Софийского собора.
Въехали в Новгород с Неревского конца. Через Детинец проскакали на Великий мост и на Торговой стороне, объехав Ярославово дворище, направились на Городище. Княжич ехал впереди и даже на мосту не давал коню переходить на шаг, все поторапливал его плеткой.
В Городище еще не окончился полуденный отдых. Даже слуг не было видно, только у конюшни двое играли в шашки. Увидев княжича, они оставили забаву, бросились ему навстречу коня принять.
Александр слез, почти не ощутив боли в ступне. Помянул добрым словом Кузьмиху, а конюшему приказал:
— Найди Станилу, вели ко мне явиться.
Княжич вошел в свои покои, опустился на ложе. Не снимая сапог, прилег поверх покрывала. Спать не хотелось, видно, время сна минуло.
Тут в дверях появился Ратмир, неся шубу княжича с бобровым воротом. Увидев слугу с этой шубой, Александр развеселился.
— Ты чего? — удивился Ратмир.
— Я шубу-то Кузьмихе хочу отправить. А ей на кой ляд бобер?! Ей бы потеплее да покрепче.
— А-а, — понял наконец Ратмир и тоже засмеялся, представив на миг Кузьмиху в княжьей шубе. — Так бы и сказал сразу. А то «зябну».
— Иди принеси добрый нагольник на Кузьмиху. Да новый чтоб.
Не успела закрыться дверь за Ратмиром, как Станила явился.
— Здравствуй, Александр Ярославич. Рад зреть тебя в здравии.
— Рад, сказываешь, — нахмурился Александр, — Поверим. Однако ж и проверим.
Станила насторожился.
Александр поднялся с ложа, взял с полки книгу и, присев к столу, развернул и углубился в чтение. Станила стоял, прикидывая и так и этак, никак не понимая, а оттого более пугаясь намерений княжича.
Наконец дверь распахнулась, и в покои вошел Ратмир с шубой.
— Вот подобрали. Может, сразу и отвезти? А? Ярославич?
— Нет, Ратмирка, опоздал ты, — Александр захлопнул книгу. — Опоздал. Вот Станила просится добежать до вески.
— Я? — побледнел Станила. — В веску?
— Да, да. В веску. Поклонись Кузьмихе от меня и передай дар сей. — Александр взял шубу из рук Ратмира и сунул Станиле. Отходя к столу, бросил через плечо: — Непристойно воину трусить. Ступай.
Станила вышел от княжича в расстройстве, ругая в душе и господина своего и ту ведьму старую, к которой скакать ему велено через лес. Скакать уже на склоне дня. Он прикинул, когда вернется, и выходило не очень хорошо: дай бог к полуночи управиться.
Он оседлал своего коня, приторочил к седлу шубу и выехал за ворота.
Станила нахлестывал коня, мчась к сияющему куполами Новгороду, стараясь не думать об испытаниях, ждущих его впереди. Он въехал на улицу Славную, намереваясь по ней добраться до Великого моста, но неожиданно конь свернул на Варяжскую улицу. Станила подумал: «Сам всевышний правит» — и опустил поводья. Впрочем, Станила лукавил даже перед собой: и себе не хотел признаться, что конь тянет его не по всевышнему велению, а ко двору знакомого скорного купчишки, где уже не раз угощали конька овсом и где уже не однажды пивал меды Станила. Именно этому купцу сбывал Станила рухлядишку, которая нет-нет да и перепадала на его долю от щедрот князя.
Седенький юркий купец встретил Станилу приветливо, ибо давно знал, что этот княжий слуга впустую не наведывается.
— Здравствуй, здравствуй, брат, — приветствовал он гостя. — Давненько уж не заезживал. Что так- то?
— Да все часу нет, — отвечал Станила, спрыгнув наземь и привязывая коня у крыльца.
— Никак, с товаром? — прищурился купец.
«Опять всевышний, — подумал Станила. — Была не была». А вслух сказал:
— Сам ведаешь — без товара я не бываю, — и стал отвязывать шубу. Отвязав, кинул купцу широким жестом: держи, любуйся.
Купец поймал шубу, скользнул ладонью по наголью, по меху, хмыкнул кисло:
— Не к часу, чай, лето начинается.
Но Станила и сам в деле торговом был не лыком шит и все уловки купеческие насквозь видел.
— А и верно, погожу до зимы, — и решительно протянул руку за шубой.
— Полно, полно, — осклабился купец, отодвигая шубу, — чай, мы свои люди. Сторгуемся. Сколь хочешь-то?
— Гривну.
— Эк хватил. Будет и половины.
— Ты что? — осердился Станила. — Шуба-то новая, ни разу не надевана. «Половину»… Посовестился бы так-то со своими.
— Ну хорошо, — посерьезнел купец. — Бери сорок резан — и айда меды пить.
— Сорок пять, — не сдавался Станила.
— Сорок, — уперся купец, не желая прибавлять. — Я ж тоже должен корысть иметь. Али нет?
Этот довод убедил Станилу. «Ништо, проживет ведьма и без шубы, чай, не сегодня-завтра на Страшный суд призовут».
Так думал Станила, ссыпая куны в калиту, твердо уверенный, что княжич ведьму ту старую во веки веков не встретит.
Теперь можно и горло медовухой промочить, чтобы время, положенное ему на путь княжичем, скорей пробежало.
— Ну что ж, айда в хоромы, — напомнил Станила купцу его обещание.
XXVI
ЗА ШАГ ДО ВЕНЦА
Великий князь Юрий Всеволодич много стараний приложил, дабы примирить Ярослава — брата своего — с Михаилом Черниговским. Видит бог, не легко это было.
Никак не мог Ярослав заставить себя простить Михаилу те вольности, которые он пожаловал новгородцам в тяжелый, голодный год. Шутка ли, простил всех беглых холопов, на пять лет освободил от дани. Где и когда сие слыхано было на Русской земле?
Ах, сколько крови перепортили новгородцы Ярославу, тыча в нос теми вольностями. Сколько сил ему стоило заставить их отказаться от грамот черниговского князя. Все это уже позади, но Ярослав помнит, хорошо помнит и через великую силу, ломая себя, пытается быть с Михаилом ласковым и гостеприимным.
А что делать? Михаил пожаловал в Новгород со всем своим семейством, и не в гости, а на свадьбу своей дочери Евфросиньи с Федором Ярославичем. Все уже было давно обговорено при участии великого князя и даже митрополита. Не беда, что жених и невеста не видели друг друга ни разу. Оба — дети высоких родителей, за обоими злата и серебра, коней и холопов достаточно. А что молоды — четырнадцати лет всего — так это неважно, бывало, на Русской земле княжон и десяти лет выдавали.
В Городище столпотворение. Варится, жарится горами мясо, готовятся хмельные меды. Печи лопаются от жара, валятся с ног истомленные духотой слуги.
Дворовые с ног сбиваются, готовя к пиру гридницу и сени. Даже на дворе столы устанавливаются, чтобы на княжьей свадьбе мог пить и есть всякий приходящий, званый и незваный. Князь велел ничего не жалеть, и если кто замечен будет в скупости, тому после свадьбы биту быть, никак не менее. Чтобы меды лились рекой, чтобы брашно было горой, чтобы гусли рокотали и тимпаны били от зари до зари.
Пусть все знают, пусть все видят, как щедр и богат князь Ярослав Всеволодич, как любит он сына
