Из-за непогоды 'джип-гранд-чероки' Карлена старался держаться к машине Тоглара поближе — преследователи боялись его упустить, хотя понимали, что привязаться вплотную нужно лишь у въезда в Чечню, чтобы там не потерять их из виду. Хитрый 'гравер' так и не открыл подельникам точный маршрут следования, хотя Татлян несколько раз переслушал все записи телефонных разговоров и бесед в Переделкино. И с Тоглара решили не спускать глаз, этот мог что угодно выкинуть, например сменить машину на трассе, а то и что-нибудь мудренее.
Более беззаботным выглядел Македонский. Он знал: его час впереди, операция всерьез начнется для него только с того момента, когда груз окажется в машине и 'гравер' вырвется из чеченского села. Это был его стиль: он всегда нападал неожиданно и в последний момент, когда уже никого не боятся и никого не ждут. И сам уходил от погони, облавы тоже в последнюю минуту, когда казалось, что обложили его со всех сторон, лучше всего он выстраивал свои действия именно в этот решающий момент. Он наводил ужас и на власти, и на преступников, и те, и другие знали — у этого одиночки свой суд.
Но на этот раз он ехал не один, дорога дальняя и утомительная, да и в Чечню одному за грузом идти не с руки, нужны бойцы, или, как говорят, 'пехота'. Людей он взял проверенных, 'быков', промышлявших рэкетом, выбиванием долгов. Своей команды они пока не имели и ходили под Анзором, контролировавшим подмосковный Воскресенск. Анзор за тридцать граммов героина и отдал парней Македонскому на неделю. И для Анзора, и для его 'быков', Власа и Мити, он был залетным уркой Станиславом, Стасом. Еды, курева, даже спиртного — всего взяли в дорогу самого первоклассного. Музыкальная аппаратура класса была заряжена дюжиной компакт-дисков — слушай, не хочу, и настроение у парней было прекрасное. Они уже подумывали, а не перекинуться ли от скуповатого Анзора к этому немногословному Стасу, который нравился им все больше и больше.
Из Москвы 'лендровер' вел сам Македонский, позже ночью он собирался передать баранку кому- нибудь из молодых. В машине звучала музыка, и настроение у Македонского было лирическое. Фонотеку он собирал тщательно, на свой вкус, находя на это время и в Париже, и в Лондоне.
Снег шел полосой, и в какие-то моменты, иногда на час-полтора, он пропадал вовсе. Несмотря на поздний час, машины на трассе шли густым потоком, и на юг России — на Кубань, на Ставрополь, — и на Москву, и те и другие спешили, наверное, домой на Новый год.
Влас сидел рядом, на переднем сиденье, а Митя сзади: откинув столик между рядами кресел, они затеяли игру в карты на деньги, опорожняя одну за другой бутылки пива 'Карлсберг'. Отвлекать 'пехоту' от любимого занятия не хотелось, да и поразмышлять Македонскому было о чем. Он любил дорогу, ночную езду за эти минуты одиночества и полета в пространстве. Какой-то настырный красный 'жигуленок' уже дважды обгонял его, обдавая 'лендровер' потоками грязи с разбитой тяжелыми машинами дороги, и Македонский, на всякий случай, решил узнать, кто же это такой лихой и дерзкий. Пристроившись 'шестерке' вслед, он выключил магнитофон и включил спецтехнику. И тут же в салон 'лендровера' ворвались чужие голоса, смех. Эффект был поразительный, все было слышно так, как из соседней комнаты с распахнутыми настежь дверями. От неожиданности 'быки' оставили карты и с восторгом смотрели на волшебника Стаса — оказывается, и такие штучки возможны. А в 'Жигулях' ехала компания навеселе, и присутствие девушек придавало лихости парням.
— А можно прослушать ту 'Волгу', третью впереди? — спросил Влас. Он был в полном отпаде — какие возможности открывались перед ними в городе. Катайся и слушай, катайся и слушай — есть деньги, прижимай к обочине, а можно и наехать.
Македонский, показав, как пользоваться аппаратурой, передал пульт дистанционного управления Власу и сам с насмешливым любопытством наблюдал за парнями, дивясь их детскому восторгу, а ведь за ними уже кровавых дел не счесть.
Аппаратура 'брала' разговоры метров на сто, но в большинстве машин водители ехали в одиночку, и Влас попросил обогнать автомобилей двадцать -вдруг натолкнется на любопытный разговор. Так поступили раза два, и когда охота за чужими секретами уже стала надоедать Македонскому, в салон ворвался чей-то разговор, и он услышал: 'Тоглар... Чечня... баксы...' Сперва Македонский решил, что по-дошел вплотную к машине 'гравера', но оказалось не так — разговор происходил в черном 'джипе-гранд-чероки', и он, забрав у Власа пульт дистанционного управления, стал слушать разговор внимательнее. В машине было трое молодых мужчин, судя по акценту — кавказцы. Македонскому сразу стало ясно, что они знают тайну Тоглара и тоже охотятся за ним. Выключив спецтехнику, Македонский преобразился — от былой безмятежности не осталось и следа. Случайное любопытство 'пехоты' спасло задуманную операцию от провала, вот и не верь после этого в его величество случай. С конкурентами нужно было расправиться быстро, до утра, завтра сделать это будет сложнее, а он не хотел делиться добычей ни с кем. 'Быки' почуяли перемену в настроении Стаса и тоже насторожились; ни о цели поездки, ни о каких планах шеф им, конечно, не поведал, сказал лишь — распоряжения будут по ходу дела. Они заметили, что Стаса обеспокоил непонятный им разговор в мощном 'джипе', идущем впереди через три машины, но расспрашивать ни о чем не стали.
Проехали молча, без музыки, с полчаса, и вдруг Стас-Македонский словно очнулся, резко спросил:
— Вы видели черную машину, 'джип', разговор в ней испортил мне настроение?
— Видели, — кивнул Влас, а Митя добавил:
— Но ничего не поняли...
— Это машина конкурентов, из-за них у нас могут быть большие неприятности. Ума не приложу, как они могли пронюхать про нашу поездку, но гадать об этом некогда, разбираться будем в Москве, — зло сказал Стас-Македонский, потом, мгновенно сменив тональность разговора, продолжил спокойнее: — Чуть дальше, когда войдем в лесополосы и рядом не будет машин — они идут хорошо, под сто двадцать километров, — достанем их и при обгоне пальнете сразу в упор из двух гранатометов 'муха'. Этого, думаю, хватит.
— Вполне, Стас, — заверил Митя, — 'джип' идет на скорости, от них ничего не останется.
— Ну и хорошо, с Богом... Подготовьте гранатометы, будем ловить момент, а он может выпасть не скоро, уж слишком много машин на трассе и туда, и обратно, а ночь не резиновая... — Сонливость у Македонского как рукой сняло, в нем проснулся азарт охотника...
Проехали часа полтора, но удобный момент не подворачивался, наоборот, поток машин навстречу пошел еще гуще, а места, подходящие для нападения, попадались одно лучше другого. Чтобы снять напряжение 'пехоты', Македонский предложил им выпить и чего-нибудь пожевать — в упор промазать все равно трудно. Пока ребята закусывали, Македонский решил, что и заправиться бензином не мешает, и через полчаса, у въезда в какой-то райцентр, заметил у дороги заправочную станцию. Завернул к ней и впереди идущий 'гранд-чероки', а когда Македонский въехал на территорию заправочной, то увидел и 'УАЗ' Тоглара — у него как раз подходила очередь. Все верно, как в задачке для первоклассника: три машины почти одновременно вышли из Москвы и намотали почти по четыреста километров, всем пришло время наполнять баки.
'Быки' с удовольствием ужинали, допивая бутылку шотландского виски 'Джонни Уокер', и, кажется, напрочь забыли или, наоборот, не придавали особого значения, что им вскоре придется стрелять. Они тоже увидели впереди, в очереди, 'джип', но никакого любопытства он не вызвал. Им было все равно, кто едет в машине, зачем их надо расстреливать. Они уже выросли такими — ни о чем не думать, а выполнять приказ. Очередь была минут на десять -пятнадцать, и Македонский решил размяться, а если удастся, и глянуть на тех, кто в 'джипе', да и заплатить за бензин нужно было. На заднем сиденье лежала пятнистая куртка- бушлат одного из 'быков' и армейская шапка-ушанка, и он, накинув униформу, которая враз его преобразила, вышел из машины.
Опять валил снег, но к середине ночи похолодало, и теперь он ложился плотно и даже поскрипывал под ногами.
Заплатив в зарешеченное окошко за пятьдесят литров бензина, Македонский оглядел очередь. У занесенного снегом, залепленного грязью 'уазика' стоял коренастый крепыш в армейском бушлате с погонами прапорщика и ждал, когда последняя перед ним машина передаст ему шланг. Из 'джипа' никто не выходил, да и, судя по всему, не выйдут, выбегут в последний момент, когда подъедут к колонке вплотную, он хорошо знал кавказцев — баре.
Прапорщик уже сунул железный наконечник шланга в чрево бензобака, как Македонского вдруг осенила дерзкая идея. Подойдя к служивому, он заговорил вполголоса, быстро, заговорщически:
