— Какие уж шутки… Тут где-то Зоя мне положила… Из Махачкалы пришли на него данные с особыми приметами. Вот, нашел. На груди, под сердцем, у него должна быть наколка.
— Горный орел, несущий в своих когтях тело юной девушки, — перебил Гера. — Так?
— Они начали обрубать концы, — сказал Померанцев после некоторого молчания. — И мы за ними опять не успеваем.
— Похоже на то, — согласился Гера, глядя в глаза начальнику. — И нам остается только гадать, кто будет следующий.
— Да кто они? — спросил Игорь, переводя взгляд с одного на другого. — Вы их знаете? Кто обрубает концы?
— Те, кто затеяли эту аферу, раскрытую тобой и Евгением Матвеевичем Макаровым, — ответил Померанцев, кивнув на бумаги, лежавшие перед ним. — Вы опередили их в другом: вы нашли иностранные банки, которые в панике стали продавать за бесценок российские долговые обязательства еще до того, как Минфин стал по этим самым обязательствам платить. Ваш успех одновременно означает, что вы слишком много знаете. А это, в свою очередь, означает другое, — продолжал Померанцев с нажимом. — Что вы с Макаровым — следующие. И прежде всего Евгений Матвеевич, как автор статьи.
— А что делать? — спросил Игорь.
— Странно это слышать от журналиста, специализирующегося на криминальной тематике, — хмыкнул Валерий, переглянувшись с Герой. — Кажется, объяснял уже. Носителя опасной информации уничтожают, чтобы она не успела стать достоянием гласности. Если она все-таки стала таковой, тогда сработает другой стимул — месть. Но это становится опасным уже для самих мстителей, ибо тем самым подтверждается подлинность разоблачения… То есть чем быстрее материал будет опубликован, тем безопаснее это будет для вас обоих.
— Кстати, а где сам Евгений Матвеевич? — спросил Гера. — Вы же собирались приехать с ним вместе?
— Ничего не понимаю… — встревоженно сказал Игорь. — Я ему звонил, никто не поднял трубку, и я подумал, что он сейчас в пути. Так мы с ним договорились… Считаете, это для него опасно?
— Начнем с того, что он для них опасен! — сказал Померанцев. — Они резонно полагали, что он станет молчать, написав лживую статью под диктовку Быстрова и получив огромный гонорар… Но наверняка они знают и о наших с вами контактах…
— Это к гадалке не ходи, — кивнул Гера. — Тут наш общий промах и упущение. Наши топтуны с Петровки следят за Вадимом Морозовым с того самого дня, как засекли его в охранном агентстве моего друга детства, но никакого результата. Он ускользает от их слежки, или… — и замолчал, уставясь на Валерия.
— Или? — спросил Померанцев.
— Кстати, вспомнил! — Гера хлопнул себя по лбу. — Вернее, сопоставил хронологию. Они же его потеряли, как ребенка в ГУМе, как раз за час до гибели Суниева. Куда-то исчез из своей машины… И благополучно нашелся только через три часа. Еще, говорят, издевательски помахал им ручонкой, прежде чем включить зажигание.
В кабинет заглянула Зоя:
— Валера, к вам тут какая-то женщина просится на прием, звонит из бюро пропусков, очень срочно. Говорит, будто она жена какого-то Абрикосова, что ли, и хочет что-то от него передать.
Померанцев с минуту смотрел на нее, плохо соображая.
— От Абрикосова?! Жена?! Сейчас же выпиши ей пропуск! И очень попрошу: отнеси его сама, а ее проводи к нам.
Вскоре Зоя привела в кабинет болезненно полную женщину с заплаканными глазами. Та растерянно оглядела присутствующих. Померанцев встал и указал ей на кресло. Она замотала головой:
— Он сказал, только вам, лично, в руки…
— Оставьте нас одних, — попросил Померанцев Геру и Игоря.
— Я, пожалуй, поеду, — сказал Игорь, взглянув на часы, — к Евгению Матвеевичу, узнаю, может, что случилось?
Когда жена Абрикосова ушла и Гера вернулся в кабинет, Померанцев дал ему письмо, а также компакт-диск в пакете.
— Что там? — спросил Гера, кивнув на компакт-диск.
— Сейчас он пуст. А прежде там была программа для несанкционированного скачивания информации в локальной сети с последующей самоликвидацией, — ответил Валерий. — И там же должны быть пальчики господина Понятовского. Читай, и все поймешь.
«Уважаемый Валерий Александрович! Извините за мою выходку в суде в ваш адрес. Меня так часто предавали в жизни, хотя я верил людям и старался приносить им добро, и поэтому решил, что вы и следователь Королев меня обманули. Но здесь в пересыльной тюрьме я узнал во время свидания с женой, что Королева уволили по статье за должностное преступление, и понял, что вы с ним оказались бессильны, ибо вмешались люди куда более могущественные, и потому вас из-за меня ожидают неприятности. Чтобы помочь вам и Королеву, я сказал жене во время свидания, где найти этот компакт-диск. В свое время, летом 98-гр года, я передал его в руки господина Понятовского за очень хорошие деньги во время встречи в загородном ресторане, где мы с ним поужинали и выпили за дальнейшее сотрудничество. Я тогда не представлял себе, зачем ему эта программа, но все понял, когда вскоре последовал дефолт и последующее обогащение его дядюшки. Я только тогда осознал, как много людей пострадало из-за моей корысти. И с тех пор стал помогать ограбленным людям вернуть утерянное. Господин Понятовский, как мы и договаривались, вернул мне компакт-диск, и теперь я должен был его уничтожить на его глазах, изрезав его поверхность. Я так и сделал, но, чтобы подстраховаться на будущее, я заранее подготовил точно такой же диск и подменил им тот самый, на котором остались отпечатки его пальцев. Ведь для вас это важная улика, правильно?..»
Гера поднял глаза на Померанцева:
— Валера, но с этим долго не живут! Если ты рассчитываешь, что он будет нашим свидетелем…
— Так оно и есть, — кивнул Померанцев. — Абрикосов скоропостижно скончался от инсульта в тюремной больнице, вскоре после свидания с женой. Но диск-то с пальчиками Понятовского остался: Как и это письмо.
10
Игорь подъехал к дому Макарова и еще издали увидел возле подъезда небольшую толпу людей, все больше женщин. Двое врачей в белых халатах хлопотали возле «жигуленка» пятой модели. Здесь же стояла «скорая».
— Смотрю, этот дед голосует… Ну, я остановился. Может, по пути, правильно? — объяснял милиционеру водитель «Жигулей», прижав руки к груди. — Он мне и говорит, подвези, мол, до Генпрокуратуры на Большой Дмитровке. А то опаздываю. Мне вообще туда не с руки, в смысле, не по пути. Ну а как, с другой стороны, откажешь, вдруг он и правда прокурор, я правильно говорю? Может, когда пригодится?
Милиционер кивал, строго насупив брови, и записывал…
— Дед сел и сразу сомлел, дышит тяжело, посинел, таблетки по карманам ищет. Я говорю: ты чего, мол? Может, тебя прямо в Склиф? Нет, говорит, меня ждут. Сейчас, мол, все пройдет, внимания не обращайте. Захрипел, и готов. В смысле, помер.
Игорь подошел ближе, протолкавшись через толпу.
Евгений Матвеевич лежал на асфальте, голова на чьей-то подложенной сумке, грудь, которую только что массировали, была обнажена, лицо запрокинуто назад, рот приоткрыт, а глаза неподвижно смотрели на редкие, пушистые облака в синем небе, на лица склонившихся над ним людей, на тополиный пух, летящий над городом.
