прогнивший дощатый причал, покрытый пятнами мазута и рыбьей чешуей. Пароходик отдал концы, издал оглушительный, не по своему рангу, гудок, и пошлепал спицами колес вверх по Дону.
Проводив пароход, Ольга и Степан огляделись, куда идти. Они оказались на причале не одни. С парохода вместе с ними высадили старушку. Матросы помогли ей сгрузить на причал множество узлов, корзин. И она тоже стояла в растерянности, видимо, не знала, что делать со своими многочисленными котомками.
Степан подошел к старушке, поинтересовался:
— Приехала, мамаша? А что же никто не встречает?
— Та воны ж не знають, шо я прибыла. — Она так и сказала, по-военному: «прибыла». — Петро писав, шо на троицу возвертается, ось я и прибыла. То сын мой — Петро.
— Давайте мы вам поможем, — предложил Степан. — Далеко сын-то живет?
— Та ни, туточки по-над Доном.
Они с Ольгой взвалили на себя корзины и узлы и двинулись за старушкой по пыльной проселочной дороге к станице.
— А вы ж хиба станичные? Шось не припомню.
— Мы из Ростова. Квартиру думаем снять на месяц, отпуск у нас.
— Та шо ж, станица у нас гарна. Тики чуть погодя, як Дон разольется, о-о-о!.. На лодках по улицам от хаты до хаты треба. Як кажуть, плавучая станица. Ось, чуете, поють. Цэ у нас.
Под огромной грушей был накрыт стол, сколоченный из толстых неструганых досок. За столом сидели одни женщины в праздничных казачьих нарядах. И лишь в торце стола, опершись спиной о корявый ствол груши, чинно восседал мужчина лет тридцати пяти.
Все шумно и радостно встретили новых гостей, усадили за стол. А единственный мужчина с достоинством представился:
— Петр Дерибас, — и принялся благодарить Степана: — Выручил, браток, спасибо. А можа, по крепкой вдарим? — Перед ним стояла бутылка водки — одна на весь стол. Белая сургучная головка была не тронута. — А то одни бабы, прямо беда.
Увидев за столом статного командира, казачки, особенно молодые, оживились.
Застолье продолжалось до самого вечера. Степан прежде никогда не слышал таких песен. Большинство казачек были вдовы, мужья которых погибли в гражданскую войну, кто в рядах Первой Конной армии Семена Буденного, кто в белоказачьих частях атамана войска Донского генерала Краснова. Давно заросли могилы и тех, кто воевал за Советскую власть, и тех, кто против. А этих женщин объединила вдовья доля.
Грустные песни внезапно сменялись веселыми, озорными. Казачки встали на лавки и, обнявшись, пританцовывая, пели, игриво поглядывая на двух мужиков.
затягивали высокие молодые голоса. Им отвечали низкие:
А молодые снова подхватывали:
И все вместе залихватски:
А вино все несли и несли, словно в погребе у Дерибаса была бездонная бочка.
Казачки разгулялись. Одна из них, красивая, чернобровая, лет сорока, которая чаще других носила из подвала вино, держа в одной руке пузатый чайник и подбоченясь другой, громко воскликнула:
— А шо, бабоньки, чи я нанялась вам таскать вино? Чи мужики совсем перевелись? Сидят точно на именинах. — И вызывающе глянула на Степана. — А ну, товарищ командир, подсоби-ка!
Степан взял из ее руки чайник и пошел следом. Казачка, приплясывая, двигалась к погребу и незаметно подмигивала своим подругам.
Когда стол с веселыми гостями скрылся за углом дома и ветвями черешен, казачка внезапно остановилась. Разгоряченно дыша, она посмотрела на Степана жгучими глазами и вдруг стиснула его в своих мощных объятиях. Степан опешил, попытался высвободиться — не тут-то было. Глаза женщины блестели в негустых еще сумерках.
— Соколик ты мой, — шептали ее полные, сочные губы. И в то же мгновение Степан ощутил на своих губах долгий, жадный поцелуй. — Какой же ты ладный да статный, — шептала казачка, все не отпуская Степана из своих объятий. Но вдруг сразу как-то сникла. — Вот такого же казака проводила я в девятнадцатом. — И, обернувшись, трезвым голосом сказала: — Иди к жене. Еще чего люди подумают… — В ее глазах блестели слезы…
…В то лето они остались жить у Дерибаса. И потом, вплоть до сорок первого, каждое лето приезжали в Кочетовку всей семьей к людям, которые стали им родными.
Станичники приглашали их на все семейные торжества, но Степану запомнился именно тот первый день, немудреный хлебосольный стол под огромной грушей и те веселые казачки… Всякий раз, бывая в Кочетовке, Степан думал о том, сколько вдов оставила далекая гражданская война.
А сколько вдов оставит эта, проклятая?..
— Товарищи альпинисты! — услыхал Степан голос лейтенанта Осокина. — Вас вызывает генерал.
— Пошли, ребята, — хлопнул Степан по плечу Аршака. — Мустафар, Хуссейн, пошли! Кажется, предстоит работа.
В штабе кроме командиров находилась хрупкая черноволосая девушка. Присмотревшись, Степан с трудом узнал в ней Лейлу Залиханову. Мустафар и Хуссейн подошли к сестре и, не веря своим глазам, уставились на нее.
— Так, товарищи, прошу внимания, — обратился генерал Севидов к присутствующим. — Лейла Чоккаевна пробралась к нам с той стороны хребта. Там, за перевалом Квиш, в ущелье Квантра, находится батальон капитана Сироты. С ними дети из армавирского детдома. Надеюсь, вы понимаете, в каком положении они находятся. Два дня назад на связь с нами ушел старший лейтенант Севидов.
— Борис?! — вскрикнул Рокотов.
