— Кто-то ударил его сзади, — заметил Фин.
— Очень похоже. Синяки на коленях, локтях и лбу — от довольно жесткого падения. Судя по форме вмятины на черепе, били металлической трубой, бейсбольной битой — чем-то таким. Станет понятнее, когда вскроем череп.
Тело перевернули лицом вверх, голову уложили на металлический блок особой формы, и профессор Уилсон начал слой за слоем исследовать тело Ангела. Он сделал У-образный разрез — от плеч до грудины, затем вниз по центру груди и живота до лобка, чтобы можно было обнажить грудную клетку. Разрезал ребра специальными ножницами, потом вытащил грудину и обе половинки щита, который появился у человека в ходе эволюции для защиты уязвимых внутренних органов. Эти органы — сердце, легкие, печень, почки — по очереди удалялись из тела и взвешивались в другом конце комнаты. Все измерения записывались мелом на доске, а затем из органов брали образцы ткани на исследование.
Для человека своего возраста и веса Ангел был в среднем состоянии. Легкие потемнели от многих лет курения, просвет артерий сузился, но они пока еще пропускали кровь. Печень несла на себе следы злоупотребления алкоголем: ее бледный серо-коричневый цвет и узловатая структура говорили о начинающемся циррозе. Чтобы добраться до почек, профессору пришлось прорезать внушительный слой забрюшинного жира.
Скользкий, заполненный жидкостью желудок Уилсон опорожнил в миску из нержавеющей стали. Фин отшатнулся от запаха, а профессор, казалось, смаковал его. Он закрыл глаза и несколько раз втянул воздух, как собака.
— Карри! — сообщил он. — Возможно, бхуна из ягнятины, — глаза его засверкали, когда он заметил отвращение Фина.
— Он ел карри в «Балти Хаус» в Сторновэе около восьми вечера в субботу, — произнес Ганн вполголоса.
— Хм! Вчера мне тоже стоило заказать карри.
Фин с неудовольствием вдохнул.
— Еще и алкоголем пахнет.
— Свидетели говорят, он выпил прилично пива в клубе Кробоста, когда вернулся из города.
— Ну, — начал профессор, — я бы сказал, что содержимое его желудка в основном не тронуто. Частично переварено. Остатков лекарственных средств не обнаружено. Присутствует запах этанола. Какой бы идиотский коктейль из карри и спиртного он ни потребил, обратно он его не выдал. Так что теперь мы можем утверждать, что рвотные массы, найденные на одежде жертвы, принадлежат убийце.
Затем Уилсон начал отделять кишки от слоя жира, разворачивать и продольно разрезать с помощью ножниц. Запах экскрементов был невыносим: Фин с трудом сдержал тошноту. Ганн сдавленно охнул; Фин обернулся и увидел, что тот крепко зажал рукой рот и нос.
Наконец патологоанатом поместил препарированный кишечник в емкость и убрал.
— Ничего интересного, — сообщил он. Затем отогнул лоскут кожи, освободившийся при У-образном разрезе, на лицо, чтобы осмотреть повреждения, нанесенные костям и хрящам при удушении. Впрочем, сразу стало понятно, что шея сломана не была.
После этого Уилсон сделал надрез на задней части головы, от одного уха до другого, и снял с убитого скальп, обнажив череп. Он отодвинул Фина от стола, один из ассистентов подошел с вибрационной пилой, надрезал по кругу верхушку черепа, вытащил мозг и поместил в очередную емкость из нержавеющей стали. Профессор осмотрел череп и с удовлетворением кивнул.
— Как я и думал! Над левой теменной костью подапоневротическое кровоизлияние, два с половиной на три с половиной сантиметра, что по размеру примерно совпадает с повреждениями скальпа. Да, еще небольшое глубокое субдуральное кровоизлияние. Теменная кость сломана в том же месте, что подтверждает мою гипотезу. Нашего Ангела ударили сзади металлической трубой, бейсбольной битой или чем-то подобным. Если он и не потерял сознание, то сопротивляться точно был не способен.
Фин прошел к скамье, где Уилсон разложил фотографии, сделанные на месте преступления. Казалось, освещением эллинга занимался какой-то не в меру ретивый театральный режиссер. Все цвета выглядели дикими, зловещими; высохшая кровь напоминала ржавчину. Подвешенный Ангел казался неправдоподобно большим, весь в складках бело-синей плоти. Петли кишки, вылезшей из распоротого живота, были похожи на муляж. Все вместе здорово смахивало на малобюджетный фильм шестидесятых годов.
Фин начал понимать, как Ангел провел последние часы. Он съездил в Сторновэй поесть карри, потом вернулся в Несс и выпил несколько пинт в клубе Кробоста. Макритчи либо встретился с убийцей в эллинге Порт-оф-Несса, либо пошел с ним туда, непонятно, впрочем, зачем. Он хорошо знал убийцу или, во всяком случае, ни в чем его не подозревал, так как повернулся к нему спиной и дал возможность напасть на себя сзади. Он потерял сознание от удара по голове, затем его перевернули на спину и задушили. Убийца был в состоянии сильного нервного напряжения, адреналин бурлил у него в крови. Его даже стошнило на жертву, однако это не помешало ему раздеть убитого. Это заняло некоторое время и было нелегким делом, учитывая, что тот весил фунтов двести пятьдесят. Что еще более удивительно, убийца смог обвязать вокруг шеи Ангела веревку и подвесить на балку так, чтобы от его ног до земли оставалось как минимум шесть футов. Это кое-что говорило об убийце: это был сильный человек — и очень решительный, раз даже дурнота не остановила его. Чем дольше он возился с телом, тем больше становился риск, что его поймают. Злодей должен был знать, что в эллинг субботними вечерами бегают юные любовники, и его могут обнаружить в любой момент. И все же простого убийства ему оказалось недостаточно: он раздел Ангела, подвесил на веревке и вспорол ему живот. Все это было делом долгим и грязным; при мыслях об этом Фину стало неуютно. Он повернулся к Уилсону:
— Как это соотносится с убийством на Лейт-Уок? Что скажешь — убийца был один и тот же?
Профессор сдвинул очки на лоб, а маску опустил на шею, освободив бороду.
— Ну ты же понимаешь, Фин. Патологоанатомы не дают прямых ответов, и я не отступлю от традиции, — он вздохнул. — С одной стороны, почерк очень похож. На обоих мужчин напали сзади, ударили по голове, лишили сознания и задушили. Обоих нашли голыми, подвешенными за шею; обоим выпустили кишки. Однако есть разница в глубине и угле нанесения раны. Убийца Ангела настолько разволновался, что его стошнило прямо на жертву. Мы не знаем, случилось ли такое в Эдинбурге: одежду жертвы мы так и не нашли, а на теле рвотных масс не было. Однако на нем обнаружились волокна от ковра. Возможно, беднягу убили в другом месте, а потом притащили на Лейт-Уок и вывесили на всеобщее обозрение. В Эдинбурге было заметно меньше крови, а значит, между смертью и потрошением жертвы могло пройти какое-то время, — профессор начал «собирать» труп на столе перед собой. — Понимаешь, обстоятельства настолько различны, что детали убийства тоже должны различаться. Так что без явных доказательств невозможно понять, один и тот же человек совершил эти убийства или нет. Их ритуальный характер наводит на мысль, что убийца один. Но с другой стороны, детали убийства на Лейт-Уок широко освещались в самых разных СМИ. Так что если кто-то хотел скопировать убийство, он легко мог это сделать.
— Но зачем кому-то это делать? — спросил Ганн. Он выглядел уже не таким зеленым.
— Я патологоанатом, а не психиатр, — профессор одарил сержанта ледяным взглядом, прежде чем обернуться к Фину. — Я возьму соскобы с кожи, и мы посмотрим, что покажет токсикологический анализ. Только не ожидай от меня слишком многого.
Дорога на Барвас, петляя, покидала Сторновэй. Позади оставались замечательные виды на Колль, Лох-а-Туат и Пойнт; солнце сверкало на поверхности бухты, рваные облака пытались догнать свои тени на темно-синей поверхности воды. Впереди лежали двенадцать миль скучного болотного пейзажа. Дорога постепенно распрямлялась и вела на северо-запад, в крошечный поселок Барвас на западном побережье. Тоскливые окрестности способны были в один миг преобразиться под лучами солнца. Фин хорошо знал эту дорогу, видел ее во все времена года и не уставал удивляться тому, как по-разному выглядят бесконечные акры торфяных болот в зависимости от месяца, часа или даже минуты. Мертвое соломенное поле зимой; ковер маленьких белых цветов весной; яркие оттенки пурпура летом. Справа от дороги небо потемнело, где-то в центральных районах острова шел дождь. Слева небо почти очистилось, землю освещало летнее солнце, и вдалеке виднелись бледные контуры гор Харриса. Фин забыл, какое огромное здесь небо.
Он и Ганн ехали молча, у обоих перед глазами стояли картины вскрытия. Вряд ли существует лучшее
