— Похоже на сцену ревности. Неужели эти два старика — любовники? А ведь ни капельки не похожи на извращенцев…
— Безмозглая шлюшка! — с отвращением шикнула на нее Бианка. — Ты присутствуешь при величайшей драме послевоенной истории, но ни черта не поняла.
Слушая эти разговоры, Суонк и работники обсерватории не могли решить — то ли две банды ветеранов прошлой войны свихнулись, то ли в самом деле спорят о чем-то чрезвычайно серьезном, чего непосвященным понять не дано. Впрочем, спутники Дунаева и Зоггерфельда тоже начинали сомневаться в душевном здоровье командиров. Надо было поскорее забирать то, за чем они так долго охотились, но два адмирала словно забыли про цель экспедиции.
— Ты собирался просто позвать Его? — Зог язвительно хохотнул. — Для передачи сигнала нужно подойти как можно ближе, иначе помехи забьют кодировку.
— Хочешь подлететь на батискафе? — Дракон одобрительно кивнул. — Да, это умно.
Зоггерфельд нетерпеливо махнул рукой, предупреждая свою команду, чтобы не открыли огонь ненароком. Потом проговорил, как бы рассуждая вслух:
— Мы пришли сюда с определенной целью. Как будем делить добычу, если сговоримся? Наверное, стоило бы заключить соглашение между нашими державами. Я имею полномочия на это.
— Я тоже. — Лицо Звездного Дракона сделалось очень серьезным, даже торжественным. — Самый сильный корабль станет твоим, как и лидерство в будущей державе. Созданная нами Империя должна быть основана на привлекательных принципах, и ваша модель представляется более удачной.
Внезапно Михайлов закричал, что источник сигнала показался из-за горизонта звезды и находится в полушарии, обращенном к Салдару. На голограмме действительно появилось нечеткое пятно — импульсы гравилокатора рассеивались внутри звездной массы и возвращались облаком помех. Два адмирала словно не заметили этот феномен.
— Мне трудно поверить, что ты так легко сдаешь мне партию, — медленно произнес Зог.
Дракон покачал головой и тихо сказал:
— Поверь, это нелегко, но партия, которую мы играем, завершится не сегодня. Я разыгрываю гамбит и отдаю тебе сильнейшую фигуру… — Он показал рукой на голограмму белой звезды, сквозь поверхность которой просвечивало расплывчатое пятно отраженного сигнала. — И это будет далеко не последняя жертва ради окончательной победы. Я готов отказаться даже от суверенитета Центавра. Что угодно — лишь бы вернуть единую державу!
— Я догадывался, — к общему изумлению, буркнул Долговязый. — Поэтому ты отвел свою эскадру? Там, на Венере.
Кивнув, адмирал Дунаев произнес еле слышно:
— Я знал, что ты поймешь намек.
Он с надеждой смотрел на давнего врага. Адмирал Зоггерфельд задумчиво массировал подбородок. Пятно на голограмме медленно плыло к краю объема, затем управляющий процессор нейросети немного сместил центр изображения, и непонятный объект, неведомым образом оказавшийся внутри звезды, снова вернулся в фокус.
Прервав молчание, Зог проговорил безразличным тоном:
— Земля особенно сопротивляться не станет. Эсперанса и Ниневия — тем более. И сомневаюсь, чтобы нам пришлось долго возиться с Южной Зоной. Все потенциальные проблемы исходят лишь от Севера.
— Север разбит на четыре карликовых государства, — быстро ответил Дунаев. — Их можно успокоить по очереди.
Зоггерфельд кивнул в знак согласия и добавил вслух:
— Кстати, твои потери окажутся не столь уж заметными. Лучше быть премьером сверхдержавы, чем отцом императора крохотной системы.
— Мы на Тау давно поняли это, — сообщил Реджинальд Дунаев. — Осталось сделать совсем немного — освободить Его и заняться привычной работой.
— Кого «Его»? — взорвался Суонк. — О ком вы говорите?
— Не «о ком», а «о чем», — машинально сказала Бианка. — Хотя…
— Вот именно, хотя… — Махмуд Султан оскалился. — Эти двое всегда относились к нему, как к живому существу. Живому и разумному.
По сигналу Зога они опустили оружие. Секундой позже убрали пистолеты менее склонные к примирению Корносевич и Хорнет.
Разногласия, вражда, взаимные подозрения были забыты столь капитально, что сделались бессмысленными сравнения с прошлогодним снегом или кошмарным сном. Вновь, как десятилетия назад, они стояли на одной палубе и понимали друг друга практически без слов. Короткие фразы, ничего не говорившие даже самым неглупым единомышленникам, завершили формирование планов на обозримое будущее.
Батискаф оторвался от Легата, когда оставалось чуть меньше часа до прибытия «Звезды смерти» и часа полтора до момента, когда настианские крейсера, погасив сверхсветовую скорость, окажутся возле обитаемых планет.
Довольно долго, пока батискаф не погрузился в звезду, колебания фундаментальных сил доносили в обсерваторию голоса двух адмиралов.
— Иди к папочке, малыш, — звал Долговязый Зог.
— Здесь твой папочка, — вторил ему Звездный Дракон.
Суонк уже начал догадываться, что в звезде находится некий объект сугубо земного происхождения. И все-таки старый астрофизик недоумевал:
— Как будто два заботливых отца зовут заплутавшего в ночном лесу ребенка.
— Возможно, Он и в самом деле дороже им, чем родные дети, — согласился Рикки Хорнет.
Снова пошла передача нового куплета «Звездной Песни»:
— А стишки-то дрянные, — сказал Михайлов, раздосадованный уплывшим из рук эпохальным открытием.
— А ты от него гениальных рифм ждал? — Бианка заулыбалась. — Он же всего-навсего линкор.
— Кто линкор? — застонал Суонк. — Объяснит мне кто-нибудь, кого ищут два старых бандита со своими шайками?
— Вы еще не поняли? — искренне поразилась Бианка. — Там, внутри Сириуса, остался наш корабль — линкор «Вельзевул»…
— «Вельзевул» погиб, — машинально отозвался Суонк. — Все мы видели обломки на орбите.
— Это обломки тех, кого мы расчесали, — просветила его капитан-лейтенант Эриксон. — «Вельзевул» тоже был сильно поврежден, и Долговязый Зог приказал экипажу покинуть корабль — это мы спускали шлюпки, а не настианские корабли, которые к тому моменту были уничтожены. Потом командир сбросил линкор в звезду. Малыш тридцать лет занимался саморемонтом, месяц назад решил, что готов к дальнейшим подвигам, и позвал нас.
— Стихами?! — Глаза Суонка стали втрое шире обычного.
Бианка не ответила. Все равно штатский профессор не поймет, какие отношения бывают между кораблем и экипажем. А доктор Михайлов мстительно проворчал:
— Тоже мне линкор, стихов писать не умеет… мозгов, как у крейсера!
