— Сколько?
— Как скажете.
— Пятьсот — не обижу?
Кораблёв затащил на заднее сиденье чужое сопротивляющееся тело, хлопнул дверцей и назвал адрес.
— Я до сих пор не могу опомниться, у него глубочайшее сотрясение мозга, почти не совместимое, не совместимое… — Она никак не решалась закончить фразу, — не совместимое, понимаете? Любое резкое движение может закончиться трагически.
Нина морщила нос и растягивала губы в стороны, издавая при этом звуки, похожие на сухой кашель. Если бы не сметённые немым вопросом с остановившимися зрачками глаза, можно было подумать, что она смеётся.
Мерин нашёл её без труда, новоявленный знакомый, почти друг (при расставании дело едва не дошло до объятий) Георгий Авдеич указал подъезд, в ЖЭКе выдали список жильцов. Девятнадцать квартир занимали многодетные семьи, в однокомнатной на пятом этаже была прописана одинокая молодая женщина Нина Ивановна Щукина. Понятно, Мерин начал с этой квартиры и не ошибся. (Хотя будь рядом Анатолий Борисович Трусс, он бы сказал: «Редкому детективу удаётся без долгих, мучительных раздумий найти столь безукоризненно верное решение. Нечеловеческая интуиция, граничащая с наитием, природная смекалка подсказали ему единственно верный путь и освободили от преступной в этих условиях траты времени на бесплодное хождение по этажам».)…
— Утром ещё он был без сознания. Я звонила с работы — никто не поднял трубку, и вдруг… Я теряюсь в догадках…
Они стояли в тесной прихожей Нининой квартиры. Сева понимал, что его вторжение незаконно и боялся потерять очередного свидетеля. Хозяйка, похоже, находилась в некоторой прострации или весьма искусно имитировала состояние близкое к обмороку.
— Когда он к вам… Он сам пришёл?
— Да. Я открыла — он лежит.
— Вы сказали — без сознания.
— Да, вчера. И сегодня.
— Когда это случилось?
— Что?
Мерин неотрывно смотрел на неё.
— Когда?
— Вечером, 1-го.
— Вечером — это…
— Часов в 10.
— Он позвонил в звонок?
— Да.
— Сам?
— Да. Не знаю.
— Он был один?
— Да. Не знаю.
— И что?
— Открыла — он лежит.
— Без сознания?
— Нет. Стеноз наступил позже.
Она неожиданно согнулась, как бы кланяясь незваному гостю, потом стала медленно выпрямляться.
— Он что-нибудь сказал вам?
— Да. Что упал.
— И всё?
— Что жену убили.
— Убили? Или умерла?
— Убили. Последние слова: «Не ве… не ве…»
— Чьи слова?
— Её.
— Неве?
— Да.
— Что это значит?
— Не знаю.
— Вы когда вернулись домой?
— Полчаса назад, было без пяти час, у нас обеденный скользящий, я на «скорой» работаю… В кухне всё перевёрнуто — Дима так не мог…
— Вы пришли домой — дверь была закрыта снаружи?
Она смотрела на него невидящими глазами.
— Нет, открыта.
— У кого ещё есть ключи от квартиры?
— Ни у кого… То есть… Да нет, у меня только.
— Вы никогда не теряли ключи?
— Нет.
— С кем вы говорили перед моим приходом? — Нина подняла голову.
— Перед вашим приходом?
— Да. Вы, перед тем как открыть, положили телефонную трубку.
— В общем — да, положила, я хотела… я звонила… — Она качнулась. — Почему вас это интересует?
— Как вы думаете — сам он мог выйти из квартиры?
— Это исключено, что вы, он был ещё слишком слаб.
— Почему вы говорите «был»?
— Потому что он… то есть… Нет, я не знаю.
Чтобы не упасть, она сделала шаг назад, прислонилась к стене, одной рукой ухватилась за висевший на вешалке плащ.
— А что, вы думаете…
— Думаю, думаю, Нина Ивановна, думаю и пытаюсь достучаться до вас. Мы теряем очень много времени. Если он не мог идти сам, значит ему кто-то помог. Кто? Кто знал, что он у вас?
Нина закрыла глаза, слегка мотнула головой.
— Никто. О наших отношениях не знает ни одна живая душа.
— А я? Как же, вы думаете, я узнал, к вам приехал?
Мерин снисходительно улыбнулся. Нина ответила долгим непонимающим взглядом: «Действительно, как?»
— Вы — милиция.
— Милиция, верно, но кроме милиции ещё пол-Москвы знает. Все ваши соседи, уж поверьте, друзей- родных обзвонили: в наш дом Дмитрий Кораблёв к любовнице ходит. Те — своим родным-друзьям. И пошло-поехало, и что было, и чего не было. А то вы не знаете, как это бывает?
— Не знаю. Правда. — Нина выглядела подавленной.
— Ну так всё-таки: кому вы звонили?
— Когда?
— Перед моим приходом. Вы посмотрели в глазок, вернулись, положили трубку и только после этого открыли дверь.
— Откуда вы знаете?
