— Почему с голыми? — усмехнулся Абу Заккур. — У меня, например, есть хороший нож.
— Уж не тот ли самый, которым ты пырнул когда-то полицейского?
Кто-то засмеялся. На лицах других тоже появились улыбки. Все знали, что Абу Заккур в молодости был мясником. Однажды, когда полицейский, повадившийся к нему в лавку за дармовым мясом, потребовал от Абу Заккура крупную взятку, тот пырнул его тем самым ножом, которым резал мясо. После этого он бежал в Палестину и вернулся в Латакию только через десять лет, когда объявили амнистию. Тогда-то он и открыл в Шахэддине свою кофейню.
— А чем такое оружие плохо? — спросил Абу Заккур. — За неимением лучшего и этим можно кое-кому перерезать глотку.
— Вот что значит призвание. Так и тянет тебя к старому ремеслу. А почему бы тебе, Абу Заккур, в самом деле не стать опять мясником?
Теперь засмеялись все, кроме Абу Заккура.
— Да сохранит меня аллах! — испуганно замахав руками, воскликнул он. — Из-за этого ремесла я чуть было на виселицу не угодил. Второй раз испытывать судьбу не хочу.
— Ну что пристали к человеку? — возмутился хмурый мужчина. — Вернемся к нашим делам. Я тоже согласен «Надимом… А ты, Исмаил, почему молчишь?
— А что мне говорить, я ни о чем не беспокоюсь.
— Это отчего же?
— Я верю, что правительство обо всем позаботится. Оно зря времени не теряет.
— На правительство надейся, а сам не плошай! Оно и палец о палец не ударит, если мы сами не возьмемся за дело, — с горячностью возразил Надим.
— А что слышно из Дамаска? Есть какие-нибудь вести оттуда? — спросил торговец.
— В Дамаске тоже вот-вот грянет гром. Готовится всеобщая забастовка.
— А англичане что?
— Как всегда, хотят остаться в тени. Вроде и нашим и вашим. Ждут, когда мы выгоним французов, чтобы тут же занять их место.
— Да, против двоих сразу нам, наверное, не выстоять. Как же тогда быть? Кто нам поможет?
— Народ справится и против двоих, и против троих! — сказал Кямиль. — И помощь, когда потребуется, нам окажут. У нас есть верные друзья.
— Ты это о русских? Пустая болтовня! Зачем сейчас заниматься пропагандой? Нечего нас агитировать, — раздраженно сказал торговец.
— Русские ни в какой пропаганде не нуждаются, — отпарировал Кямиль.
— А это что, не пропаганда? Повторяешь то, что говорят они, и…
— Ну и что же? — вступился за Кямиля Таруси. — Правда не перестанет быть правдой, если ее и повторяют. Почему же ты затыкаешь ему рот? У тебя есть какие-нибудь возражения по существу? Разве он сказал глупость? Или крамолу? Чем тебе не понравились его слова?
— Ничего страшного в том что мы немного поспорим, нет, — вмешался опять Надим, — Не надо отвлекаться от главного — вернемся к покупке оружия.
— Надо создать специальный комитет по сбору денег и еще один комитет, который займется его закупкой.
— Верно!
— Вот и готовое решение!
Все сразу зашумели, стали выкрикивать имена, и каждый старался перекричать другого, настаивая на своей кандидатуре. Назвали и Таруси.
— Нет, ради аллаха меня ни в какой комитет не включайте! — взмолился Таруси. — Собирайте деньги, покупайте оружие, а я берусь его доставить.
— Пожалуй, так и в самом деле будет лучше, — согласились с ним остальные.
— Мне кажется, — подал голос Абу Заккур, — что надо заранее предупредить народ о возможной опасности. А то французы или бандиты Муршида ударят и застанут нас врасплох. Сколько раз уж так было! Вспомните тридцать восьмой.
— Народ и предупреждать не надо, он как порох — только спичку брось! — сказал Таруси.
— Это верно, но разъяснительную работу все-таки вести надо. Нужно готовить его к предстоящим боям, — возразил Кямиль.
— Не мешало бы установить контроль на дороге на Джубу, — предложил кто-то из участников совещания. — Надо следить, кто едет туда и кто оттуда.
— Правильное предложение!
— Хорошая мысль…
— И вообще нужно знать, что происходит не только в городе, но и во всех окрестных деревнях. Об этом всегда можно узнать у крестьян на базаре.
— Лучше Абу Хамида, пожалуй, никто не сумеет разнюхать, где что происходит.
— Оставьте вы его в покое! — засмеялся Исмаил Куса. — У него своих забот много. Никак не может успокоиться, что Германия потерпела поражение. Сидит в кофейне мрачный и молчит или же ругает правительственный блок на чем свет стоит.
— Нам нет дела до его чувств к правительственному блоку, — сказал Кямиль. — А со счетов сбрасывать его не стоит. Разве Абу Хамид меньше нас любит родину? Или он не патриот? Он так же, как все мы, ненавидит французских и английских колонизаторов. И на Германию надеялся только как на освободительницу от них. И если человек заблуждался, это не значит, что мы должны от него отворачиваться. Пусть Надим с ним поговорит и выяснит, чем он сейчас дышит. Тем более что Надим с ним связан деловыми отношениями.
— Что же, я готов, — отозвался Надим, — но только вместе с тобой, Кямиль.
— Пожалуйста, я не отказываюсь.
— Желаю вам успеха!
— И вам тоже!
— До встречи!
— До встречи с победой!
— Благослови вас аллах, и пусть успех сопутствует вам! — промолвил служитель мечети Мустафа.
За весь вечер Мустафа не издал ни единого звука, это были его первые слова.
ГЛАВА 6
Выйдя из дома Каабура, Таруси вместе с Кямилем направились в сторону моря, прошли мимо государственной больницы и свернули к порту.
— Скажи, Абу Зухди, как это ты очутился на этом собрании? — спросил Кямиль.
— Наверное, так же, как и ты, — ответил Таруси.
— Для меня это дело привычное. А ты ведь сейчас занят по горло подготовкой к плаванию. К тому же я знаю, что ты терпеть не можешь всяких собраний.
— Это верно, я их не люблю. По-моему, дело всегда лучше слов. Но сейчас понял, что, прежде чем приняться за дело, его надо хорошенько обсудить. С кем поведешься, от того и наберешься. Я за эти годы кое-чему научился у вас. Если хочешь, я готов признаться, что прежде был не прав.
— Тут виноват не ты, а те, кто видел в Гитлере нашего избавителя. Сами верили и других пытались обратить в свою веру.
— Нет, меня-то обратили в другую веру!
— Кто же это толкнул тебя на такое богоотступничество?
— Мир не без добрых людей. Умные люди вроде тебя. Без вас я ходил бы слепым до сих пор. Вот Абу Хамид и сейчас все еще обвиняет бывших своих единомышленников в предательстве. И меня тоже. Костит нас на чем свет стоит. Говорит, что мы изменники.
