Ник лукаво улыбнулся:
— Что тебе удалили аппендикс?
— Господи, нет, конечно! Я выбрала кое-что попроще — кишечную палочку.
— Мудрый выбор, — похвалил он, одобрительно кивнув. — В зависимости от тяжести заболевания можно отсутствовать сутки или неделю.
— В отличие от аппендицита, когда требуется лежать в стационаре и остается шрам. — Я сбросила туфли и скрестила ноги по-турецки. — А ты что придумал?
— Мне требовалась убедительная причина, иначе они не успокоятся. Встанут прямо под дверью моего кабинета — они часто так делают, чтобы мне было слышно, — и начнут во весь голос жаловаться, что начальник сказывается больным, когда хочет, а от подчиненных требует бюллетень.
— Ты правда требуешь справки от врача?
— Это политика компании — приносить оправдательный документ, если работник отсутствует дольше пяти дней подряд, но я никогда на этом не настаивал.
— И они действительно бухтят у тебя под дверью?
— Рационализируют процесс, чтобы мне не дожидаться новостей сарафанного радио, а оперативно узнавать, как ненавидят меня подчиненные. Если бы такую энергию да направить в русло повышения эффективности производства…
Каждые полгода Нику приходилось встречаться с представителями музыкального телеканала, с которым у него контракт, и напоминать, для чего им необходим веб-сайт, всячески подчеркивая бесценную помощь работников нижнего звена.
Песня Мадонны заставила Ника предпринять новую безнадежную попытку поисков другой волны. Я бы охотнее послушала новости, чем птичий язык обрывков радиопередач.
— Уволил бы всех этих говнюков в полном составе, — озвучила я то, о чем часто думала.
— Не все так просто, — уклончиво ответил он. — Ты не была руководителем и не знаешь, что это такое. Нельзя уволить людей на том единственном основании, что ты их терпеть не можешь.
— Пусть я не руководитель, но я…
— Знаю, землевладелица.
— Вообще-то я собиралась сказать «служащая», но ты прав: я землевладелица.
Ник засмеялся и заговорил о другом. Ему всегда было неловко обсуждать офисные сплетни и сплетников.
— Кстати, о земле: откуда взялся участок? Хоть расскажи, как становятся землевладельцами.
— Мамино наследство. Оказывается, я уже четыре года владею землей. — И я подробно описала историю обретения конверта и вчерашний разговор с отцом. — Папа клялся, что в свое время объяснил мне, что это такое, и отдал мне конверт через три дня после маминой смерти, но я вообще смутно помню неделю после похорон. Честно говоря, все, что осталось в памяти, — мамин гроб был коричневый и блестящий.
— А для чего твоей маме было покупать землю в Северной Каролине?
Вопрос казался логичным. Мама не была ловким земельным спекулянтом — она проявляла мало интереса к ценной недвижимости.
— Лет шесть назад они с отцом ездили к его клиенту в Эшвилле. Мама увидела участок и влюбилась в него с первого взгляда — она всегда мечтала о доме у тихого озера. — Я вспомнила, что мама так никогда и не освоилась в Хэмптонсе, заполоненном дамочками в босоножках от Маноло Бланика. — Сейчас мне кажется, я припоминаю что-то в этом роде — вроде бы у нас заходил разговор о земле в Северной Каролине. Но потом мама заболела, и нам стало не до дома на озере.
Ник медленно кивнул, продолжая переключать радиостанции.
— Что ты собираешься делать с землей?
Я пожала плечами. Мне стало одиноко и грустно. Человеку всегда нужна мама, и с годами это желание не притупляется. Единственное, что меняется со временем, — наше отношение к такой потребности.
— Я собираюсь ею владеть, — ответила я. — Наслаждаться нечестивым актом обладания. Как для любого нью-йоркского обитателя бетонной ячейки — не пойми превратно, я люблю свою ячейку, — мысль о том, что я единолично и безраздельно владею клочком земли, кажется очень заманчивой. Может, я открою там колонию художников или построю бревенчатую хижину из собственноручно спиленных деревьев — понятия не имею. Теперь все возможно. Я землевладелица.
Машина впереди замедлила ход, и Ник включил поворотник, меняя полосу. Дорога оказалась на редкость свободной, мы ехали быстро, миновав уже двенадцатый съезд с шоссе. Еще столько же, и будет штат Делавэр.
— Перерыв на перекус, — объявила я, дотянувшись до сумки с припасами на заднем сиденье. — Итак, что желаете на завтрак? «Голдфиш», «Читос», картофельные чипсы или «Ореос»? Я начну с «Ореос», затем съем «Читос» и закончу хорошей стопкой картошечки.
— Как, а «Золотые рыбки»?
— Оставлю на ленч.
— Мы же вроде собирались остановиться на ленч на полдороге!
— Верно. Но я проголодаюсь задолго до этого.
— А где это?
— Что «это»?
— Половина дороги?
— Не знаю.
— Ты же обещала сказать мне, как только у нас будет карта!
— Забыла посмотреть, — созналась я.
— Ну посмотри сейчас.
— Ладно. — Я открыла бардачок. — А ты пока высматривай «Уолл-март» или «Таргет».
— Зачем? — Пальцы Ника по микрону поворачивали круглый регулятор настройки, из динамиков вырывались краткие отрывки музыки и разговоров, действуя на нервы.
— Нам нужна палатка. Какой кемпинг без палатки? Да, и еще. — Запустив руку в его почтальонскую сумку от Армани, я вытащила первый попавшийся компакт-диск. — На вот, поставь. Слышать не могу, как ты радио слушаешь.
Глава 5
На ленч мы остановились в Динвидди, штат Виргиния. Нику приглянулось кафе «Дрёма» на стоянке грузовиков, оказавшееся, впрочем, обычной придорожной забегаловкой, где подают истекающий жиром жареный картофель, нарезанный кольцами лук, пропитанный маслом до прозрачности, а недожаренные гамбургеры можно смело ставить в меню как бифштексы с кровью. Не такого стола требовала моя душа — где привычные нам, южанам, жареные зеленые помидоры, кукурузные оладьи и овсянка? — но все же то была добрая сытная пища, оставляющая едока с довольной улыбкой на округлившейся физиономии. Я показала Нику сразу оба больших пальца и не стала жаловаться, когда он не изменил своей привычке ловить невесть что в радиоэфире Динвидди. Даже при наличии любимого компакт-диска Нику все равно требовался разноголосый звуковой винегрет.
Мы вновь пустились в путь и ехали по I-85 почти час, когда впереди показался «Уолл-март», огромное приземистое безобразное сооружение. Расположившись на бескрайней бетонной равнине, словно выступ скальной породы в пустыне, строение казалось наглым оскорблением солнцу. Вот что бывает, когда практические соображения ставят во главу угла, а дизайн плетется в хвосте. Бункеры из шлакоблоков и коробки из гофрированной стали — все, что вы получите, если не умеете разумно сочетать полезность и практичность с красотой. К счастью, универсам не претендовал на новизну или шедевральность, оставаясь просто местом, где можно купить палатки и мебель из ДСП, и это до некоторой степени примирило меня с его внешним видом. В конце концов, нельзя же ожидать красоты везде, куда упадет наш взор. Глаза не
