ли об этом Марк? Он уверен, что после увольнения ты прозябаешь в какой-нибудь жалкой дыре. — Эбби сделала паузу, несомненно, раздумывая, в какой же дыре мне надлежало прозябать. — Какая дьявольская месть! — медленно проговорила она.
В глазах Эбби светилось любопытство. Глубина моего бесчестья стала для нее хорошей новостью: это означало, что вскоре Марк лицом к лицу столкнется с собственным обманом. Но мне от этого не сделалось легче: со своими демонами Марк справится тет-а-тет, уединившись в кабинете.
Я попрощалась с Эбби, но та уже не слушала меня, наслаждаясь видением сцены: Марк шокирован встречей, Марк судорожно придумывает объяснения, силясь избежать обвинения в плагиате, Марк поднимает страшный шум по поводу того, что простая секретарша посмела копировать его гениальные идеи и выдавать их за свои… Все, что нужно, — придумать способ невзначай привести Марка к моему павильону. Достаточно передвинуть пару пешек на шахматной доске, и можно встать в сторонке и любоваться фейерверком.
Я направилась к своему павильону, надеясь, что Эбби способа не придумает. Конечно, я мечтала об очной ставке с вором. Больше всего на свете мне хотелось встать лицом к лицу с лживым, нечистым на руку сукиным сыном и бросить ему обвинение в присвоении собственных идей, но я не желала устраивать сцену перед Эбби, соседкой из павильона «Алесси» и посетителями выставки, которые в тот момент окажутся рядом. Марк — тертый калач, к тому же скользкий, как уторь: в присутствии любой аудитории он тут же вывернет произошедшее наизнанку. Через считанные мгновения он опомнится и убедительно разыграет маленькое импровизированное представление, выставив меня злобным негодяем, а себя — невинной девушкой, привязанной к железнодорожным рельсам.
Не важно, где произойдет выяснение отношений — в переполненном выставочном зале или городе призраков, где ветер гонит перекати-поле по пустым улицам, — восстановления в правах Таллулалленду не видать. Не будет извинений, сожалений, покаянных восклицаний «Я не должен был так поступать!» и «Больше в жизни близко не подойду и издали не гляну!». Мир устроен несправедливо. Эту истину я как нельзя лучше усвоила в реанимации, выставочном зале и под отцовским «крылышком».
Я добрела до стенда, обессиленно опустилась на стул и уставилась на свой диван, гадая, что делать дальше. Внутри словно открылся глубокий колодец печали, я не могла побороть тоскливое ощущение бесполезности своих усилий, но в глубине души знала: случившееся не сломало меня. Это не настоящее горе, берущее за горло холодными пальцами и медленно сжимающее хватку, наблюдая, как ты из последних сил стараешься глотнуть воздуха. Это лишь лужица, натекшая в груди. Ничего, пройдет. Сточные трубы в исправности, солнце светит, скоро все подсохнет.
Очень хотелось сидеть и упиваться жалостью к себе, но положение обязывало быть Таллулой Уэст. Необходимо было обхаживать владельцев магазинов, любезничать с редакторами и убеждать продюсеров телешоу в домашних интерьерах, что диван с обивкой из синтетической замши и удобные подушки, не говоря уже о прежде-инновационных-и-гениальных-но-украденных-и-опозоренных оп-артовских столах, — это последние веяния и новое слово в искусстве.
День тянулся медленно. Кроме единственного телефонного звонка от Ника, исходившего восторгом по поводу блестящих способностей Ханны, вестей из внешнего мира не было; меня оставили одну справляться с трудностями жизни. Я надеялась, что Ханна — или Джерри — забежит после ленча помочь в павильоне и составить компанию, но надежды оказались напрасными: подруга была по горло занята поддержанием скандала вокруг собственной особы.
Было почти пять часов вечера, когда Эбби удалось осуществить свой план. Я пополняла запас буклетов на столе, когда она появилась в проходе бок о бок с Марком. Уже на расстоянии двадцати футов можно было разглядеть блеск в ее глазах — торжествующий огонек, который заставил мое сердце бешено забиться. Я не хотела этого делать! Колени ослабли, пришлось прислониться к шаткому рабочему столу. Перспектива очной ставки и пренеприятного разговора привела меня в ужас. Я не чувствовала, что смогу сейчас изложить претензии цивилизованным образом или описать понесенный ущерб в печатных выражениях. Мой удел — сдерживаться, подавлять чувства, не обращать внимания на обиды и уходить от безобразных сцен. По этой причине я и потратила четыре года, работая персональным помощником у творца мусорных ведер. И теперь превращалась в супергероя.
Эбби поймала мой взгляд и незаметно помахала, словно подавая условный сигнал. Ей казалось, мы действуем единым фронтом. По ее мнению, мы собрались сыграть с ничего не подозревающим Марком отличную шутку.
Я резко отвернулась. Выдержу все, что приготовили для меня Эбби, Марк, москитные боги, черт, дьявол, но не собираюсь приветствовать их с распростертыми объятиями.
Секунды летели. Мышцы застыли — мне чудилось, я слышу их потрескивание от перенапряжения. В любой момент тяжело бьющееся сердце могло прорвать грудную клетку и начать грохотать о столешницу. Не в силах выдержать мучительное ожидание, я чуть повернула голову влево и краем глаза следила за непрошеными визитерами. Марк разговаривал с женщиной, раскрашивавшей ковры. Его заинтересовала идея, и он расспрашивал о тонкостях процесса. Эбби переминалась с ноги на ногу, не в силах дождаться, когда босс пройдет оставшиеся десять шагов. Она печенкой чуяла, что неизбежный момент уже близко, и томилась ожиданием. Положительно, из Эбби с ее привычкой нетерпеливо барабанить пальцами и поглядывать по сторонам не получился бы хороший режиссер. К этому моменту актерам полагалось находиться на сцене, а софитам — освещать место действия.
Когда Марк набрался информации о раскрашивании ковров, то есть узнал достаточно, чтобы воссоздать эффект в собственной дизайнерской студии под своим логотипом, он перешел к следующему павильону. Фирма «Баккара» его не заинтересовала. Он заторопился к «Алесси» и на всем скаку пролетел мимо моего павильона.
Эбби застыла от неожиданности, не зная, как реагировать. Предвкушаемая развязка отодвигалась, и пленка начала плавиться от тепла проектора. Но Эбби вовремя опомнилась, и ее ловкие пальцы спасли бесценный кадр.
— Ой, Марк, смотри — Таллула! Подумать только, бывают же такие совпадения! — Эбби подала свою реплику с безупречной артикуляцией, тщательно и четко. Она явно переигрывала, но Марк не заметил.
Бывший босс повернулся ко мне с дружеской улыбкой. Мгновение он, казалось, искренне радовался встрече, но тут же осекся, вспомнив, что уволил меня, украл мои дизайнерские идеи и что низкокачественные воплощения этих идей сейчас находятся в его павильоне. Упс…
— Лу, — начал Марк, делая шаг вперед, и тут же отступил. Мое напряжение сразу спало, как только я увидела, что враг нервничает еще больше. — Какой чудесный сюрприз! Как поживаешь? — Он еще не успел как следует разглядеть окружающую обстановку, не заметил вывеску с надписью «Таллулаленд» и не успел потрогать идеально гладкие столешницы «Беллморов».
— Отлично, — сказала я. — Смотри, я открыла свой бизнес, создала собственные дизайны и изготовила образцы товара.
Марк закивал, показывая, как счастлив за меня.
— Когда я стала участницей этой выставки, дела пошли еще лучше. Огромный интерес со стороны журналов мебельного и бытового дизайна, краткое интервью для «Нью-Йорк-один», заказ на двадцать диванных подушек от продюсера «Все сразу», — перечисляла я с возрастающим гневом, наконец-то понимая, что еще недавно дела у меня действительно шли прекрасно. Несмотря на полупридуманные мной мелодраматические терзания, еще вчера жизнь была чертовски хороша! — Но сегодня утром, случайно проходя мимо твоего павильона, я увидела мои столы. Да, Марк, ты не ослышался — мои столы, те самые, дизайн которых я разработала в бытность твоим персональным помощником, девчонкой на побегушках. Вижу я свои столы в твоем павильоне, и мои дела начинают ухудшаться на глазах. Правда, забавно, как портится настроение, стоит лишь увидеть, что тебя обокрали?
Взгляд Марка заметался по павильону. Наконец он заметил столы. Он не побледнел, не покраснел и не вздрогнул. Марк ничем не выдал свою реакцию.
— Посмотри на них, Марк, хорошенько посмотри, — продолжала я слишком звонким беззаботным голосом, за которым явственно слышались душившие меня гнев, обида и еле сдерживаемый поток безобразной брани. — Видишь эту гладкую поверхность? Заметь, ничего общего с кафельной плиткой в туалете какого-нибудь греческого пейзанина. Вот куда тебя завела привычка делать быстро и дешево! Взгляни на эти линии — поразительно, в каком идеальном порядке мне удалось расположить полоски! Вот
