мероприятиям группы «Союзники животных».
Фин хмыкнул:
— И что он здесь делал? Защищал овец от вечерних приставаний по пятницам?
Ганн рассмеялся:
— Борцы за права животных здесь не помогут, мистер Маклауд. — Его улыбка погасла. — Он приехал — и все еще здесь, — потому что хочет остановить поход за гугой в этом году.
Фин присвистнул.
— О боже!
Об этом он не вспоминал уже много лет. «Гуга» в переводе с гэльского — молодая особь олуши. Этих птиц жители Кробоста добывали каждый год в августе во время двухнедельной поездки на скалистый островок в пятидесяти милях на северо-запад от Льюиса. Островок назывался Ан-Скерр, или попросту Скала — триста футов сотрясаемых прибоем скал, встающих из вод северного океана. В августе все скалы были усеяны гнездами олуш и их птенцами. Это одна из самых крупных колоний олуш в мире. Жители Несса совершали сюда ежегодные паломничества более четырехсот лет. Раньше они проделывали путь по бушующему морю в открытых лодках, в наши дни их возил траулер. Двенадцать мужчин из Кробоста, единственной деревни Несса, которая все еще поддерживала старинную традицию, четырнадцать дней жили буквально на скалах. Они карабкались по ним в любую непогоду и рисковали жизнью, ставя силки и убивая тысячи молодых птиц. Когда-то это делалось из необходимости: мужчинам нужно было кормить семьи. Теперь гуга стала деликатесом, который высоко ценится на острове. Существовал особый акт парламента — поправка к акту о защите птиц, принятая в палате общин в 1954 году. Этот акт ограничивал число убитых птиц двумя тысячами в год. Теперь мясо гуги можно попробовать только при большой удаче или при наличии больших связей.
Фин до сих пор помнил слегка маслянистый вкус этого мяса — так отчетливо, что у него мигом потекли слюни, как только он об этом подумал. Мясо гуги держали в соли, а потом варили; оно было похоже на утиное, но имело легкий рыбный привкус. Кто-то называл это модной привычкой, но Фин с этим вырос. Гуга была сезонным лакомством. За два месяца до того, как мужчины уходили на Скерр, он начинал предвкушать его; точно так же он предвкушал богатый вкус дикого лосося перед сезоном его добычи. Отец Фина всегда доставал одну-две птицы, и семья лакомилась ими в первую же неделю. Кто-то хранил мясо гуги в бочонках с соленой водой и ел целый год, но так оно, на взгляд Фина, получалось с душком, а соль обжигала рот. Он любил свежую гугу, только что со скалы. Ее ели с картофелем и запивали молоком.
— А вы пробовали гугу? — спросил Фин у Ганна.
— Ага. Моя мать знает людей из Несса, так что мы достаем по птице каждый год.
— А эти «Союзники животных» хотят запретить поездку?
— Ну да.
— Ангел часто бывал на Скале, да? — Фин вспомнил, что единственный раз, когда он сам оказался среди двенадцати мужчин из Кробоста, Ангел плыл на Скалу уже второй раз. Над инспектором словно сгустилась тень.
— Верно. Он там готовил.
— Вряд ли он погладил бы по головке тех активистов?
— Конечно. И он был не один такой. Поэтому мы не нашли свидетелей драки.
— Ангел сильно избил этого… Адамса?
— Синяки по всему лицу и телу, пара сломанных ребер. Ничего серьезного, но мальчишка это запомнит.
— А почему он еще здесь?
— Все-таки надеется не дать траулеру выйти в море. Вот идиот! Активисты из «Союзников животных» прибывают завтра на пароме.
— Когда наши отправляются на Скерр? — Фин произнес это название, и по телу его тут же пробежала легкая дрожь.
— Через пару дней. Зависит от погоды.
Полицейские дошли до дальнего конца пляжа, и Фин начал карабкаться на утесы.
— У меня обувь неподходящая, мистер Маклауд! — Ганн опасно поскользнулся на черных камнях.
— Я знаю, как забраться на самый верх, — сообщил Финн. — Идем! Это не трудно.
И Ганн полез за ним, почти на четвереньках. Они преодолели узкую осыпь, которая вела к естественным ступеням неровного камня. Эти ступени и привели их на вершину. Отсюда открывался вид на махер и домики Кробоста, разбросанные в низине у дороги. Центром поселка оставалось угрюмое здание Свободной церкви, где Фин ребенком провел столько холодных и скучных воскресений. Небо за ней заполнили черные дождевые тучи, в воздухе запахло дождем, совсем как тогда, в детстве. Подъем на утесы взбодрил его, и порывы ледяного ветра доставляли удовольствие. Все мысли о Скерре вылетели из головы. Ганн запыхался и озабоченно взирал на поцарапанные черные туфли.
— Давно я так не лазал, — сказал Фин.
— Я из города, мистер Маклауд, — еле выговорил сержант. — Я вообще никогда так не лазал.
Инспектор улыбнулся:
— Это полезно, Джордж. — Ему давно не было так хорошо. — Думаете, этот борец за права животных убил Ангела Макритчи за то, что тот его избил?
— Вряд ли. Не такой он человек. Он довольно… — Ганн поискал нужное слово. — Хрупкий. Понимаете? — Финн задумчиво кивнул. — Но я за время службы понял, что самые ужасные преступления совершают вполне обычные люди.
— К тому же он из Эдинбурга… — Фин задумался. — Кто-нибудь проверял, есть ли у него алиби на момент убийства в Лейт-Уок?
— Нет, сэр.
— Это может быть интересно. Проверка ДНК может исключить его из списка подозреваемых, но это займет пару дней. Вероятно, мне стоит с ним поговорить.
— Он живет в пансионе «Парк Гест Хаус» в городе, мистер Маклауд. Похоже, бюджет у «Союзников животных» не слишком большой. Старший инспектор Смит велел Адамсу не покидать остров.
Полицейские направились к дороге, перед ними разбегались овцы. Фин снова повысил голос, чтобы собеседник расслышал его в шуме ветра:
— А домогательство? Это что за история?
— Девушка шестнадцати лет обвинила его в изнасиловании.
— А он ее насиловал?
Финн пожал плечами.
— В таких делах очень трудно получить доказательства для того, чтобы открыть дело.
— Шестнадцатилетняя девушка не могла сделать с Макритчи того, что сотворил его убийца.
— Верно, мистер Маклауд. Зато ее отец вполне мог.
Фин остановился на полушаге.
— А кто ее отец?
Ганн кивнул на церковь вдалеке:
— Преподобный Дональд Мюррей.
Глава четвертая
До ночи Гая Фокса оставалось три дня. Мы собрали целую кучу старых покрышек и с нетерпением ожидали, когда разожгут самый большой в Нессе костер. Такие кострища устраивали во всех деревнях, и каждая стремилась перещеголять все остальные. В те дни мы воспринимали эти «состязания» очень серьезно. Мне было тринадцать, и я учился в шестом классе школы Кробоста. Экзамены в конце этого года должны были во многом определить мою дальнейшую судьбу, а это кажется огромной ответственностью, когда тебе тринадцать.
