– Судя по первому осмотру, других ран на туловище нет, – заметил де Вулф. – Но его также ударили по голове. – Коронер нащупал опухоль на затылке, раздвинул волосы и увидел на голове большую ссадину, ярко выделявшуюся на бледной коже.
– А откуда тогда кровь вокруг головы? – спросил Уильям, побледнев от непривычной для него близости к жертве насильственной смерти. Он был земледельцем, а не воином, и подобные вещи оказывали на него большее впечатление, чем на остальных присутствующих.
– Можно сказать почти наверняка, что это кровь из легких – она розовая и более пенистая, чем из раны на боку. Это значит, что рану в бок нанесли, когда он был еще жив.
– Хотя он вполне мог уже находиться без сознания от удара по голове, – уточнил Гвин.
Коронер поднялся и сделал знак своему помощнику, чтобы тот перевернул тело на спину. Красивое лицо убитого рыцаря сейчас было красновато-фиолетового цвета, с бледными пятнами на носу и подбородке.
Уильям уставился на открывшееся зрелище, не в силах сдержать охвативший его ужас.
– Но у него синее лицо! Значит, его еще и удушили!
Джон отрицательно покачал головой.
– Это от того, как кровь застыла в его жилах уже после смерти. Нос и подбородок были сильно прижаты к земле и остались белыми.
Глаза трупа были закрыты, однако изо рта вытекла струйка пенистой крови. До того, как тело перевернули, руки Жильбера были вытянуты перед головой, теперь же они торчали вверх, словно в мольбе.
– Я ошибался насчет того, что на нем нет больше ран! – воскликнул коронер. Он схватил одно из запястий и наклонился, рассматривая ладонь. – Он окоченел, но этого и следовало ожидать, если он погиб вчера вечером. Однако посмотрите сюда! – Джон указал длинным указательным пальцем сначала на одну ладонь трупа, затем на другую. В центре каждой ладони имелась небольшая рваная рана. С помощью Гвина коронер снял с де Ридфора пояс с висевшим на нем кинжалом и, задрав верхнюю и нижнюю туники, обнажил ему живот. Затем он стер с кожи запекшуюся кровь и обнаружил ровный вертикальный разрез, который шел чуть выше талии на линии подмышечной впадины.
Томас, которому наконец удалось заставить себя подойти поближе, бросил взгляд на рану и тут же зажал ладонью рот, не в силах сдержать отвращение. Он отвел глаза и принялся быстро креститься, бормоча что-то на латыни.
– Бога ради, придержи язык! – оборвал его причитания Гвин. – Что это за тарабарщина?
– Это Благословенное Евангелие от Иоанна, глава девятнадцатая! – срываясь на визг, воскликнул писарь.
Де Вулф уставился на него с недоуменным видом.
– Какого дьявола ты хочешь этим сказать?
– Рана от копья в боку и отметины на ладонях! – понизив голос до мелодраматического шепота, объявил Томас.
Уильям, который был более рьяным прихожанином, нежели его брат, энергично закивал головой.
– Распятие Христово – смертельный удар копьем в бок и отметины от гвоздей на руках!
Джон перевел взгляд с Уильяма на Томаса. Глаза коронера прояснились – он наконец понял, о чем идет речь.
– Ты хочешь сказать, что его распяли?
Гвин, несмотря на все свое враждебное отношение к религии, наклонился, чтобы рассмотреть ступни трупа. На ногах рыцаря были надеты высокие сапоги для верховой езды, однако их кожа не была повреждена. Чтобы окончательно удостовериться в своей догадке, Гвин стянул сапоги вместе с длинными шерстяными чулками.
– На ступнях ничего нет, и, кроме того, раны на ладонях – не сквозные, – возразил он.
Томас воззрился на него, не скрывая возмущения.
– Болван, это же символические раны! – Испытанное потрясение было настолько велико, что писарь впервые отважился оскорбить своего товарища.
Коронер обтер окровавленные пальцы о траву и выпрямился.
– Здесь нам делать больше нечего. Пусть тело отвезут в Стоук и оставят в церкви. Там он сможет полежать в приличествующем рыцарю месте, пока я не найду время провести более тщательный осмотр.
Уходя, де Вулф сообщил, что днем ему нужно будет начать официальное расследование, а на рассвете ехать в Эксетер.
– Мне нужно срочно кое-кого повидать. Для начала – этих троих тамплиеров и итальянского священника.
Поездка из Стоука в Эксетер, в которую отправился де Вулф на следующее утро, выдалась невеселой. Накануне коронер провел предварительное расследование, диктуя Томасу имена людей, обнаруживших тело, и краткое описание найденных на покойном ран. Удар по голове мог быть причинен любым тупым орудием, начиная от плоской части меча и заканчивая палкой. Рана на боку была глубокой и ровной, и могла быть сделана острием меча или копьем. Рваные, поверхностные раны на ладонях были сделаны острием ножа, который провернули, расширяя отверстия. Других повреждений де Вулф не обнаружил. Кровотечение изо рта коронер объяснял проколотым левым легким.
– А не могли ли порезы на руках быть следствием того, что бедняга пытался себя защитить? – несколько позднее предположил Уильям. Де Вулф отверг эту версию, поскольку указанные раны не походили на те, которые ему доводилось видеть в подобных случаях. Кроме того, раны были идентичны на обеих руках. Джон с братом решили, что не стоит хоронить рыцаря в церкви св. Андрея в Стоуке, а лучше отвезти его тело в Эксетер. Де Вулф добавил, что убиенному рыцарю-тамплиеру следует хотя бы какое-то время полежать в кафедральном соборе и, по возможности, быть там и похороненным, если поблизости нет тамплиерской церкви. Впрочем, у него были и скрытые причины поступить именно таким образом. Он решил до поры до времени не раскрывать своих намерений. Поскольку воловья повозка могла значительно удлинить их путешествие, Джон решил завернуть тело в мешковину и везти его на вьючной лошади.
Обратная дорога заняла пять часов, причем задержки объяснялись не столько медлительностью мерина, везущего труп, сколько присутствием Томаса, привыкшего ездить на дамском седле. Когда после полудня они добрались до Эксетера, де Вулф уговорил своего друга архидьякона принять у них тело и положить его перед одним из боковых алтарей в основании северной башни собора. Коронер старательно избегал описаний странных ран на теле Жильбера и сделал все возможное, чтобы священник их не увидел. Он опасался, что Джон де Алансон проявит к делу слишком большой интерес и, увидев кощунственные раны, откажется предоставить последний приют возможному вероотступнику.
Матильды дома не оказалось, а Мэри рассказала Джону, что его жена почти весь день провела в церкви св. Олафа, молясь за душу убиенного Жильбера де Ридфора. Выслушав служанку, де Вулф в сопровождении Гвина отправился в аббатство св. Николая.
– На этот раз нам повезло, – воскликнул Гвин, когда, пройдя через арку, они оказались в маленьком дворике. У привязи стояли три великолепные лошади, возле которых возились аббатские грумы.
Де Вулф окинул взглядом рослых жеребцов, напоминавших своими размерами боевых коней.
– Да, видно, храмовники не испытывают нужды в деньгах! – ядовито заметил он.
Из будки у ворот появился привратник. Он направил Джона и Гвина в гостевые покои – маленькую пристройку в конце двора. Покои состояли из нескольких келий, выходивших в узкий коридор с большой общей комнатой в конце. Постучав в отворенную дверь, коронер вошел и увидел троих рыцарей, сидевших на скамьях вокруг открытого очага. Они вопросительно подняли головы, и коронер представился.
– Я Джон де Вулф, королевский коронер в этом графстве. Мне кажется, господа, что двоих из вас я уже встречал в прошлом, и в Святой Земле, и во Франции.
Один из тамплиеров, Бриан де Фалэз, выпрямился во весь рост. Ему было лет сорок, своей мощной фигурой он напоминал Гвина, в верхней части головы волосы были сострижены, чтобы не мешать под шлемом, лицо закрывали густая каштановая борода и усы. Красноватая кожа тамплиера загрубела от солнца и непогоды, на лице выделялся мощный, вдавленный на переносице нос. Вообще, вся его внешность говорила о том, что человек этот – агрессивный тиран, не терпящий возражений.
