Ратмир отлетел к стене, но тут же вскочил, взбешенный.
— Ах, гад ползучий! — И бросился на посла. Злость удесятерила его силы, и в мгновение ока он завернул послу обе руки за спину. Второго посла уже держали отроки. Видя чрезмерное рвение своего слуги, князь Александр предупредил:
— Ратмир, ни един волос не должен пасть с головы его. Слышишь?
— Слышу, князь.
— В поруб их, — указал Александр на дверь.
— То не по праву, князь! — взвизгнул Нильс, безуспешно пытаясь вырваться из рук Ратмира.
— А твой ярл по праву разоряет земли наши? — повысил голос князь.
Послов увели, князь повернулся к Федору Даниловичу.
— Ну, понял, Данилыч?
— Верно сотворил, Ярославич. Истинный Христос, верно.
— Их же тащили через весь город, они всё видели. Нельзя их пока отпускать.
От окна подошел Степан Твердиславич.
— А може, их попытать, Ярославич, про войско их. А?
— Нет, — решительно сказал князь. — Они послы, не забывай, Твердиславич, а не пленные. Да и я отправил назад Пелгусия, он все высмотрит, до всего доведается. Пусть ждет моего ответа Биргер. Я отвечу.
В тот же день грамота была зачитана на Вечевой площади перед народом. Даже князь, уязвленный ею, не ожидал такой силы воздействия ее на мизинных людей. Площадь, только что внимавшая в полной тишине, взорвалась вдруг страшным ревом и свистом. Слышались проклятия по адресу Биргера, угрозы, самые оскорбительные ругательства.
— На копье Биргера!
— Смерть ярлу проклятому!
— Мы с тобой, князь! Веди-и-и!
И здесь, стоя над бушующей как море толпой, князь Александр Ярославич понял: он победит Биргера, он не может не победить с народом, рвущимся на правый бой. И еще понял князь, что никто так много не сделал для его грядущей победы, как сам ярл. Он, Биргер, поднял своей соромной грамотой эту неукротимую волну народного гнева. Так пусть же захлебнется в ней!
XVIII
ЗА ЗЕМЛЮ РУССКУЮ!
Шли полки не так скоро — насколько позволяла пехота Миши Стояныча. Не будь пешей дружины, конные шли бы много быстрее. Но князь не позволил никому, кроме дозоров, уходить вперед или отставать.
— Нас в два раза менее свеев, потому и держаться нам надо вкупе.
У Ладоги присоединились к новгородцам сотни две ладожан, все пешие, вооруженные топорами, рогатинами да копьями. Поступили они в дружину Миши.
И уже на подходе к Неве явился старейшина Пелгусий, приведший с собой небольшой отряд земляков своих — ижорцев.
Пелгусий сообщил князю, что шведы все еще стоят лагерем, видимо, ожидают возвращения послов из Новгорода. И как ни обстоятельно рассказал Пелгусий о лагере врага, князь решил сам взглянуть на него.
Возвратившись из разведки, он тут же собрал старшин отрядов. Начертив прутиком на земле две круто сходящиеся линии, он сказал:
— Это Нева и Ижора. Лагерь свеев тянется от места впадения Ижоры вдоль Невы. У берега стоят шнеки, с берегом соединяют их доски. Большая часть воинов на берегу, их и впрямь намного более нашего. Посему наши главные союзники — внезапность и быстрота. Миша, ты со своими пешцами ударяешь вдоль Невы. Твое главное дело — рубить мостки к шнекам.
— А свеев не трогать? — спросил шутливо Миша.
— Свеев гладить, — ответил в тон ему князь, но не улыбнулся. — Старайся, сколь возможно, мешать им взбегать на шнеки или выбегать оттуда на подмогу своим на берегу. Яков! — позвал князь.
— Я здесь, Александр Ярославич.
— Я со своей дружиной ударю в центр, туда, где златоверхий шатер Биргера, ты же с твоими полочанами бьешь вдоль Ижоры. Вот здесь у них скучены кони, сдается, здесь общая коновязь. Прорывайся к коновязям, не давай рыцарям седлать коней. Пусть пешими дерутся.
Миша вдруг засмеялся над последними словами князя.
— Чего ты? — удивился Александр.
— Ярославич, что ж ты с ними творишь? — спросил Миша, щурясь лукаво. — Послов им не воротил, шнеки отымаешь, на конец садиться не велишь…
Князь засмеялся коротко, но тут же опять посерьезнел, ткнул прутиком в чертеж на земле.
— Все три удара направляем сюда, в угол, сотворенный Невой и Ижорой. Помните, наши союзники — внезапность и быстрота. Упустим их — упустим победу.
Вернувшись к своей дружине, Миша помахал рукой, привлекая внимание к себе. Он не хотел кричать, так как шведы были близко. И, увидев, что дружина поняла его, Миша опустился на землю и стал снимать сапоги. Новгородцам не надо было объяснять, для чего это делается. Испокон разувалась новгородская пешая рать перед нападением на врага. Было ли босиком легче драться, берегли ли обувь новгородцы, бог весть, но то, что босому воинству всегда сопутствовала удача, — это уж они знали точно.
В считанные мгновения дружина разулась, даже ладожане, входившие в состав ее, не посмели нарушить новгородского обычая — сняли лыченцы.
После этого Миша обернулся, поднял над собой топор, потряс им и скорым шагом направился в сторону врага. Дружина двинулась за ним, ощетинясь копьями, рогатинами. Пожалуй, дыхание сотен было слышней, чем поступь босых ног по зеленой мягкой траве. И когда за кустами показались мачты шнек и донеслись голоса рыцарей, Миша побежал. Побежала за ним и дружина.
Они выскочили на поляну у реки, усыпанную шатрами. От тихо дымившихся костров тянуло вкусными запахами утреннего варева. Между шатрами бродили рыцари, кто-то спал на земле, кто-то таскал со шнек ящики, мешки. Где-то даже пели.
Внезапное появление русских настолько изумило шведов, что на какое-то мгновение все они словно приросли к земле.
Миша, размахивая топором, устремился к ближайшей шнеке. Швед, спускавшийся по мосткам, кинулся назад на судно, закричав что-то по-своему.
Босая дружина Миши начала рубить, колоть бегущих рыцарей, а те в первые мгновения не могли оказать никакого сопротивления.
Сам Миша с группой дружинников влетел на шнеку. Вид его был так страшен, а рычание столь ужасно, что шведы-лодейщики прыгали со шнек прямо в воду.
— Русский стяг на мачту! Живо! — рявкнул Миша, а сам, прыгнув в воду, побежал к берегу, чтобы скорей-скорей захватить следующую шнеку.
И тут он увидел высыпавшую из леса конницу князя. Сам Александр в алом развевающемся плаще мчался впереди, выставив длинное копье. И оттуда, от леса, через шум, поднятый боем, донеслось дружное, мощное:
— … у-у-у!
«За правду-у-у», — понял Миша этот клич.
Конная дружина князя Александра ударила в самый центр шведского лагеря. Полочане во главе с Яковом были левее и прорубались вдоль Ижоры. Ошеломленные шведы кинулись спасаться на шнеки, но большинство схватилось за оружие, видя только в нем настоящее спасение и защиту.
