— Мне сюда. Если отпускаешь без наручников — я пойду. — Сева взял её за руку.
— Катенька, у вас есть мой мобильный?
— Нет, пока, — и добавила, широко улыбаясь: — Севочка.
— Запишите.
— Я запомню.
Он продиктовал номер телефона.
— Обещайте: кто бы вам ни позвонил с просьбой о встрече, вы первым делом сообщите мне. Обещайте.
— Зачем?
— Обещайте!
— А если третий — лишний?
— Катя, это очень важно. Обещайте.
Она плеснула в него рысьей зеленью глаз: Мерину показалось, что он увидел взметнувшиеся вихри искр, вялую теплоту гаснущих угольков, едва уловимую тревогу и, наконец, холодную благодарность.
— Хорошо. Обещаю. Но учтите — это насилие. Я дала показания под давлением. На суде имею право отказаться. Разрешите идти?
И она волшебно исчезла, как рыжая полевая оса: висит неподвижно на одном месте и — нет её.
Мерин вдруг явственно ощутил, что он видит Катю в последний раз.
Звонок нарушил тишину кабинета.
— Кроме тебя, кто знает?
У председателя совета директоров ООО «Досуг» Аликпера Рустамовича Турчака перехватило дыхание.
— Люба?!!
В трубке молчали. Нет, он не мог ошибиться.
— Ты?! Это ты?
— Я вопрос задала.
— Что «знает», Люба? — Молчание.
— Что жив? Да? Я. И ты. Всё. Ещё рабы. Но они не в счёт.
— Уверен?
— Как в себе. Они в розыске оба.
— Милиция знает.
Этого Аликпер Рустамович никак не ожидал.
А неожиданностей он не любил. Жизнь давно научила — только то, что сам спланировал, аукнул, выверил, до ума довёл — твоё. Не подведёт. Откликнется как надо. А сюрпризы — для дошкольников, первая ступенька в волчьей разборке: пройдёшь — повезло, живи до следующей. А он давно уже на вершине лесенки из мно-о-гих ступеней-то, давно уже не такими масштабами мыслит — как узнать да как опередить. Связи до самого верху — выше некуда — кручёной стали прочней, на долгие годы вперёд не рублями проплачены. Личный самолёт в низком старте команды ждёт, на разных побережьях домики не все ещё — напряжёнка со временем — посещением удостоены, цифирки в банках с нулями-бубликами — сразу и не сочтёшь, собьёшься, начнёшь сначала — глазам больно станет. Вот его уровень! Не бог весть, конечно, бывает круче, но, как говорится, курочка по зёрнышку, не всё сразу. Главное — сам, без добрых тётей- дядей, своим умом и талантом. С нуля начинал. Даже, можно сказать, с минуса: из условного срока карьерную дорожку мостил — вымостил. Кум королю теперь — никому не должен. Так что — какие неожиданности? Всё до запятой заранее доложат, предупредят, обесточат. От любой облавы прикроют, ковровой дорожкой — чтоб ступать мягче — чёрный ход выложат, под ручки проведут, да ещё в плюсе оставят: чтобы делиться чем было.
Всё так. И вдруг — «милиция знает».
— Точно?
В трубке молчали.
Конечно, вопрос был неуместен: Люба звонила редко, только в крайних случаях и уж если что-нибудь сообщала — в достоверности можно было не сомневаться. Видимо, он не на шутку растерялся, если допустил такую оплошность. Нужно было срочно исправлять ситуацию. На это оставались доли секунды.
«Значит милиция знает, что Кораблёв жив и теперь самое главное — где он. Опередить во что бы то ни стало и предъявить любимой, иначе всё полетит к чёртовой матери и не видать ему вожделенного сомовского бизнеса как своих ушей, а он успел уже к нему привязаться, как к родному сыну. Но главное — не в бизнесе дело, пропади он пропадом».
ЛЮБА!
Вот кого не видать ему до гробовой доски.
— Забудь. Разберусь. Узнала как?
— Феликс. ВГИК. Сценарный факультет. Екатерина — актёрский. Что документы?
— Обижаешь…
— Послезавтра — последний срок.
И короткие гудки отбоя знаком нескрываемого бешенства.
Так.
Удачно начавшееся дело с какого-то момента затрещало по всем швам.
То, что родная милиция не потянула за любезно протянутую Аликпером Рустамовичем ниточку, его ничуть не расстроило. В глубине души он, признаться, на это даже и не надеялся и теперь испытывал нечто похожее на уважение к доблестным правоохранительным органам: есть ещё порох в пороховницах, противник, что называется, щи хлебает не лаптем. Жив — значит будут искать. Найдут — можно ставить свечки и до конца дней благодарить Создателя за покровительство. Как ни крути — пять мокрых дел — это пожизненно.
Сомов в морге — весь бизнес, все 100 % — его, Аликпера Турчака. Люба сдержит слово.
НО!
Если удастся опередить ментовку.
Найти эту падаль. Эту мразь. Это ничтожество.
Ах, суки, б…ди недоношенные, ведь была установка: придушить. Чтоб до прибытия «Скорой» — не рыпнулся. Пятая мокруха и с поличным. Всё. Дальше дело техники. И он, Аликпер, в шоколаде: и конкурент ликвидирован пожизненно, и перед богиней чище ангела — всё сделал, что в силах «хомо сапиенс». (Он уже и легенду сочинил — как отбивал от ментов Кораблёва, как схлопотал пулю смертельную, но чудом выжил, придётся самострел пальнуть — не проблема — за неё и умереть готов).
А теперь — хлопот не оберёшься: посылай амбала в Лондон, а затем изволь другом семьи мчаться на берега туманного Альбиона к безутешной вдове, нашедшей суженого своего в шахте лондонской подземки или под колёсами пригородного поезда — несчастный случай, все мы под Богом ходим. А дальше — время. Время! И терпение.
Но и это всё, если удастся опередить ментуру. Найти этого выродка.
Но самое страшное — ПОСЛЕЗАВТРА!
Паспорта — вот они — красные брезентовые корочки со скипетром и державой в когтях отвратительной двуглавой птицы, визы, билеты — число проставь и прощай родина. Он сдержал своё слово!
Но — послезавтра!
Эх, Люба, Люба!
Она не простит. Никогда!
А это — конец.
Сердце привычно уже заныло, но он не стал принимать мер, подумал горько: «Зачем? Если что — Люба не простит — умереть лучше». Нажал кнопку селектора.
Секретарша внесла в кабинет лайковую мини-юбку, топик с жарким вырезом, в мелкую клетку колготы. Плеснув парфюмом, застыла знаком вопроса.
