производстве. Понятно?
«Еще бы! Смысл ясен: бросайте профессию, погружайтесь в трясину глубже и глубже. И вам некуда будет деться, кроме как торговать душами оптом и в розницу», — думала Анна.
— И не сдувайтесь! Никогда не сдувайтесь! Вспомните наш флаг! Когда я пришла в этот бизнес, меня тоже посещали сомнения. Мне казалось, что и меня надули, привели в какой-то театр марионеток… — Она при этом снова взглянула на Лаврову. Это что же такое? Скотников уже передал начальнице Анины слова? — Но я подумала, неужели все эти люди собрались, чтобы обмануть меня одну? Я не опустила рук, как это сделали некоторые, те, что решили собственную лень и нежелание слушать и слушаться вменить в вину нам, которые дали им шанс разбогатеть! Эти неудачники, побежавшие искать утешения у продажных писак-алкоголиков, кончающих жизнь в белой горячке или под колесами, не нашли ничего, кроме нашего презрения!
Зал одобрительно загудел. «Это она про Митькина! Это он-то алкаш? Ну-ну…»
— Помните! Я приведу к успеху каждого! Я освобождаю вас от лишних размышлений и раздумий! Вам ничего не нужно придумывать! Все придумано за вас! Главное — слушаться! И никакой самодеятельности! Я, как Данко, несу перед вами свое сердце и освещаю вам путь!
«Боже, как я могла воспринимать все это всерьез, верить этой геббельсовской пропаганде, этому набору штампов?» — ужаснулась Анна.
Тем временем Третьякова объявила, что нынче в качестве релаксации после напряженной работы для надежных партнеров будут исполнены романсы.
— Гость «Триады», шансонье Григорий Заклунный, — объявила она и исчезла за кулисами.
На сцену выскочило некое чучело в костюме паяца. Кривляясь и ломаясь, чучело запело дискантом нечто, отдаленно напоминавшее «Шумел камыш». Закончив, Григорий пискнул в зал:
— А сейчас публика поможет своему Пьеро! Мы вместе споем романс о загубленной страсти. После первой строки мужская часть зала будет помогать мне, под-гавкивая — гав-гав, а после второй милые дамы будут подхрюкивать — хрю-хрю. Ну, начали!
«Неужели они и это сделают?»- ошалела Анна, не ведая, что в глубине кулис этот же вопрос задал Третьяковой исполнительный директор Фонда, Коробов.
— Сделают, — небрежно ответила та. — И мне важно, чтобы они это сделали! После статьи этого ублюдка я должна быть уверена в их абсолютном послушании.
— Ну, положим, большинство сделает, но не все же будут гавкать и хрюкать.
— Все! — уверенно повторила Третьякова.
— А вон эта, что у колонны стоит. Как ее… Лаврова. Что-то не похоже, что она хрюкнет.
— Никуда не денется. Стадное чувство очень развито.
— Ставлю двести баксов, что она не хрюкнет.
— Принято, — откликнулась Третьякова.
… Действие на сцене шло свом чередом. Оркестр затянул печальную мелодию.
Заклунный запел:
— Ты ходишь пьяная и очень бледная…
Взмахом руки он призвал мужскую часть зала к исполнению своей партии.
— Гав, гав, гав… — многоголосым басом откликнулся зал.
Анна почувствовала тошноту. Она видела, как самозабвенно гавкает Скотников. Как старательно погавкивает Голушко.
— По темным улицам совсем одна, — одобрительно кивнув залу, продолжил Заклунный и дал отмашку дамам.
— Хрю, хрю, хрю, — старательно, завели женские голоса.
Мило улыбаясь, хрюкала Медведева, методично и серьезно хрюкала Гуся.
«Боже мой, боже мой, какой кошмар! Что она с ними сделала? Это же компания лобэктомированных идиотов, «овощей». Да меня сейчас вырвет!» — Анна зажала рукой рот.
— Вот видишь, не хрюкнула! — расхохотался за кулисами Коробов.
— Она хотела хрюкнуть! Рот зажала, чтобы не хрюкнуть! Так что я почти выиграла!
— Нет, детка, — оборвал смех Коробов. — Боюсь, что в этом случае ты проиграла. — Помолчав, он спросил: — Она ведь подруга Филипповой?
— Да. Ну и что?
— За ней вообще приглядывать нужно.
— Чушь. Это был несчастный случай. Это и пожарные подтвердили.
— Это ты
— Хорошо, я скажу… — сухо ответила Третьякова.
— Нет, это я скажу кому следует, — оборвал он ее.
В перерыве народ потянулся в фойе. Анна увлекла Анатолия на улицу, покурить. За ними увязалась Гуся.
— Толя, скажи, Зоя ничего не говорила тебе в последние дни перед смертью? — без предисловия начала она.
— Н-н-ет, — почему-то начал заикаться Скотников. И отвел глаза.
— Про статью из «Московских новостей»?
— Это Митькина, что ли? — напрягся тот.
— Ну да. Ты ее читал?
— Ну… Просматривал. Чушь какая-то!
— Какая же чушь? Там же впрямую указана «Триада» и все объясняется. Как они людей в баранов превращают. Вся эта вербовка. Как под наркозом.
— Аня! Эти статьи дурацкие — они всегда заказные! Кто-нибудь из неудачников заплатит сто баксов — они и не такое напечатают, — влезла Гуся.
— Откуда у неудачника сто баксов на статью? — на мгновение обернулась к ней Аня.
Гуся пожала плечами, достала из сумки здоровенное яблоко, откусила огромный кусок, принялась громко жевать. Толя нарочито спокойно курил. Анна растерялась — она не знала, чем их пронять.
— Послушайте! Вот вы сегодня в зале… Вы себя со стороны не видели? Это же больница Кащенко на выезде! Гавкали, хрюкали… Толя, как тебе гавкалось? Гуся, как тебе хрюкалось?
— Брось ты! — невозмутимо откликнулась Гуся. — За бабки все можно вытерпеть. Подумаешь, хрюканье… Я и не такое могу!
И она снова куснула. И зачавкала. Сумасшедший дом! Анна повернулась к Анатолию.
— Толя, я понимаю, тебе заморочили голову, и ты втянул меня сюда, не желая зла. Но теперь мы должны вместе пойти в прокуратуру и написать обо всем, что здесь происходит!
— Еще чего! — взвизгнул Скотников. — С какой стати? Я только что отбил взнос, вот-вот начну зарабатывать — и я пойду в прокуратуру? Ты больная, что ли? И кто тебя там слушать будет, идиотка? Ты же сама подписала бумагу, что добровольно жертвуешь деньги, кретинка!
Анна окаменела. Такого она не ожидала. Такое и в кошмарном сне не приснится. Скотников замолчал, переводя дыхание, и заговорил уже спокойнее:
— Аня, ты сдуваешься! А ты не сдувайся. Я понимаю, ты расстроена смертью Зои…
— Расстроена? Я тяжело ранена и, возможно, убита. И смертью Зои… И вообще…
— Ты про маму? Про операцию? Так ты уже треть суммы отбила! Еще двоих приведешь — и вся сумма готова! Так что ты не расстраивайся! У нас все супер! Приведешь двоих — и все в порядке. Оперируй маму за милую душу!
— Хочешь яблочка? На, откуси, — протянула огрызок Гуся.
Анна отшатнулась. Да какая же она Гуся? Это жаба. Огромная, мерзкая жаба! А он таракан!
— Вы просто монстры, — тихо произнесла она и пошла прочь.
— Куда? Семинар еще не кончился! — крикнул вслед Анатолий.
Лаврова добрела до дома, едва волоча ноги, словно древняя старуха. На скамейке возле парадного сидел незнакомый мужчина. Анна достала связку, попыталась попасть ключом в узкую прорезь
