сотворили с его внуком?
— Но он тоже повязан… — пожал плечами Разумневич. — Я на то и рассчитывал. У Макарова теперь у самого рыльце в пуху, раз он написал заведомо лживую статью под диктовку покойного Олежки, а деньги за нее взял.
— Не знаешь ты, Лева, этих людей! — воскликнул Белявский. — Совесть, может, слыхал про такое слово? И для таких, как Макаров, оно еще. что-то значит. Только самодовольный болван может себе позволить не считаться с этим фактором! Так вот, твой Макаров уже неделю лежит с гипертоническим кризом. И к нему вызывают то «скорую», то «неотложку»… Ты исключаешь, что его замучила совесть, какая еще встречается только у нашей гребаной интеллигенции? Я — нет. А когда оклемается, наверняка бухнется в ноги властям. Мол, вяжите, люди добрые. Это меня бес по имени Левка Разумневич попутал. Что молчишь?
— А что тут скажешь? — сказал Разумневич. — И что ты предлагаешь?
— Лева, мне нужны гарантии. Когда они появятся, я сразу присоединюсь к тебе.
9
Утром в день похорон Олега Быстрова Игорь позвонил домой Макарову:
— Евгений Матвеевич, как вы себя чувствуете? Давление в норме?
— Ну, получше, получше… — бодро ответил Макаров.
— Вы как, собираетесь на панихиду? Давайте, я за вами заеду?
— Нет-нет, что вы. Ко мне должна еще прийти медсестра, а у нее много больных, она может задержаться.
— А все-таки как вы считаете, может, не стоит после всего случившегося вам туда ехать? — спросил Игорь.
— Да уж… — вздохнул Макаров. — Я сегодня всю ночь об этом думал. О мертвых либо ничего, либо только хорошее, это не мной придумано.
— Тут ни прибавить, ни убавить, — согласился Игорь.
— Думаю, им надо прощать, при жизни они были несчастными людьми, как тот же Олег Иванович. Словом, я ему все простил. Поэтому, если успею, я приеду… Только ко мне до сих пор не приходила медсестра и даже не позвонила. Хотя раньше она всегда предупреждала, если бывала в соседнем доме у одного старичка. Всего-то один укол магнезии. Но это такая гадость, долго не рассасывается, если бы вы только знали… Потом сидеть невозможно.
— Сочувствую… Но нам еще надо бы в одно место успеть, помните куда? — спросил Игорь.
— Конечно! Я обязательно подъеду… Игорек, а вы уже все сделали, подготовили материал?
— Он у меня с собой. И прямо с панихиды приеду к назначенному часу.
— Словом, я постараюсь появиться на панихиде, а если не успею, то поеду прямо к вашим замечательным друзьям. Надеюсь, вы еще не раз о них напишете, а я буду иметь удовольствие прочитать. До встречи.
Медсестры все не было, и Евгений Матвеевич стал собираться, запасшись в дорогу своими таблетками, когда в дверь наконец позвонили.
— Дашенька, ну что ж вы, голубушка, долго так… — бормотал Евгений Матвеевич, открывая замки и снимая цепочку с двери. — Я же опаздываю.
Но на пороге стояла не молодая и розовощекая Дашенька, а стройный улыбающийся парень в белом халате и с медицинским чемоданчиком в руке.
— Простите, а вы?..
— Здравствуйте! — еще шире улыбнулся молодой человек, потом посмотрел направление, которое держал в руке, и номер квартиры на двери. — Вы Евгений Матвеевич Макаров? И у вас сегодня пятый укол магнезии, если не ошибаюсь?
— Да… А где Дашенька? Что-то случилось?
— Не волнуйтесь, с ней все в порядке, просто сами видите, какая жара и очень много пожилых людей, страдающих давлением и сердечными. болями… Мы просто сбились с ног. Она помнит, что обещала прийти к вам пораньше, и попросила меня ее выручить, как медбрата…
— Жара, действительно… И пух тополиный уже летит.
— Вы не бойтесь, я уколю не хуже ее… — продолжал улыбаться медбрат. — У меня больно не бывает. Может, мы уже пройдем, раз вы спешите?
— А, да… Проходите, у нас тут не убрано, я один, жена поехала к внуку. — Евгений Матвеевич пропустил медбрата в квартиру. — Вон там располагайтесь. Чаю хотите? Дашенька всегда хвалила наш особый, жена его мешает из цейлонского и краснодарского.
— Да, Даша о вас рассказывала, — улыбнулся медбрат, доставая шприц. — И очень хвалила ваше терпение и гостеприимство.
Игорь приехал в Дом журналистов на панихиду, блюдя протокол и приличия, а также чтобы встретиться там с Макаровым, когда мероприятие уже началось.
Вестибюль был забит народом, пахло хвоей траурных венков и цветами. Люди подходили к вдове погибшего Эльвире и ее дочери, сидевшим напротив гроба.
Положив цветы к подножию гроба и мельком взглянув на восковое лицо покойного, Игорь тоже подошел к ней, сказал несколько обязательных слов. Вдова — вся в черном, с опухшими и посветлевшими от слез глазами, время от времени смотревшая на себя в зеркальце (на месте ли скорбное выражение плюс черные потеки туши под глазами), — рассеянно кивнула. И тут же перевела взгляд на следующего, именитого редактора модного и дорогого издания с глянцевой обложкой, с которой не слезали обнаженные красотки.
Отойдя в сторону, Игорь некоторое время наблюдал за ней, удивляясь, как между соболезнованиями вдова успевала одернуть и сказать нечто строгое дочке. Девочка, похоже, ее не слушала. Она была единственной среди присутствующих, чей потерянный вид свидетельствовал об ее искреннем переживании по поводу гибели отца.
Времени от времени прекрасная вдова обращалась с чем-то к Давиду Саркисяну,» и тот сразу отдавал неслышные распоряжения каким-то юнцам в черных костюмах.
Среди присутствующих ходили слухи, будто Дави-дик уже занял кабинет, а возможно, и постель покойного.
Выслушав нескольких ораторов, говоривших примерно одно и то же о несгибаемом мужестве Быстрова, павшего на поле брани за свободу слова, наряду с другими честными журналистами, Игорь позвонил Макарову домой. Там никто не отзывался. Видимо, он уже выехал и, судя по времени, должен был находиться на пути в Генпрокуратуру, где их ожидали.
Игорь вез с собой собранные ими материалы, ибо только вчера они закончили наконец эту треклятую работу.
Целую неделю они вместе с Макаровым искали, не отрываясь от компьютера, банки и фирмы, продававшие в последнее время российские долговые обязательства. Звонили и посылали факсы и электронные письма знакомым Макарова, банковским специалистам по менеджменту и мониторингу здесь в Москве и за границей, и находили с их помощью новые контакты и справки, позволившие им наконец составить законченную картину уже осуществляемой финансовой аферы Разумневича.
Померанцева ему пришлось ждать около получаса. Испуганная Зоя на вопросы не отвечала, только показывала глазами на потолок.
Наконец Валерий прошел в кабинет, ни на кого не глядя, упал в кресло и с минуту так сидел, прикрыв глаза.
В его ушах звучал срывающийся голос Анисимова, а в глаза навязчиво лезли красные пятна на его трясущемся лице.
