И действительно, собачий лай стал быстро приближаться. Зашевелились позади князей слуги.
— Копья, — приказал, не оборачиваясь, Брячислав.
Тут же двое слуг подбежали и подали князьям копья. Первыми почуяли приближение зверя кони, они насторожились, запрядали ушами.
— Ишь ты, — укоротил повод своему коню Брячислав. — Боишься?
Обернувшись к Александру, сказал:
— В лоб не бей. Бесполезно. Угадывай в межплечье али под лопатку. Сломишь одно копье — отскакивай, дадут другое.
Взоры всех были устремлены на противоположную сторону поляны, откуда должен был появиться тур. Но первым на поляну выскочил ловчий, конь его несся, храпя и взвизгивая от страха. А следом за ним, пригнув голову, выбежал тур в окружении задыхающихся от злобы псов.
Ловчий сделал свое дело — выманил зверя на поляну.
— Бери, князь! — весело крикнул он, осаживая мокрого дрожащего коня.
Тур, остановившись, поднял рогатую башку, сердито заревел и копнул землю копытом. Из бурой спины его торчала стрела.
— С богом, Ярославич, — сказал Брячислав.
Александр, взяв копье наперевес, тронул пятками коня, но тот не пошел, а наоборот, попятился, захрапел.
— Плетей ему, — приказал Брячислав.
Свистнули сзади плети, обожженный ими конь жалобно заржал и коротким скоком помчался на поляну, норовя проскакать опушкой. Великого труда стоило Александру повернуть коня. Шагах в двадцати от тура он остановился, заплясал на месте.
Князь Александр, великолепно справлявшийся с конем, здесь ничего не мог поделать. Конь боялся идти вперед. Зато тур, увидев перед собой топтавшегося на месте врага, с ревом пригнул голову и решительно ринулся вперед.
— Князь, берегись! — донеслось сзади.
Конь жалобно заржал, вскинулся в дыбки, и князь понял, что никакого удара не получится, достало б сил удержаться в седле. И все же он успел вонзить копье, когда тур, подбежав, стал валить коня.
Конь упал, князь едва успел вытащить ногу из-под него.
Обезумевший от боли тур всю свою ярость обрушил на поверженное животное. Александр выхватил меч и вонзил его туру в межреберье, туда, где билось могучее сердце.
Тур дико взревел, покачнулся и рухнул замертво. Свора рычащих псов мгновенно облепила его. Подоспевшие ловчие оттащили собак. Конь не поднимался. Вытянув шею, косил испуганным глазом на огромную тушу.
— А ну вставай, — дернул за повод слуга. — Некого бояться уж.
Конь поднялся, седло осталось на земле.
— Ишь ты, — сказал слуга, — подпругу рогом зацепил. Добро, хоть не брюхо.
К Александру подошел Брячислав, улыбаясь, поздравил:
— С полем тебя, Ярославич, с добрым полем. Мнил я, один не управишься. Ан нет. Слава богу, ошибся.
Князь Александр вытирал травой меч. Он был бледен, руки тряслись; он занимал их работой, чтобы никто не заметил этого.
— Великолепен зверь, — сказал Александр. — Могуч и смел!
— И глуп, — подхватил Брячислав. — Если б все стадо выбежало, нам бы дай бог ноги унести. А он, вишь, откололся, мнил один с обидчиком управиться.
— А чем наши князья умнее его, — возразил Александр. — Эдак же на поганых поодиночке кидались. Нет чтоб скопом.
Брячислав засмеялся, обнял Александра за плечи, радуясь, что зять у него будет смелый, мужественный и умом не обиженный.
Они прошли под дуб, где слуги уже расстелили для них плащи и раздули костер. Ловчие, вытащив засапожники, дружно взялись разделывать тушу.
Вскоре в кустах начали грызню собаки, деля брошенные им внутренности. Забурлил котел над огнем.
Князья отдыхали, тихо беседовали. Брячислав, начавший привыкать к мысли, что князь едва ли не сыном ему скоро станет, поучал тихонько:
— Ты, Александр Ярославич, никогда не забывай: супротив нескольких врагов сразу не устоять. Ищи рати с ними поодиночке. Вот возьми того же великого князя литовского, Миндовга. Ему пуще тебя враги — рыцари ливонские. Они ж и тебе недруги самые лютые. Вот и поищи на этом с Миндовгом союза. Не забывай, что предки его из рода нашего, Изяслава Владимировича.
— Неужто и родня еще?
— Да десятая вода там, а все ж для союза зацепка есть.
Тут явился перед князьями ловчий Яков с дымящимся на широкой тарелке сердцем тура.
— Ну, Александр Ярославич, — почти торжественно сказал он, — укрепляй сердце свое сердцем храброго тура, коего уязвил ты в честной схватке. Твой первый удар, твой и первый кус.
— Спасибо, Яков. Коли б не ты, может, и удара того б не было. Ты же его на удар вывел.
Ловчий не смутился от княжеской похвалы, смотрел в глаза открыто и гордо. Ответил коротко:
— То моя работа, князь.
Александр отрезал от вареного сердца кусочек, прихватив ножом, понес ко рту. Брячислав отрезал себе лишь после того, как Александр проглотил первый кус. Старый князь не хотел нарушать обычая, по которому первым начинал есть тот, кто нанес смертельный удар зверю. Когда ловчий отошел, Брячислав сказал Александру:
— Яков не токмо в ловах искусен, но не менее того в ратоборстве.
— Добрый муж, добрый, — поддакнул Александр.
— Ну уж, чтоб тебе совсем приятно было, скажу, что записан он за княжной.
Князь Александр вдруг засмеялся и никак остановиться не мог.
— Ты чего? — удивился Брячислав.
— Ой, Брячислав Василькович, — махал рукой Александр. — А я-то… Охо-хо… я-то грешным делом уж подумал, а не попросить ли мне и его у тебя заодно.
Александр хохотал, и, глядя на него, постепенно заражаясь, начал смеяться и Брячислав. Их смех разносился далеко по лесу, дивя слуг и ловчих: «Эх-хе-хе, грешно ведь эдак-то во все горло. Того гляди, нечистый через рот влетит. Эх-хе-хе».
XV
ГОРЬКИЙ ВЕНЕЦ
Слукавила ли великая княгиня Феодосья Игоревна, или впрямь прихворнула в пути, но не доехала она до Полоцка к сыну на свадьбу. Остановилась в Торопецкой крепости, а к Александру гонца послала со слезницей. Так, мол, и так, растрясло старуху в пути, хвораю, но благословить хочу молодых за себя и за батюшку, а посему пусть не обидятся полочане, если венчанье здесь, в Торопце, будет.
Желание великой княгини — велению равно.
Князя венчать должен епископ. В Торопце епископа своего не было — град невелик. Отрядила за ним Феодосья Игоревна людей аж в Смоленск.
Пришлось Брячиславу Полоцкому со всем гнездом своим в путь-дорогу отправляться, захватив с собой и младшую дружину.
Скакал князь вместе с будущим зятем своим стремя в стремя. В долгой дороге много беседовали, тревожась за землю Русскую, обещая друг другу верность во всем.
При встрече Александр обнял мать, спросил с искренней заботой:
