— А брэц?
— Ты на него хочешь поохотиться?
— Не-е-ет.
— Вот и я — нет.
— Надеюсь, что и этот гад нас не тронет, — шепнула я про себя.
Мы прошли совсем немного, выйдя на какую-то тропу.
Тоже мне тропа.
Что ты хочешь — звериная, но для этих нехоженых дебрей — прям-таки дорога, вымощенная жёлтым кирпичом.
Вот только не успела я обрадоваться, как впереди чуть правее, я услышала подозрительный шорох и хруст.
— Эй, кто там?
Чёрт, ничего не видно! Я напрягла зрение. Вроде бы две неясные тени тихонько крадутся к нам, прячась за деревьями.
— Ну чего молчите, языки проглотили? — крикнула я.
Если это давги, то давно пора делать ноги. Я осторожно освободила руку из ставшей железной хватки Соны.
— Как крикну — сразу бежим, — шепнула я ей.
— И кто тут такой грозный по ночам шастает? — послышался хрипловатый баритон.
Вроде по-нашему балакают. Свои — леворцы. А там кто его знает.
— А вы кто?
— Вежливая речь. Из благородных наверное?
Тут тоже принято «выкать» старшим и вышестоящим во множественном числе.
А обращаясь к подданным говорить «мы».
Вот только эти хмыри под определение «благородное сословие» вряд ли подпадали.
— Ну вас же двое? Или нет?
Удивлённое хмыканье, или показалось?
— Верно. Так кто вы? Вас ведь тоже двое?
Соврать? А смысл?
— Меня зовут Олиенн Вайрин Эсминн, нэдина форпоста У-Серебряной-реки. Со мной ещё одна девушка — Сона.
— Стало быть, вы дочь нэда Арида? Только нет теперь вашего форпоста. Сожгли.
— Не может быть! — воскликнула за моей спиной Сона.
Может, очень даже может.
— А вы, нэдина, вроде как и не удивлены?
Зато ты удивился.
— А зачем он им, на доски для шигов?
— Славно вы их подпалили. Только как?
— Каралар. Это такой большой арбалет, — пояснила я.
— Я знаю, что это за хреновина, — хмыкнули из темноты.
— Так вы стражники?
— В некотором роде.
— Мы свободные люди! — звонким голосом заявил второй.
М-да. Как там в фильме «Свадьба в Малиновке»: «Мы за свободную личность!» «Значит — будут грабить» — верно поняла Трындычиха.
Кого им тут грабить — брэцов и каламов?
Разберёмся.
— Ты, свободный! — крикнула я тому, что помоложе, — лук то опусти, а то стрельнёшь со страху!
А не хрен в меня целиться — не в тире.
— Было б кого бояться, — буркнул тот, но лук опустил.
— Вот что, красны-девицы, идите-ка вы вперёд по тропке. Так и выйдете к нашему лагерю.
— А вы? Нам одним страшно! — стуча зубами, выкрикнула Сона.
— Мы за вами пойдём. И не трясись так. Нэдина вон твоя ни капли не боится.
У-гу, не боится. Мне что, отчётливей дрожать? Сразу видно — эти двое не в ладах с законом. А тут их целый лагерь.
Делать нечего, мы пошли по тропке куда сказано. Куда ж было деваться? Наши сопровождающие неотлучно крались следом. А, может, и не крались, а всегда так тихо ходят.
Не помню, где слышал: «Лес, он шума не любит».
Шли мы довольно долго. Такое было впечатление, что ходим кругами.
Партизаны тоже петли нарезали, выводя немцев к засадам.
Вот и нас кто-то окликнул хриплым голосом.
— Кто идёт?
— Эти девчонки с нами, — отозвался наш старший провожатый.
— А это ты, Марг. Что узнал?
— Не при них.
К тому времени, как мы дотащились до лагеря, я уже стоптала ноги по колено. Чьё это пристанище, кто ту поселился, меня ничто не волновало. Да хоть демоны бездны. В голове было только: «Спать, спать, спать». Ещё немного, и на ходу бы уснула.
Нам с Соной отвели на двоих маленькую палатку.
Палатка — это сильно сказано. Просто — матерчатый навес «домиком». На земле — охапки веток.
Рыжая помогла мне раздеться. Сама бы точно не смогла, как стояла, так и упала бы.
— Ой, нэда, у вас кровь, — разглядела она ранки в слабом свете костра.
— Где? — ну на левой руке понятно — от пиявки. А ещё?
— На руке и на шее, — девушка показала, где именно с левой стороны.
— Пройдёт, — буркнула я.
Сона, завёрнутая в какую-то видавшую виды простыню, унеслась сушить наши вещи. Несмотря на выпавшие испытания, энергия из неё опять била ключом. Тут, среди людей, она чувствовала себя в своей стихии, такой знакомой и понятной.
Оставшись, в чём мать родила, я завернулась в одеяло и завалилась на лежанку из веток. В тот миг они показались мне пуховыми перинами. Пусть укутывавшее меня старое шерстяное покрывало было тонким, но в нём было уютно и тепло. Волна блаженной истомы прокатилась по телу, и я мгновенно уснула.
Пробуждение было не самым приятным. Какой-то гад, зажав правой лапищей мне рот, левой вцепился в горло. Бородатая морда, горящие глаза. Февр?!
— Всё, сучка малолетняя. Всё из-за вас проклятых. Благородные, мать вашу…
Наверно он хотел ещё много чего сказать. Только времени у него уже не было. Да и не подряжалась я слушать эти откровения.
Начала его тирады мне хватило, чтобы быстро освободить правую руку и нащупать одну из заколок, которые перед тем, как провалиться в небытие, я воткнула в матерчатый полог нашего пристанища. Ну не спать же мне с ними, так и порезаться недолго. Я ж не подушечка для игл.
Молниеносный удар. Серебряное жало с размаху вошло в ушное отверстие. Я ещё и пальцем надавила. Моего выпада злодей не заметил, да и не мог. Какой-то благодетель накануне основательно «наварил» ему в левый глаз, отчего тот «слегка» заплыл.
Несостоявшийся убийца с хрипом завалился на правый бок, прямо на спящую Сону. Та, ничего не соображая, вскочила и с диким криком вылетела из палатки, переполошив весь лагерь.
Наверно, со стороны это смотрелось бы забавно, вот только мне было сейчас не до смеха. Я с трудом пыталась отодрать ещё сильнее сжавшуюся лапищу со своего горла. Последнее, что помню, как кто-то
