место трагедии, чтобы она вспомнила всю боль и страдания.
— Ладно… А дед Игнат где?
— С ним тоже еще не закончили.
— Как вы сами? Где вас разместили?
— Да пока… нигде! — растерянно пожал плечами Барский. Видимо, о такой ерунде, как место для ночлега, он даже не задумался.
— Не волнуйся, Игорь! Сейчас я их в баню отведу, накормлю, а потом на постой определю! — сказал протиснувшийся в палату Альбиков. — Ты уж прости за столпотворение, но они все решили тебя навестить.
— У меня все в порядке, ребята! — успокоил я своих бойцов. — Уже почти… встаю!
Парни разом загомонили, желая мне скорейшего выздоровления. Ну, с такой поддержкой я просто обязан быстро поправиться.
— Игорь, а тебе уже сказали, что с той частью, где наши отцы служат? — спросил Зеленецкий.
— Да. Они все еще в окружении.
— А вот и нет! — радостно сказал Максим. — Час назад дивизия пробилась к своим!
— Какие потери? — я посмотрел на Альбикова.
— Уточняются! — качнул головой Хуршед.
Затем сержант мягко, но настойчиво, принялся выпроваживать ребят из палаты. Они в порядке старшинства подходили ко мне, серьезно, по-мужски жали руку, говорили «выздоравливай» и организованно покидали помещение. Барский немного задержался.
— Ты это… Игорек… держись! Как только что-то будет известно о твоем отце — я тебе сразу скажу!
— Спасибо, Миша! Ты тоже… не расслабляйся! Война еще не закончилась!
Не успели мальчишки уйти, как в дверях появилась злая, как черт, Ольга Гавриловна. Окинув меня и проснувшегося от шума Петрова орлиным взором, медсестра глубокомысленно изрекла:
— Вот ведь пациенты попались, что ни день — делегация! Эй, Дуня! Тащи ведро и тряпку со шваброй! Надо здесь пол помыть. Натоптали, грязи натащили, хоть огород сажай. Быстро, Дуняша, быстро!
Добровольная помощница прискакала галопом, но почему-то без швабры. Наклонившись, девушка начала мыть пол, боязливо посматривая на стоявшую у порога Гавриловну. Обтянутый белым халатом круглый дуняшин зад кружил по палате, назойливо притягивая внимание. На соседней койке заерзал Петров. Я глянул на лейтенанта — он смотрел на женские ягодицы не отрываясь. Вот ведь, блин, сексотерапия! А мое тело, к моему немалому удивлению, на эту примитивную эротику не отреагировало. От усталости, что ли?..
Гавриловна, неодобрительно хмыкнув, заставила Евдокию сбегать за водой и еще раз протереть пол. И только после этого осталась довольна. Вскоре чистота помещения была восстановлена, и строгая медсестра удалилась, обещав нагрянуть после ужина с уколами.
— Эх! Я бы с этой Дуней… — тихонько сказал Володя.
— Что? Создал бы крепкую комсомольскую семью? — подколол я товарища.
— Тебе, Игорь, про это знать еще рано! — решительно ответил лейтенант и, вздохнув, отвернулся к стене, видимо, до сих пор пребывая во власти эротических фантазий.
Снаружи вдруг раздались частые хлопки, похожие на выстрелы малокалиберных орудий.
— Зенитки лупят! — удивленно сказал Петров, прислушиваясь. — Неужели налет?
— А что в этом странного?
— Так мы немецкой авиации в эти дни почти и не видели!
— Повезло вам! — искренне сказал я, зная по рассказам очевидцев — на Западном фронте немецкие асы чуть ли не по головам ходят.
За окном грохнул взрыв, в коридоре начали мелькать белые халаты медперсонала. Никак нас бомбят?
— Володя, а ты случайно не знаешь — на крыше госпиталя есть большой красный крест?
— Точно не знаю, но должен быть! — растерянно ответил Петров.
— Ну, тогда жди — сейчас нам подарочек прилетит! В виде пары симпатичных фугасных бомбочек!
— Откуда знаешь? — ошарашенно спросил лейтенант.
— Так летчики именно по красному кресту и будут целиться!
Снова грохнуло, но на этот раз в самом здании. Из коридора к нам вынесло целую пылевую тучу. Затем взрывы пошли один за другим, а в перерывах между ними отчетливо слышались людские крики. Из-за висящей в воздухе пылевой взвеси, я с трудом видел сидящего на своей койке Петрова. Он поначалу хотел куда-то бежать, наверное, инстинкты вели, но дальше кровати не продвинулся. И не потому, что на одной ноге — я видел искоса брошенный на меня взгляд. Не захотел лейтенант мальчишку в одиночестве на смерть оставлять. Вот и сидел теперь, вздрагивая всем телом при каждом новом взрыве — тут уж ничего не поделаешь, самый храбрый и обстрелянный человек при бомбардировке или артобстреле, когда ничего нельзя сделать, будет… гм… волноваться. Это уж совсем железные нервы надо иметь, чтобы не дергаться. Меня тоже колбасит со страшной силой — просто трясет всего. Но я-то даже убежать не могу. Сейчас бы принять на грудь грамм двести, исключительно в лечебных целях… А чего я туплю — все ведь нужное есть, только руку протяни!
Беру с пола мешок и кладу прямо на засыпанную пылью простыню бутылку и закуски.
— Володя, ты выпить хочешь?
— Чего? — невооруженным взглядом видно, что Петров от моего вопроса прифигел больше, чем от бомбежки.
— Я говорю: пузырь открой, а то мне несподручно с этим сургучом возиться!
Петров машинально берет протянутую бутылку водки и начинает ловко ее открывать. Вот что значит постоянная практика — я, привыкший к пробкам «с винтом», так быстро бы не справился. Отламываю кусок колбасы и предлагаю лейтенанту. Володя прикладывается к горлышку, делает несколько больших глотков, благодарно кивнув, принимает колбасу и закусывает, запихнув в рот сразу половину.
— Ты это… тару-то на базу верни! — ласково прошу собутыльника.
— Чего? — снова таращит глаза Петров.
— Пузырь, говорю, сюда давай! Не один пьешь!
— А тебе не рано?
— А под пулями ходить не рано?
Володя оторопело кивнув, возвращает мне бутылку. Ого! Да он граммов двести вмазал — в емкости чуть больше половины осталось. Где-то рядом со зданием грохает очередной взрыв, воздушная волна взбалтывает заполняющую палату белую кисею, и я торопливо, пока пыль не попала в бутылку, прикладываюсь к горлышку и делаю глоток. Ух, хорошо пошла! Теперь колбаски — пыль хрустит на губах, но все равно вкусно! Ну вот, нам теперь любой обстрел не страшен. Как в анекдоте про Василия Ивановича: здорово мы замаскировались! Повинуясь секундному порыву, рассказываю этот анекдот Петрову. Что тут началось! Кажется, что его громкий хохот перекрывает грохот взрывов. Я тоже ржу.
Со стороны, наверное, покажется, что мы сошли с ума: вокруг падают бомбы, а мы сидим, пьем водку, травим анекдоты и хохочем. Но это почти нормально — так нервная система реагирует на перегрузку. За этим безумным смехом мы не перестаем периодически прикладываться к бутылке и жевать колбасу. И так увлекаемся процессом, что даже не замечаем, когда заканчивается авианалет. Дуракам и пьяным везет — ни одна бомба не упала ближе нескольких десятков метров от нас.
В таком виде: покрытыми толстым слоем белой пыли, с бутылкой и недоеденной колбасой в руках, нас застает капитан Свистунов.
— Во, бля! — от удивления разведчик на мгновение теряет дар речи. — Я уж думал, вас по кусочкам откапывать придется, а они… — тут капитан принюхался, — водку жрут!
— Не пьянства ради, а пользы для! — наставительно говорю я и снова покатываюсь со смеху. У меня сейчас такое состояние — палец покажи — буду ржать. — Вы… ты… чего пришел?
— Так подарок обещанный принес! — Свистунов тряхнул зажатым в кулаке мешком.
