грудинкой и крошками хлеба со специями; и местная салями, украшенная семенами тмина. Потом нам вынесли набор первых блюд на пробу, в том числе равиоли с маслом и шалфеем и картофельные клёцки — «шарики» картофеля с приправой из толченой зелени. Подавали блюда за блюдами, а апофеозом обеда стали жареная ягнятина, телятина и знаменитый жареный на гриле бифштекс «Долина ди Кьяна». Карен замечает в углу под массивной вазой цветов фортепьяно и уговаривает пианиста Коула сыграть. Мы с Эдом сидим в разных концах стола и, когда Коул начинает играть Скарлатти, обмениваемся понимающими взглядами. Подумать только, три недели назад мы со страхом ждали этого дня, опасаясь, что ничего не успеем и сорвем Сьюзен свадебное торжество. «Ура!» — кричат английские кузены.
Вернувшись домой, ошалевшие от еды и жары, мы решаем отложить свадебный торт на поздний вечер. Я слышу, как кто-то уже храпит. Вообще-то я слышу двойной храп.
Хотя торт сделан не рукой мастера, но лучшего я, наверное, никогда не ела. Я отношу похвалы на счёт наших сосен. Шера и Кевин опять танцуют в столовой. Остальные разбрелись по участку созерцать озеро и долину. Мы никак не можем решить, накрывать ли на стол снова или уже хватит. Наконец едем в Камучию за пиццей. Наши любимые пиццерии закрыты, так что в итоге мы оказываемся в непрезентабельной забегаловке. Однако пицца настолько великолепна, что никто не замечает ни пыльных серых занавесок, ни кота, прыгнувшего на соседний столик слизать остатки чьего-то обеда. Новобрачные держатся за руки и не могут насмотреться друг на друга.
Сьюзен и Коул отправляются в Лукку, потом назад во Францию; гости — члены их семьи — уехали.
Шера и Кевин побудут у нас ещё несколько дней. Эд и я наведываемся в мраморную мастерскую и выбираем куски толстого белого мрамора для столешниц. На следующий день мастер нарезает их и обтёсывает, а Эд с Кевином грузят их в багажник машины. Теперь в кухне всё именно так, как мне хотелось: кирпичный пол, белые бытовые приборы, длинная мойка, дощатые полки, мраморные столешницы. Я шью занавеску из голубой ткани в клетку, чтобы закрыть пространство под мойкой, и вешаю на стены и под полки связки перцев и пучки сушёных трав. В городе мы нашли старое крестьянское блюдо и стеллаж для чашек. Тёмное ореховое дерево великолепно смотрится на фоне белых стен. Наконец есть куда поставить все наши чашки и миски, которые мы покупаем в местных керамических лавках. Кухня просто неотразима.
Ну вот, все разъехались. Мы доедаем свадебный торт. Эд начинает один из своих многочисленных списков — ими можно оклеить целую комнату — проектов, которые надеется осуществить в это лето. Четвёртое июля: большая часть лета позади. Ждём приезда моей дочери. Путешествующие друзья заглянут на ланч или остановятся на ночь. Мы ко всему готовы.
Длинный стол под деревьями
В Камучии базарный день выпадает на четверги. Камучия — оживлённый город у подножия холма, на котором стоит Кортона, и я приехала туда ранним утром, пока не начало припекать солнце. Туристы едут прямиком через Камучию; для них это просто современный район того почтенного, возвышающегося над ним города на холме. Но здесь понятие современности относительно. Кроме овощных и хозяйственных магазинов здесь вдруг обнаруживаешь две этрусские гробницы. Возле мясной лавки огромные ворота из витого железа и согнутая стена сада — раньше тут была вилла. Камучия, подвергшаяся бомбардировке во время Второй мировой войны, сохранила и старые каштаны, и двери, которые стоит сфотографировать на память, и старинные дома с вечно закрытыми ставнями.
В базарный день перекрывают несколько улиц. Продавцы прибывают засветло, на своих грузовиках и фургонах они разворачивают чуть ли не целые склады и прилавки супермаркета. С одного фургона продают местный пекорино, он готовится из овечьего молока и может быть мягким, консистенции сливок, или выдержанным и крепким, как почва, пропитанная органикой; продают и целые колёса пармезана. Созревший сыр — рыхлый и жирный, он удивительно вкусен, и я его понемногу откусываю, бродя по рынку.
Я подыскиваю и выбираю продукты для обеда, на который пригласила наших новых друзей. Мои любимые фургоны — те, с которых торгуют porchetta — жареными поросятами. Целый поросёнок с хвостом, обвитым петрушкой, с яблоком или большим грибом в пасти, разлёгся на разделочной доске. Поросёнок нафарширован травами, а также некоторыми частями собственного тела (подробностей лучше не знать), потом зажарен в дровяной печи. Можно купить булочку с хрустящей корочкой и кусок жареного поросёнка. Один из хозяев фургонов с поросятами сам очень напоминает свой товар; глазки маленькие, кожа блестит, руки пухлые. Пальцы у него короткие и толстые, с обкусанными ногтями. Он улыбается, расхваливая достоинства своего поросёнка, но стоит ему обернуться к жене, как тут же рявкает. На её лице — постоянная напряженная полуулыбка. Я покупала у него поросят, и они выше всяких похвал. Но на сей раз я покупаю на соседнем прилавке. Для Эда я прошу побольше sale — так здесь называют начинку, состав которой трудно поддаётся описанию. Мне она нравится, и я пытаюсь разобраться, в чём всё-таки её особенность. В свинине вкусны все её части, и рецептов её приготовления множество, но, на мой взгляд, поросёнок, зажаренный на медленном огне, — это верх совершенства.
Двигаясь по направлению к овощам, я замечаю пару ярко-жёлтых сандалий на верёвочной подошве, с лентами для завязывания на лодыжках; я примеряю одну, сидит она превосходно, и цена приемлемая — меньше десяти долларов. Я бросаю сандалии в сумку, к жареному поросенку и пармезану.
Шарфы (яркие копии моделей «Шанель» и «Гермес») и льняные скатерти наводнили все тенты; моющие средства для сантехники, магнитофонные кассеты и футболки грудами лежат в контейнерах и на раскладных столиках. Помимо покупки продуктов, тут можно одеться с ног до головы, приобрести всё необходимое для сада и кухни. Здесь также продаются изделия местных ремесленников, но их надо искать. В Тоскане не такие базары, как, скажем, в Мехико, где можно купить изумительные местные игрушки, продукцию местных ткачей и гончаров. Вообще удивительно, что подобные базары ещё существуют, если учесть уровень жизни в Италии и, в частности, в этом регионе. Мне кажется, что традиционное ремесло обработки железа всё ещё культивируется в этой стране. Иногда мне встречаются отличные железные подставки под дрова для камина и портативные решётки-грили для каминов. Моя мечта — подставка для ветчины, железный зажим с рукояткой, установленный на доске, чтобы легче было разрезать; может, когда-нибудь я решу, что мне понадобится кусище ветчины такого размера, и куплю этот агрегат. Как-то я приобрела тут плетёные корзины из ивы, большие годятся для кухонных припасов, а в маленьких круглых можно подавать персики и вишни прямо на стол. Одна женщина продаёт старинное столовое и постельное бельё с вышитыми монограммами, все они, вероятно, собраны на фермах и виллах. У неё три рулона пожелтевшего кружева. Возможно, оно доставлено с ближайшего острова на Тразименском озере. Там женщины, как в древности, сидят в проёмах дверей своих домов и крючком вяжут кружева. Мне попались две невероятных размеров квадратные льняные наволочки с уймой кружевных вставок и с лентами — за десять тысяч лир, столько же я отдала за сандалии, на сегодняшнем базаре всё словно зациклились на этой магической цифре. Конечно, мне придётся приобрести эти наволочки, сделанные по спецзаказу. Покупая несколько полосатых льняных посудных полотенец, я замечаю, что на крюке висят козьи шкуры. Я представляю себе, как шикарно они будут смотреться на терракотовых полах в моём доме. Четыре, которые продаются, слишком малы, но владелец обещает через неделю прийти снова. Он пытается убедить меня, что его шкуры самые лучшие, но конкретно эти меня не устраивают.
Я направляюсь туда, где продаются продукты питания, но сначала подхожу к закусочной — выпить кофе. В сущности, я делаю перерыв, чтобы поглазеть по сторонам. Народ из близлежащих районов приходит сюда не столько за покупками, сколько встретиться с друзьями, завязать деловые связи. Гомон на базаре в Камучии — это причудливый гул голосов, каждый второй говорит на диалекте долины ди Кьяна; многих слов я не понимаю, но улавливаю характерную особенность: букву «c» они не произносят как звук «ч», у них он превращается в звук «ш». Слово cento — «сотня» — обычно произносится как «ченто», а они скажут «шенто». Я слышала, как кто-то просил «капушино» вместо «капучино», хотя у этого слова есть сокращенный вариант — «капуч». Название своего города Камучия они произносят как «Камушия». Часто
