Нравственный образ истории

первый, ни второй Рим. И дело здесь не в личности Василия II, которого историки-гуманисты не жалуют похвалами; дело в самом отношении Православных к Богом данному монарху. Ведь помазание первого Русского Царя было уже не за горами.

Василий Васильевич, кстати, никаких интриг не затевал и не предпринимал враждебных действий против своих обидчиков. Но Сам Господь неоднократно разрешал его от уз и в итоге даровал ему победу. Первый захват столицы князем Юрием и его сыновьями был не последним. Однако и эта, и остальные их попытки узурпации великокняжеской власти оказались безрезультатными. Народ толпами стекался в Коломну, и князю Юрию в опустевшей Москве стало ясно, что «не прочно ему седение на великом княжении». Оставив Первопрестольную, он отбыл к себе в Галич, и власть опять перешла в законные руки.

О возвращении Василия II Н.М.Карамзин пишет: «Зрелище было необыкновенное: вся дорога от Коломны до Москвы представлялась улицею многолюдного города, где пешие и конные обгоняли друг друга, стремясь за государем, как пчёлы за маткою, по старинному, любимому выражению наших летописцев».

Тем не менее, «замятня» (смута) не окончилась. Через год князь Юрий вновь захватил Москву и вслед за этим умер. Мятеж продолжили его сыновья. Первым начал Василий Косой, однако вскоре потерпел поражение. Димитрий Шемяка боролся с великим князем дольше (вплоть до 50-х годов), но в конце концов погиб и он. В продолжение «Шемякиной смуты» Василий Васильевич перенёс немало скорбей: дважды был гоним, зверски ослеплён злодеями (за что получил прозвище «Тёмный»), принял многие раны в боях, пережил татарский плен. Враги же его рассеялись «яко дым», «Шемякина смута» стала последним междоусобием, после которого удельные князья уже не посягали на Московский престол. Сыну своему Иоанну III Василий Тёмный оставил фактически не княжество, а царство: централизованное, обширное государственное образование во главе с надёжным самодержцем, окормляемое митрополитом, не зависимым от Константинополя. И особой заслугой Василия II перед Русской Церковью стал его решительный разрыв с униатами в канун падения Византии.

Но вернёмся в 1432 год. Первая попытка поставить митрополитом всея Руси Святого Иону не увенчалась успехом. Великий князь Василий смирился. Ставленник Царьграда митрополит Герасим обосновался в Литве. Там, заодно с унией, он готовил, как полагали, и свержение Свидригайлы в пользу его кузена Сигизмунда, ярого католика. Дело окончилось тем, что Свидригайло раскрыл заговор и сжёг Герасима на костре (1435 г.). Русская кафедра вновь «упразднилась», то есть сделалась вакантной.

В 1436 году Василий II направил Св. Иону в Царьград с новой просьбой о поставлении его в митрополиты. Там вторично не посчитались с желанием великого князя. Император Иоанн VIII окончательно убедил патриарха Иосифа, что только уния с Римом может спасти Византию от турок. Папа Евгений IV обещал ему поднять против султана всю Европу, если Восточная Церковь соединится с Западной. Ряд византийских иерархов при этом наивно полагали, что такое «соединение» может произойти при взаимных уступках и даже надеялись убедить католиков в истинности догматов Православия. Их чаяния основывались на том, что трезвые голоса самих латинян о признании правоты греков звучали в то время на католическом Соборе в Базеле. Этот Собор заседал с 1431 года, присвоив себе звание «вселенского». Папу Евгения IV Базельский Собор отлучил от церкви, и он, не зная, как упрочить свой подорванный престиж, решил созвать собственный, также «вселенский», Собор в итальянском городе Ферраре. Главной темой папского Собора стал вопрос о соединении церквей латинской и Православной. Императору Иоанну VIII было всё равно, о чём поведут спор богословы. Он ждал лишь военной и денежной помощи от Запада, а патриарх Иосиф, по просьбе царя, склонял к унии греческих епископов. Сам патриарх мучился совестью, но оправдывал себя необходимостью «спасти империю». Поставить Св. Иону на Московскую кафедру в это время патриарх не мог, хотя, возможно, и хотел в глубине души. Во всяком случае, внешне епископ Рязанский в Царьграде был принят очень радушно и всячески обласкан. «Жалеем, - сказали царь с патриархом, - что мы ускорили поставить Исидора, и торжественно обещаем тебе российскую митрополию, когда она вновь упразднится». А тот Исидор, которого так «ускорили» произвести в митрополиты всея Руси, был греком из Фессалоник: весьма учёным (гуманистом), ловким и хитрым, беспринципным, сладкоречивым, и успевшим уже побывать у папы, где он снискал особое к себе расположение. На Соборе Исидор готовился сыграть важнейшую роль, именно как глава Русской Церкви. Он задумал распространить греко-латинскую унию до самой Москвы. А Святому Ионе пришлось возвращаться из Царьграда в числе спутников нового митрополита.

С большой торжественностью Исидор был принят великим князем. Почтение к Константинополю в Москве сохранялось, несмотря на все разногласия и на чувство неудовлетворённости, вызванное вторичным отказом патриарха. Снова Василий II смирился. «Но изумился, - пишет Н.М.Карамзин, - сведав, что митрополит намерен ехать в Италию...» Исидор доказывал важность «будущего осьмого Собора и необходимость для России участвовать в оном». Напомним, что римский папа именовал свой Собор «восьмым вселенским». Однако напрасно старался учёный грек. Пышные выражения не ослепили великого князя. Василий Васильевич ответил: «Отцы и деды наши не хотели слышать о соединении Законов греческого и римского; я сам не желаю его. Если мыслишь иначе, то иди; не запрещаю тебе. Помни только чистоту Веры нашей и принеси оную с собою». Исидор клятвенно обещал исполнить наказ князя. Но думал совсем о другом.

Выехав из Москвы в сентябре 1437 года с большой свитой (около 100 человек), Исидор «благоговейно» проследовал по русским городам. Посетил Тверь, Вышний Волочек, Новгород и Псков, однако только он покинул Россию, как сразу обнаружил склонность к латинству. В ливонском Дерпте, встреченный католическим епископом, Исидор приложился сначала к их кресту (крыжу), а потом к тому, который вынесли православные священники. В Риге униата осыпали ласками, веселили музыкой, пирами. Магистр ордена предложил ему корабль до ганзейского Любека, откуда путь его лежал через всю Германию до Нюрнберга и Аугсбурга, затем через Тироль в Италию.

Спутники Исидора дивились западным ремёслам, возрожденческому искусству, но более всего изумлялись тому, как радушно и по-свойски там встречали их митрополита (будущего папского кардинала). Василий Васильевич, предвидя недоброе, послал с Исидором своего доверенного - Суздальского епископа Авраамия, и при нём священника Симеона. Сей Симеон, по прозвищу «Суздалец», вернувшись домой, описал в книге свои приключения на Соборе и во время своего бегства. Авраамий убежать не смог, но, оставшись в Италии, он не сделался героем, как Святой Марк, митрополит Эфесский, который один не подписал унию, несмотря на все уговоры и угрозы.

Эта духовная драма разыгралась почти через год. А в лето 1438-ое (18 августа) Исидор со свитой прибыл в Феррару. Там его ждали папа Евгений с латинским духовенством и представительная делегация из Царьграда. Возглавлял её сам Император Иоанн VIII Палеолог. Ему сопутствовал престарелый патриарх Иосиф II. Патриархи - Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский - остались у себя, но для присутствия на Соборе послали своих наблюдателей. Всего прибыло 20 греческих архиереев, множество игуменов монастырей, клирики Софийского храма (в их числе екклисиарх Сиропул - историк Флорентийского Собора), и два антагониста учёных кругов - Георгий Схоларий (будущий патриарх) и философ Плифон (гуманист, основавший затем Платоновскую академию во Флоренции). Из Москвы приехали Исидор (митрополит) и епископ Авраамий. Итого, всех архиереев стало 22. Для «вселенского» форума - явно маловато, тем не менее, и первый, и второй, и будущий Третий Рим на Соборе были представлены главами своих церквей.

Виссарион Никейский с Исидором Русским возглавляли партию рьяных униатов, а старший из митрополитов, Антоний Ираклийский, с монахами, клириками Св. Софии, с чиновниками патриархии (в частности, с Сиропулом), шли за несгибаемым Марком Эфесским. Симеон Суздалец одним из первых задумал побег, но не представлял пока, как он доберётся до родины, не зная других языков, кроме русского.

Прения в Ферраре начались со спора о местах. В церкви Св. Георгия, где проходил Собор, папа Евгений IV хотел сидеть на возвышении среди храма, как «глава Веры». Император Иоанн