хотя не вижу целей — спрятались, собаки. С головой колонны все более-менее понятно, а что с хвостом? Всматриваюсь и понимаю — немного отсроченный пиздец все-таки пришел. Обгоняя прямо по полю грузовики, к месту схватки спешат танк и бронетранспортер. Танчик маленький — «двойка» или «единичка», я в них плохо разбираюсь, но противопоставить ему нечего, РПГ-то отсутствует!
У меня есть двадцать-тридцать секунд до того счастливого момента, как меня начнут смешивать с грунтом. Как потратить их с пользой? Да взорвать к ебеням боеприпасы и наливники! Или, по крайней мере, постараться это сделать! Выстрелить по грузовикам и цистернам зажигательными, а там уж — как повезет! Как назло, бронебойно-зажигательных старшина мне отсыпал всего два десятка. И в магазины я их не набивал… Торопливо достаю патроны из подсумка и начинаю снаряжать опустевший магазин. Успею или нет? Лязганье гусениц нарастает. Нет, не успею… Ну, хотя бы пару выстрелов!
Внезапно над головой с ревом проносятся самолеты. Этого еще не хватало! Мне, в принципе, и танка хватит… Так на хрена им авиаподдержка?
Грохот разрывов бьет по ушам настолько сильно, что я глохну. А через секунду меня стегает и опрокидывает навзничь тугая волна воздуха. И тут же по телу начинают барабанить комки земли. Через пару секунд на дороге снова грохает — на этот раз с такой силой, что меня, лежащего, подкидывает чуть ли не на полметра!
Когда в воздухе перестают порхать осколки, с трудом встаю и оглядываюсь. Что это? Хваленые немецкие асы промахнулись? Трех грузовиков вообще нет — на их месте огромная воронка. Это понятно — везли, стало быть, снаряды, вот они и детонировали. Два бензовоза полыхают красивым ярким пламенем. А где бронетехника? Вот и она — танк лежит кверху гусеницами, рядом стоит, накренившись на один борт, БТР. Вокруг ползают на карачках офигевшие фрицы. Что, суки, сладко вам? А вот я сейчас огоньку добавлю!
Стреляю зажигательными по автоцистернам. Высаживаю одиночными полмагазина, но эффекта — ноль! Блин, они что — пустые? Нет, похоже, что все-таки полные — загорелась, сволочь. Правда, как-то лениво… Но ничего — раз занялась, то теперь хрен потушишь — не придумали еще таких огнетушителей. Странно, что сразу не взорвалась.
Постепенно возвращается слух, и я начинаю различать отдельные звуки, до этого казавшиеся «белым шумом» — крики раненых, выстрелы, гул пламени. И над головой опять что-то трещит! Поднимаю глаза к небу — на колонну делает новый заход тройка самолетов. Хм, на «Юнкерсы» они непохожи… Шасси не торчит, да и движков — два. Нет, я знал, конечно, что у немцев были не только пресловутые «лаптежники», но ни за какие коврижки не смог бы отличить друг от друга «Юнкерс-88» и «Хейнкель-111».
В следующую секунду неизвестные бомбардировщики пронеслись точно надо мной, и мне, наконец, удалось разглядеть опознавательные знаки на крыльях — это были красные звезды! Наши!!!
Сброшенные бомбы, с некоей нарочитой медлительностью, слегка раскачиваясь, летели вниз, точняком на уцелевшие грузовики в хвосте колонны. Рыбкой ныряю в пшеницу и, открыв рот, стараюсь поплотнее прижаться к земле. Последовавший взрыв оказался такой силы, что оба предыдущих в сравнении с ним выглядели хлопком петарды. В этот раз дождь из комьев земли, камушков и какого-то мелкого мусора шел почти целую минуту. Несмотря на открытый рот, я снова оглох.
Когда с большим трудом, покачиваясь, словно после недельного запоя, я приподнялся, то первым, что попалось мне на глаза, оказалась оторванная рука в остатках немецкого мундира. Она не долетела до меня каких-то полметра. Ткань рукава еще тлела.
— Ни хера себе! — едва шевеля губами, произнес я и не услышал собственного голоса. — Да, мать же вашу! Они там что, ядрен-батоном ебнули?
Складывалось ощущение, что в уши напихали ваты, а в глаза насыпали песок. К тому же тело била мелкая дрожь — симптом контузии. Но открывшееся зрелище с лихвой компенсировало все неприятности! Проморгавшись, я увидел — от немецкой колонны не осталось ничего! Даже перевернутый танк куда-то пропал! Часть дороги просто испарилась, вместе с находившимися на ней в этот момент людьми и техникой.
Самолеты, набрав высоту, сделали над целью круг и улетели на северо-восток. Ну летуны, ну молодцы! Всегда бы так! После такого налета живых не остается, но проверить не мешает… И сержанта найти. Вдруг он кровью истекает? Хотя… Искать Альбикова до того момента, пока зона не станет безопасной, — глупость. А ну как кто в спину пальнет?
Опираясь на винтовку, встаю на ноги. Ох, ну и трясучка! Коленки просто ходуном ходят. Все равно — хорошо! Хорошо, потому как жив остался, а фашисты сдохли!
Первого живого нашел минут через пять. До того мне попадались только отдельные фрагменты и почти целые, но сильно обгоревшие тушки. И я даже немного удивился, когда очередной «кусок жареного мяса» застонал и отчетливо произнес человеческим голосом:
— Mutti, es tut weh![66]
Я подошел ближе, прикидывая, в какое место лучше выстрелить — непонятно, где у этого урода голова.
— Kameraden! Hilfe![67] — услышав шаги, фриц повернул ко мне сожженное до костей лицо. Глаз не было, впрочем, как и остальных составляющих физиономии — носа, рта, щек… Как он говорить умудряется?
— Тамбовский волк тебе товарищ, сука! — ответил я, плюнул и пошел дальше — один хер фриц не жилец, так с чего ему страдания облегчать? Он что-то гундосил мне вдогонку про милосердие, но я только ухмылялся. Раненые детишки, которых вы, сволочи, давили танками, тоже хотели жить…
Второй живой попался, когда я почти закончил прочесывать местность и уже собирался идти искать сержанта. Почти целый (в том смысле, что с полным набором конечностей и не обгорелый) немец сидел в неглубокой воронке, пытаясь перевязать окровавленное плечо. Получалось плохо — левая рука висела плетью. Увидев меня, ганс сделал попытку вытащить из кобуры пистолет. Плохая идея — легкий удар прикладом — и плетью повисла правая рука.
— Es tut weh, vielleicht?[68] — участливо спросил я.
Немец растерянно кивнул.
— Elften panzerdivision?[69]
— Ja! Und wer bist du?[70] — удивленно ответил фриц.
— Partisan! — усмехнулся я, но, увидев непонимание в глазах немца, пояснил: — Wutend Rot bolschewistischen! So sprang mit einem Fallschirm zu Ihnen Kreaturen, schneiden! [71]
Вот тут парня проняло по-настоящему! Он даже попытался отползти, однако выбраться из ямы без помощи рук у него не вышло. Я с улыбкой следил за его попытками. Внезапно за спиной послышались шаркающие шаги. Быстро вскакиваю, разворачиваюсь и вскидываю к плечу винтовку. Палец выбирает свободный ход спускового крючка, остановившись в самое последнее мгновение.
— А ты шустрый малый! — хрипло сказал Альбиков. Вид сержанта страшен — совершенно черное лицо, ресницы и брови обгорели. Гимнастерка висит лохмотьями, предплечье замотано окровавленным бинтом. — Не успела пыль после налета улечься, а ты уже языка взял!
— Ты… как? — спрашиваю с опаской. Сдерживаю в себе первый порыв — обнять Хуршеда, мало ли, может у него спина в сплошных волдырях?
— Нормально! — криво ухмыляется сержант. — Бывало похуже… Удивительно, но руки-ноги целы! Как
