— Слушай, братан, я тоже еду следом за вами из Москвы, в Ростов. А часа два назад остановился у придорожного кафе купить сигарет, там стоял 'джип-гранд-чероки', — и он назвал номер машины Карлена, — они тоже там тормознули, купить что-то, кажется минералки. И я услышал обрывок их разговора, вроде речь шла о вашей спецмашине, мне кажется, они вас пасут. Будьте осторожны. Их трое, чеченцы, а может, дагестанцы, они для меня все на одно лицо. У меня брат в армии, тоже прапор, да я и сам служил в стройбате... — закончил Македонский, поправляя не по размеру свободный бушлат, и шмыгнул носом, получилось вполне естественно: мол, человек человеку друг, товарищ, брат.
Прапорщик внимательно глянул на худощавого мужчину и, ничего не заподозрив, с улыбкой ответил:
— Наверное, вы ошиблись. Мы военная лаборатория, занимаемся радиацией, взять у нас нечего, но все равно спасибо. — И передав шланг очередному водителю, Леха ловко нырнул в машину.
В кабине переоборудованного 'уазика' за рулем сейчас сидел Картье, он сменил Германа, а Тоглар расположился рядом с водителем. Леха обрадовался, что оставшуюся ночь будет ехать с Самураем; Картье, которого он не знал, а лишь общался с ним в автомастерской, оказался парнем неразговорчивым. Правда, его и тут, в машине, доставали звонки из Москвы по спутниковой связи, но он всем говорил, что отдыхает и вернется в столицу через два дня, к Новому году.
Леха тут же рассказал своему бывшему командиру про странное предупреждение на заправочной станции. Самурай сразу вспомнил про 'дурной сон' Аргентинца, все совпадало точно: 'джип', три кавказца, и он понял, что, возможно, какие-то жизненные обстоятельства не позволили Городецкому открытым текстом предупредить своего друга о том, что за ним в Чечню потянется хвост. Но Герман решил не впутывать Аргентинца, спасибо, что хоть так, по-восточному витиевато, предупредил, и немедленно постучал в перегородку, отделявшую салон от кабины. Тоглар открыл раздвижное окошко, и Самурай доложил о разговоре на заправке. Тоглар вспомнил, что видел этот 'джип' еще засветло, когда они выезжали из Москвы, он думал, что тот уже давно их обогнал или остался на пути, такие мощные машины обычно в хвосте не плетутся, особенно если за рулем кавказцы.
До рассвета оставалось часа три-четыре, а в светлое время разбираться будет гораздо сложнее или вообще поздно. Тоглар, не раздумывая, решил проверить предупреждение, возможно, кто-то и прознал про операцию, ведь никого из команды он толком не знал, да и ручаться в наше время за кого бы то ни было становилось все труднее и труднее.
— Значит, так, ребята, действуем по обстановке, — стал излагать свой план Тоглар. — Ты, Слава, — обратился он к Картье, — гони по трассе и внимательно посматривай по сторонам. Как только увидишь пустынную проселочную дорогу, ведущую к казачьим станицам, хоть влево, хоть вправо, сворачивай, в удобном месте тормозни и выходи из машины. Я пересаживаюсь на твое место, а ты прячешься со своим телефоном где-нибудь под деревом или в кустах, и я гоню дальше. Если 'джип' по нашу душу, он обязательно свернет, и ты позвонишь на мой спутниковый телефон. Тогда в дело вступят Гера с Лехой: я высаживаю их с гранатометами, а сам неторопливо еду дальше, чтобы кавказцы видели меня впереди. Как только появится этот 'джип' с нашими преследователями, расстреливайте его в упор. После взрыва гранат я разворачиваюсь и подбираю вас по очереди, а через полчаса, если Бог даст, мы снова на трассе. Ну, как ловушка? Есть предложения?
Команда согласилась без возражений, и каждый принялся готовиться к своей части операции.
Ровно через час на дороге в станицу Ярмолинская, в пять утра, тишину заснеженных свекловичных полей разорвали одновременно два залпа из гранатометов, а чуть спустя короткая очередь, похожая на одиночный выстрел из израильского автомата 'узи'. Столб огня после взрыва машины полыхал еще некоторое время, но дорога на Ярмолинскую была пуста, а с трассы горевший 'джип' не было видно. Лес у дороги стоял густой, не прореживавшийся с самого начала перестройки, уже одичавший и занесенный снегом, он и погасил взрывную волну.
Тоглар, чтобы не застрять в занесенных снегом обочинах, долго искал, где можно было бы развернуться на узкой проселочной дороге, и, доехав до перекрестка, ведущего на развалившуюся ферму, развернулся и поспешил к месту засады, что устроили 'джипу' Леха с Самураем.
Еще издали, в свете фар и огне пожарища, Тоглар увидел, что, кажется, не все прошло так удачно, как он спланировал. Машина продолжала гореть, источая вокруг едкий дым, время от времени взрывались патроны, видимо, оружия преследователи запасли немало, а Самурай, склонившись над кем-то, то ли оказывал помощь, то ли пытался услышать чьи-то последние слова. Леху он нигде не видел. Подбежав к Самураю, Тоглар увидел, что лежавший на снегу мужчина не Леха, а молодой кавказец, хорошо одетый, без шапки, на привычного бандита он никак не походил, что-то интеллигентное было в его лице, искаженном болью. Одного взгляда Тоглару было достаточно, чтобы понять, что тот уже не жилец, понимал это и Самурай и пытался перед смертью узнать хоть что-то у незнакомца. Но парень говорил с трудом и все пытался поднять перебитую левую руку, наверное, что-то хотел достать или куда-то показать, и, чувствуя, что это ему уже не удастся, он вдруг прошептал:
— Я американец... В кармане паспорт, не забирайте документы, я не должен умереть безымянным. — По-русски он говорил хорошо, без акцента.
— Оставлю, если скажешь, зачем за нами охотился? — жестко ответил Тоглар, прислонив его удобнее к замерзшему стволу старого тополя.
— Скажу, скажу, — прохрипел тот, — теперь нет смысла хранить тайну, я чувствую, как из меня уходит жизнь. Я охотник за 'граверами' из ЦРУ, а ты — Тоглар, создавший супербанкнот, который не читает ни один детектор.
— Как ты узнал об этом? — уже кричал, склонив лицо почти вплотную к нему, Тоглар — парень говорил все тише и тише.
— Я выследил Наталью, которая украла у тебя деньги... Она живет в Париже, вышла замуж за какого- то модельера. Она мне тебя и выдала, а дальше... сам понимаешь... Не забирай документы, мои родители умрут с горя, если не похоронят меня.
— Обещаю... — только и успел сказать Тоглар, и американец затих.
Тоглар на всякий случай достал документы — парень не обманывал, он действительно был агентом ЦРУ и корреспондентом газеты 'Лос-Анджелес таймс'. Командировочное удостоверение гласило, что он направляется в Грозный, чтобы взять интервью у Джохара Дудаева. Документы Тоглар положил на место и даже застегнул внутренний карман. Он хотел перенести парня поближе к дороге, но Самурая рядом не было. Пришлось окликнуть. Самурай отозвался с другой стороны дороги, и Тоглар понял, что беда случилась и с Лехой. Оттащив американца к обочине, Тоглар подбежал к Самураю.
— Вот, успел кто-то из них пальнуть, прямо в сердце, наверное, со стволами наготове свернули они сюда, — произнес тихо Самурай и добавил: -А он хотел попросить у вас после операции эту машину. — И голос Кольцова дрогнул.
— Что будем делать с ним? — спросил Тоглар, понимая, что нужно убираться отсюда побыстрее.
— Зима, похороним по-язычески, — обреченно вздохнул Самурай. -Надеюсь, он нас простит. Кто жив останется, пусть по всем поминки справит и молебен в церкви закажет, теперь это нетрудно.
— Хорошо, действуй, — ответил Тоглар и пошел к машине... 11
'Лендровер' уже больше часа стоял на обочине неподалеку от поворота на станицу Ярмолинская.
— Отдохнем чуток, давайте перекусим, и я с вами выпью, устал, -сказал Македонский, как только увидел, что 'уазик' и 'джип' свернули с трассы.
Когда они, словно мусульмане в пост, трапезничали на рассвете, из-за поворота на большую дорогу вынырнул шустрый 'уазик' Тоглара и рванул на Ростов. Черный 'джип' не появился ни через пять минут, ни через десять, и Македонский сказал Власу:
— Садись за руль и поехали, а я немного вздремну, охота на 'гранд-чероки' отменяется. 12
Утром Тоглар ехал уже по хорошо знакомой дороге — тот путь, который он проделал в прошлом году на 'Волге' с Андрюхой из Ставрополя, он запомнил навсегда. Первый день на свободе! Как жадно он тогда вглядывался в каждое селение, в дома у автотрассы, и вот он снова добровольно возвращается в Чечню, хотя, кажется, тогда он зарекался, что на Кавказ он больше ни ногой. Чужой он, Кавказ, если не сказать опасный, для русской души, как бы его исторически ни привязывали к России, ни искали общих корней и стратегических интересов, — в этом Тоглара никто не переубедит. Это про них, про кавказцев, некогда в
