— Говорите.
— Это связано со мной…
— Говорите.
— Я… я привязалась к тебе. И я ему это сказала. Своих детей у нас не было.
— Но если бы он все-таки решил убить меня — убить десятилетнего ребенка, — вы ведь воспротивились бы, правда? Говорите, матушка. Мы под Камнем — говорите правду. Вы бы, конечно, сделали все, чтоб его остановить…
Нечеловеческим усилием Волчица заставила себя выговорить:
— Я не воспротивилась бы. Я не сделала бы ничего, чтоб его остановить.
Потом подставила ладони под низвергающуюся с Камня воду и уткнулась в них лицом.
— Что я сказала, Господи! Теперь ты меня покинешь, да? Возненавидишь? Ты не сможешь больше оставаться здесь. Вернешься на Малую Землю… Сказав тебе правду, я потеряла тебя.
— Я не могу вернуться на Малую Землю, матушка.
Она затаила дыхание. В том, что все еще называет ее «матушка», ей почудился проблеск надежды.
— Почему?
— Там я проклят.
Она ничего не понимала. Повернулась к нему:
— Почему проклят, сын мой?
— Потому что я совершил преступление еще хуже вашего.
Теперь уже ему изменило самообладание. Лицо его мучительно исказилось.
— Какое же преступление ты совершил, чтобы оно могло быть хуже моего? Хуже не бывает.
— Бывает.
— Говори. Теперь твоя очередь. Мы под Камнем.
— Это было на Континенте, у стен столицы. Моего брата приговорили к расстрелу за дезертирство, и он просил меня о помощи — в память о нашем детстве. Он написал мне собственной кровью, звал на помощь, напомнил нашу с ним давнюю клятву…
— И ты не помог ему?
— Нет, не помог.
— Почему?
— Я хотел быть сильным, как Герольф. Хотел быть достойным его.
— И твоего брата расстреляли?
— Нет. Не успели — казаки напали раньше.
— Значит, он вернулся на Малую Землю…
— Не знаю. Больше я его не видел. Сражался, потом все это безумие, отступление… Я ушел. Покинул его в этом погребе… Алекса…
Дождь уже давно еле моросил, но они все стояли, не двигаясь с места. Оба не могли опомниться, выплеснув все, что таили в душе. Они ждали, чтобы дождь совсем перестал, и молчали. Потом Фенрир спросил:
— Что же нам теперь со всем этим делать? Со всеми этими истинами?
— Что делать? Но ведь эти истины существовали и раньше, до того, как были высказаны. И мы с ними жили… Теперь это будет немного легче. Надеюсь.
Он улыбнулся ей, признавая ее правоту. Но они все еще медлили под Камнем.
— Еще одно, матушка.
— Да?
— Кто дал мне это имя — Фенрир? Вы или Герольф?
— Герольф. Это значит «Волк», ты знаешь.
— Да, я знаю. Тогда я прошу вас, если можно, вернуться к моему настоящему имени, тамошнему, к моему прежнему имени.
— Попробую, сын мой.
— Меня зовут Бриско. Назовите меня так, прежде чем мы выйдем из-под Камня. Пожалуйста.
Она нервно тряхнула головой.
— Идем. Лошади совсем вымокли. Пора домой.
Он не двинулся с места.
— Идем, Бриско… — позвала она.
16
Потерянный солдат
Урс Хааринен больше тридцати лет совершал торговые рейсы между Большой Землей и Континентом и чего только не возил: лес, рыбу, кожи, ворвань, водку. Тем, кто дал ему прозвище «Лысый», не пришлось напрягать фантазию. Его красный и словно отполированный череп так и сверкал на солнце, уже повернувшем на весну. На лбу выступал пот. Он отер его платком.
Он стоял на палубе, довольный заключенными сделками, довольный ясной погодой, довольный своим судном, своей командой, своей дородной фигурой — всем довольный. Он наблюдал за снующими туда-сюда матросами: погрузка подходила к концу. Еще час, и судно выйдет в море, держа курс на Большую Землю.
С набережной его окликнул помощник:
— Капитан, там в гостинице один парень просится к нам пассажиром. Чудной какой-то. Говорит, деньги у него есть. Сам с Малой Земли. С виду странный, но вроде безобидный.
Лысый, как правило, не брал пассажиров, но он и сам был с Малой Земли и питал нежнейшую привязанность к родному острову. Там он рос, пока не надумал попытать (и обрести) счастье в чужих краях. Это и побудило его на этот раз сделать исключение.
— Ну, веди его сюда, посмотрим, что за птица.
Человек, который через несколько минут взошел по трапу и направился к нему, издалека показался капитану стариком — такой он был худой, такие замедленные были у него движения. Однако когда он подошел поближе, стало видно, что это человек молодой. На нем был длинный плащ, сапоги изношенные, за плечами вещевой мешок. Длинные нечесаные волосы спадали до плеч. Явный бродяга.
— Тебе, стало быть, надо за море?
— Если можно…
— Сам-то откуда?
— С Малой Земли.
— И у тебя есть чем заплатить за проезд?
Вместо ответа молодой человек вытащил из кармана кошелек, развязал его и высыпал себе в ладонь все содержимое.
— И это все, что у тебя есть? — фыркнул Лысый. — Делать что-нибудь умеешь?
— Я… я столяр.
— Ну-ну, видали мы таких столяров! Чем же ты тут занимался, на Континенте?
— Я… я ходил…
— Ходил, значит.
— Да, ходил… искал одного человека.
Лысый уже не в первый раз отметил, что его собеседник говорит как-то неуверенно, запинаясь на самых простых словах. Он подумал, не слабоумный ли это, и заговорил мягче:
— Ах, вот оно что. И как же, нашел ты этого человека?
— Нет.
Это «нет» он произнес как-то странно, задумчиво, почти удивленно. Последовало молчание, потом
