кажется, цветами. Идет поздняя весна или, может быть, лето. Две маленькие девочки, похожие друг на друга как две капли воды, сидят на полу, дружно строя из «Лего» волшебный замок для принцессы.
— Я хочу быть принцессой! — вдруг говорит одна из них и тянет к себе пластмассовую фигурку с увенчанной короной золотоволосой головой.
— Ты же была принцессой в прошлый раз, — робко возражает вторая девочка. — Это нечестно! Теперь моя очередь!
— А вот и честно! — девочка смеется. — Я так хочу — а значит, это честно! Хочешь, будешь играть за принца. Ты сразишься за меня с драконом и освободишь меня из заколдованной башни. Хочешь? Или нет, ты лучше будешь моей служанкой. У каждой принцессы должна быть верная служанка, чтобы говорить своей хозяйке, какая она красивая!
— Я не хочу!
— Хочешь! Хочешь!
— Не хочу!
— Ах так?! Ну тогда…
Кубики «Лего» разлетаются по всей комнате, словно тут только что прошелся торнадо.
— Девочки! Кто из вас это сделал?.. — мама, застыв на пороге, неодобрительно оглядела следы разгрома. — Разве нельзя играть мирно?!
Одна из девочек бросилась к маме, прильнула к ее боку, заглянула в глаза.
— Я не хотела ссориться. Это все она! Она! — тонкий детский пальчик указал в сторону сестры, все еще сидящей на полу с одним из кубиков в руке.
— Нет, это не я! — робко возразила та.
— Она! — настаивала девочка, что была побойчее. — Мама, ну почему она такая врунья?!
Мама нахмурилась…
Александра изо всех сил закусила губу и очнулась от боли.
— Черт! — Ян зло сплюнул.
Деревья в начинающемся почти сразу у ворот лесочке зашелестели под очередным порывом ветра, словно злорадно перешептываясь.
«Не отпущу…» — завыл ветер. Александра могла бы поклясться, что отчетливо расслышала в его гуле эти слова и даже узнала голос…
— Можно я буду держаться поближе к тебе? — спросила ее Динка, разом растерявшая былую самоуверенность. Ершистый подросток превратился в маленькую беззащитную девочку. Еще бы.
— Конечно, — Саша приобняла ее за плечи, и Дина не стала отстраняться.
Вот так, вместе, было немного спокойнее и, конечно, гораздо теплее.
— Мы чем-то можем помочь? — по-деловому спросил мага Глеб.
Ян задумчиво, оценивающе посмотрел на него.
— Пожалуй, что и можете. Вернее, ты можешь…
Из маленького рюкзака, который Ян всегда таскал с собой, была извлечена чаша и странного вида нож с насеченными на лезвии рунами.
— Сам делал, — похвастался маг, перехватив любопытный взгляд Александры.
Ни Саша, ни остальные члены команды не понимали, что собирается сделать их товарищ, и, только когда он шагнул к Глебу, девушка напряглась.
— Не волнуйтесь, — Ян не смотрел на ребят — только на Глеба. — Возьму немного княжеской крови. Для дела.
— Да, конечно, — Глеб без колебаний подставил руку.
Александра вспомнила, как в прошлый раз, отправившись за секирой Перуна, они попали в небольшую заварушку и оказались заперты в одинокой бане, где и столкнулись с ее злобным мохнатым хозяином. Тогда, чтобы выбраться, Арина резала свою руку и откупалась собственной кровью. Собственной, а не чьей-то еще. Яну, очевидно, легче использовать чужую. И почему Сашу это совсем не удивляет? Да потому что она раскусила его с самого первого взгляда. Он прежде всего эгоист. И в Китеж потащился не ради школы и общего дела, а ради собственных интересов — из любопытства, из желания продвинуться в своем искусстве. И этому человеку они вынуждены доверять, именно на него им приходится полагаться в самый ответственный момент!
Нож скользнул по ладони Глеба, оставляя за собой тонкую красную нить, и в подставленную чашу упало несколько капель крови.
— Спасибо, княже, — произнес Ян с насмешливым полупоклоном. — А теперь — вторая часть Мерлезонского балета[6].
С этими словами он с каменным лицом (впрочем, разве разглядишь его, это выражение лица, из-за густой, закрывающей глаза челки?..) резанул этим же ножом себе по запястью. Кровь так и хлынула в чашку.
Лес протяжно, долго то ли завыл, то ли застонал, словно испытывая страшную боль.
Динка ахнула и еще плотнее прижалась к Саше. А та была совершенно поражена подобным развитием действий. Как легко обвинять Яна, что он хочет откупиться чужой кровью, и как тяжело осознавать, что ради них он так легко жертвует своей. «Ну почему сразу ради нас. Он тоже хочет выбраться из Китежа», — подумала Александра и сама устыдилась своей гаденькой мысли. Обвинять другого — просто.
Осень, парк кажется особенно нарядным из-за золотистых, торжественных кленовых листьев. Две девочки качаются на одной качели. У обеих — счастливые, неотличимые друг от друга мордашки. Они кажутся отражением друг друга, словно между ними — зеркало или идеально ровная поверхность воды.
Качели взлетают все выше.
— Мне страшно, давай потише! — просит одна из девочек.
— Трусиха!
— Не надо!
— Надо-надо! Трусиха-трусиха, сиди дома тихо, гулять не ходи — в окошко гляди!
Всего лишь один короткий миг — и одна из девочек уже на земле, плачет, обхватив рукой разбитую коленку:
— Мама, мама, она меня столкнула!
— Я не толкала ее! Она сама разжала руки!
— Толкала! Мама!..
Теперь девочки кажутся даже не похожими. Одна — вся красная от гнева, другая — заплаканная, беззащитная, с окровавленной коленкой.
Мама поднимает плачущую дочь на руки, целует, утешает:
— Не плачь, не плачь, маленькая. Все заживет. Вот сейчас я подую…
Если бы все раны заживали так легко…
— Юрий! Не уходи! Ты не можешь оставить меня во второй раз!
Саша вздрогнула, освободившись от власти кошмара.
К ним бежала женщина. Княгиня. Ее лицо было залито слезами, волосы растрепались, а широкие белые рукава казались крыльями — вот-вот она взлетит.
Из руки Яна в чашу по-прежнему бежала горячая кровь, и над чашей поднимался пар. А маг, не обращая внимания на окружающее, быстро бормотал что-то.
— Юрий! — Ирина Алексеевна остановилась, словно наткнувшись на невидимую, но прочную стену. Ее руки были протянуты к Глебу, а на лице застыла мука.
Глеб стиснул зубы и отвернулся, чтобы не видеть этого страшного, полного боли лица.
— Он и вправду тот самый князь? — тихо спросил у Саши Северин.
Она пожала плечами:
— Не знаю, но княгиня в это верит, и этого достаточно.
