Но опять ей пришлось ждать. Рафаэль обнял ее, прижимаясь к ней всем телом и, прикоснувшись губами к ее уху, прошептал:
— Потерпи немножко. Еще рано.
Рафаэль крепко держал Анни, и она чувствовала, как вместе с желанием в ней поднимается отчаяние.
— Ты хочешь, чтобы я мучилась, — обвинила она его.
Рафаэль усмехнулся и поцеловал ее в висок.
— О нет, — ответил он. — Я хочу подарить тебе радость, моя любимая, но только подарить такую радость, чтобы ты простила меня… Когда-нибудь…
Анни вспомнила самую стыдную картинку в книжке, от которой она с подружками не могла оторваться в Академии святой Аспазии. Набравшись смелости, она опустила руку, и восхитительное чувство власти наполнило ее бешено стучавшее сердце, когда он вскрикнул от неожиданности и удовольствия. Тогда Анни принялась делать то же, что он делал с ее грудями, и от прочерчиваемых ею кругов его член становился больше и тяжелее — или ей это казалось?
— Анни! — выдохнул он.
Она наклонилась к Рафаэлю, поцеловала его, нашла его соски, покрытые завитками темных волос, и нежно потрогала их, и один, и другой, кончиком языка.
Он повторял ее имя, словно останавливая ее, но даже не пытаясь оттолкнуть.
Поцелуи Анни становились более страстными, она опускалась все ниже и ниже, пока не легла щекой на самый низ его живота, совсем рядом с его членом. Она уже хотела повернуть голову и… как он схватил ее за плечи и быстро опрокинул на спину так, что у нее на мгновение даже перехватило дыхание.
Рафаэль вновь взял ее за руки и, прижимая их к подушке возле ее головы, пристально посмотрел ей в глаза. Дыхание у него было частым и прерывистым, в точности как у Анни, но, хотя она видела, как он сжимает зубы, боялась она его не больше, чем тигрица боится своего супруга.
— Я хочу тебя, — прошептала она.
— Тебе придется еще долго ждать, — немедленно отозвался Рафаэль, — прежде чем ты получишь то, что хочешь.
Он говорил правду. Все оказалось совсем не так просто, как думала Анни Треваррен. Она прошла долгий и мучительный путь, прежде чем рассталась со своей девственностью. Рафаэль бесконечно дразнил ее, то гладя, то целуя и шепча ей на ухо самые замечательные слова, какие только мог придумать. Наконец он поднялся над ней и вновь прижал ее руки к подушке. Она почувствовала, как его член ищет дорогу у нее между ног и постаралась повернуться поудобнее.
Вся мокрая от пота и полубезумная от желания, Анни не знала, чего ей ждать — боли или наслаждения. Она хотела только одного — соединиться с Рафаэлем душой и телом.
Он возвышался над ней и держал ее на расстоянии, что делало ожидание еще более нестерпимым и лишало Анни остатков самообладания. Она бешено рванулась, освобождаясь от его рук, державших ее как клещи, и наконец, схватившись за его крепкие ягодицы, заставила его войти в нее.
Несмотря на пронзившую ее острую боль, и тело, и душа Анни наполнились ощущением счастья, какого она еще не знала и даже не могла вообразить. А когда она поняла, что Рафаэль тоже потерял контроль над собой, счастью ее не было границ.
Вначале он двигался медленно, осторожно. Но когда Анни поднялась повыше и заставила его войти еще глубже в себя, он хрипло вскрикнул и стал неистовым в своем неуемном желании овладеть ею.
Наконец Анни поняла, что не может больше ждать, и тут ее сотрясла такая конвульсия, что она едва не перепугалась. Не только их тела, но и их души соединились в едином пламенном порыве…
Анни лежала опустошенная и еще долго вздрагивала, приходя в себя после пережитого. Рафаэль не шевелился и не отодвигался. Он долго неподвижно лежал рядом, уткнувшись лицом ей в шею, а она мысленно благодарила его за то наслаждение, которое он ей подарил.
Анни не знала, сколько прошло времени, прежде чем Рафаэль повернул голову и посмотрел ей в глаза. Хотя в комнате было темно, она увидела смущение на его лице и что-то еще, чего она не поняла. Он молчал. И она не стала ничего говорить. Слова были лишними. Их соединение совершилось.
Когда первые розовые отблески зари загорелись в окне, Рафаэль встал с постели. Он взял штаны, рубашку, натянул их на себя и, держа туфли в руке, наклонился и поцеловал ее в губы, лишь коснувшись их своими губами. Он как бы прощался с ней.
Он хотел что-то сказать, но Анни приложила палец к его губам.
— Не надо, — тихо попросила она. — Только не говори, что ты виноват, Рафаэль. Не делай мне больно.
У Рафаэля на мгновение вспыхнули глаза. Он ласково погладил Анни по щеке и чуть грубовато ответил:
— По правилам, я должен был бы чувствовать себя виноватым, но я не чувствую.
Анни тяжело дышала и, хотя ее тело все еще трепетало от радости, которую она познала в объятиях Рафаэля, ее сердце было разбито.
— Что теперь?
Он вздохнул.
— Теперь мы должны все забыть. Я — потому, что между нами ничего больше не должно быть, а ты — потому, что скоро встретишь кого-нибудь, куда более достойного, чем я.
Она не стала его уверять, что никогда не полюбит другого, хотя знала это, но закрыла глаза и кивнула, молча соглашаясь на расставание. В эту ночь она отдала свое сердце и свою душу человеку, которого любила. И она не жалела об этом.
Рафаэль вышел, тихо закрыв за собой дверь, а Анни лежала в темноте, со слезами на глазах перебирая в памяти каждую минуту познанного ею наслаждения.
На другой день она проснулась поздно и увидела в своей комнате гремевшую посудой Кэтлин, которая что-то мурлыкала себе под нос.
— Доброе утро, мисс, — сказала она, когда Анни села в кровати.
Глаза Анни горели страстью, и, хотя ее сердце было разбито, тело предательски ликовало.
— Доброе утро, — прошептала Анни в ответ.
Она знала, что стала совсем другой из-за того, что случилось ночью, и не сомневалась в том, что Кэтлин все поймет с первого взгляда, но Кэтлин вела себя, как всегда.
— На кухне говорят, вы сегодня возвращаетесь в замок Сент-Джеймс, — сообщила служанка. — Бал закончился. Какой смысл оставаться? Опасно тут.
Анни посмотрела на тарелку и увидела яйца, сосиску и под ними ломтик поджаренного хлеба, и тотчас поняла, что, хотя ее сердце разбито, аппетит от этого ничуть не пострадал. Она взялась за вилку и постаралась произнести с полным безразличием:
— Ты уже видела принца?
Кэтлин подошла к туалетному столику и достала гребенку, щетку и ручное зеркало.
— Да, мисс. Он давно уехал вместе с мистером Барреттом. Они поехали в парламент, чтобы поговорить о брате мисс Ковингтон.
Анни положила вилку. Она молча смотрела, как Кэтлин открывает дверцу шкафа и задумчиво разглядывает платья.
— Вы сегодня наденете голубое платье, мисс? Оно так идет к вашим глазам.
Анни вдруг почувствовала раздражение, но постаралась не показать вида.
— Я предпочитаю мои собственные платья, Кэтлин, — спокойно проговорила она. — Будь добра, убери поднос и принеси мне горячей воды. Надо же мне умыться. И узнай, если сможешь, все ли в порядке у мисс Ковингтон.
Кэтлин кивнула и забрала поднос.
— Хорошо, мисс, — сказала она и вышла.
Вскоре Анни принесли теплую воду в маленьком медном тазу. У нее болело все тело от ночных утех, и вода успокоила эту боль, но не смогла облегчить душевные муки. Анни знала, что никогда не будет жалеть о том, что отдала себя Рафаэлю. Ей все еще казалось, что она побывала в раю, и поэтому еще труднее было