Скорая помощь уехала, и Селена потрясла Джо за плечо.
— Пойдем, милый. Пошли, скажем Ма, что мы наконец увидели его.
Они отделились от толпы, и многие повернулись, глядя им в спину.
— Вон идут дети Лукаса.
— Какой позор, ведь у него семья.
— Не понимаю, как его жена терпит все это.
— Дети, вот кого мне жаль.
— Ну, эти, из хижин, все такие.
«Заткнитесь, — хотелось закричать Селене, — заткнитесь, мне не нужна ваша вонючая жалость, просто заткнитесь».
Она шла, подняв голову, будто вокруг никого не было, и так, не поворачивая головы, пошла по улице Вязов, держа за руку маленького брата.
— Я пойду с тобой, — услышала она голос у себя за спиной.
Селена оглянулась.
— Я в тебе не нуждаюсь, Тед Картер, — сказала она, выплескивая на него свою боль и злость на толпу. — Возвращайся на свою колею, твои старики много потрудились, чтобы проложить ее, не сходи с нее, а то скатишься к хижинам.
Тед взял ее за руку, она была холодной и напряженной. Селена вырвалась.
— Ты мне не нужен, — сказала она. — Мне никто не нужен. Прибереги свою вшивую жалость для того, кто в ней нуждается. Понял? Проваливай.
Интуитивно Тед понял, что сейчас ему лучше промолчать. Он обошел Джо с другой стороны и взял малыша за руку. Джо почувствовал себя почти уютно.
— Перестань, Селена, — сказал Джо. — Пошли домой.
Три детские фигурки шли по главной улице Пейтон-Плейс. Молча они дошли до конца заасфальтированной улицы и пошли дальше по замерзшей грязной дороге. Когда они приблизились к хижине Кроссов, Джо вырвался у них из рук.
— Пойду, расскажу Ма, — сказал он и побежал к двери.
Селена и Тед молча, не двигаясь, стояли на дороге. Потом Тед обнял ее за плечи и прижал к себе. Он не целовал ее, просто обнял и не отпускал. Наконец Селена заплакала. Она не шевелилась и не всхлипывала, только по ее горячему, мокрому лицу можно было понять, что она плачет.
— Я люблю тебя, Селена, — шепнул Тед.
Она плакала так, пока не начало ныть все тело. Если бы Тед отпустил ее, Селена просто упала бы на землю. Он взял ее за руку и повел к краю дороги. Селена послушно, как идиот или лунатик, шла за ним. Тед усадил ее на промерзшую землю, сел рядом, обнял, прижал ее лицо к своему плечу и стал гладить по волосам замерзшей рукой.
— Я люблю тебя, Селена.
Он расстегнул пальто и укрыл ее одной полой.
— Я люблю тебя, Селена.
— Да, — пробормотала Селена. Это не был ни вопрос, ни выражение удивления, она просто соглашалась.
— Я хочу, чтобы ты была моей девушкой.
— Да.
— Навсегда.
— Да.
— Я закончу школу, и мы поженимся. Ждать совсем недолго, только четыре года и еще чуть- чуть.
— Да.
— Я собираюсь стать адвокатом, как старина Чарли.
— Да.
— Но мы должны пожениться до того, как я поеду учиться в колледж.
— Да.
Они долго тихо сидели напротив дома Селены. Свет в хижине погас, темнота вышла из леса и окружила их. Селена сидела, прислонясь к Теду, как тряпичная кукла. Когда он поцеловал Селену, ее губы были мягкими, они и не сопротивлялись, и не отвечали ему. Когда он ее обнял, она и не отстранилась от него, и не прижалась к нему. Она просто была рядом и послушна ему.
— Я люблю тебя, Селена.
— Да.
Пошел снег. Мороз спал под напором больших, густо падающих хлопьев снега, которыми вскоре покрылось все вокруг.
ГЛАВА XXI
Эллисон лежала в постели и прислушивалась к звучанию зимы. Снег едва слышно, как сахар, насыпаемый в горячий кофе, шуршал по стеклу в окне ее комнаты, а потом тихонько засыпал весь подоконник. Это было так чудесно, что невозможно было думать об опасности. Ветви гигантских деревьев, обломившиеся под тяжестью снега; сказка об охотнике, обманутом фальшивым теплом белого ковра и умершем от холода; история о чьей-то маленькой собачке, которая потерялась в волшебной, серебряной стране и, попав в сугроб, задохнулась, — все это легко, как боль, стерлось из памяти. Слушая, как снежинки бьются о стекло, Эллисон вспоминала только самое-самое приятное. Она старалась не слышать ветер, который пугал ее своим упорством и силой. Зимние ветра на севере Новой Англии не бывают порывистыми, они дышат, как живые существа, сильно и не затихая. Это дыхание холода и смерти. Эллисон спряталась с головой под одеяло, ей стало страшно, что весна никогда не придет.
Шла вторая неделя февраля, и зима еще долго не собиралась уходить, но у Эллисон было такое чувство, что с приходом весны ее жизнь каким-то чудесным образом изменится. Она постоянно испытывала какое-то смутное беспокойство, но не пыталась выяснить причину его.
В эти дни Эллисон все реже и реже видела Селену Кросс: та то была с Тедом Картером, то подыскивала случайную работу.
— Я откладываю свои деньги, — сказала как-то Селена в субботу днем, когда Эллисон предложила сходить в кино. — Коплю на белое платье из магазина твоей мамы. Я хочу одеть его на выпускной вечер. Тед уже пригласил меня на весенний танец. А ты идешь?
— Конечно, нет, — быстро ответила Эллисон: она хотела, чтобы у Селены создалось впечатление будто она сама решила не идти на вечер, и совсем не хотела, чтобы Селена догадалась о том, что ее никто не пригласил.
— Тед и я, мы будем вместе, — сказала Селена.
— Тед, Тед, Тед! — резко сказала Эллисон. — Это все, о чем ты можешь говорить?
— Да, — просто ответила Селена.
— Ну, а я думаю, что это отвратительно, вот, что я думаю, — сказала Эллисон.
Однако она стала уделять больше внимания своей одежде, и Констанс уже не надо было заставлять ее мыть голову. Эллисон предприняла тайную вылазку в пятидесятицентовый магазин, где приобрела бюстгальтер с резиновыми чашечками. А когда Констанс отметила тот факт, что ее дочь быстро формируется и становится симпатичной девушкой, Эллисон устало взглянула на нее и сказала:
— В конце концов, мама, я ведь не становлюсь моложе, понимаешь?
— Да, дорогая, понимаю, — пряча улыбку, сказала Констанс.
Эллисон раздраженно пожала плечами. Ей казалось, что ее мама с каждым днем становится все
