животного. При попытке снять его химические вещества на поверхности ленты вызывают сильное кровотечение, которое невозможно остановить. Но если его не трогать, рана в течение нескольких дней должна полностью зажить, а в твоем случае мы видим обратное.
Я лежу на койке в импровизированной палате на корабле-разведчике. Вернувшись на холм после встречи с Тоддом, я провела здесь куда больше времени, чем хотела бы. Мази и снадобья госпожи Лоусон не дают инфекции расползаться по всему организму, но полностью уничтожить ее не могут. Меня лихорадит, а рука под обручем горит огнем — так сильно, что я по собственной воле снова и снова возвращаюсь в палату.
Как будто без этого хлопот мало!
Удивительно, как тепло встретили меня на холме, когда я вернулась. Было уже темно, но в свете костров люди «Ответа» разглядели, что это я.
И радостно завопили.
Мои знакомые — Магнус, госпожа Надари, Иван — стали подходить, гладить Желудя по бокам и приговаривать: «Так им и надо!» или «Вот теперь они попляшут!» Все считали, что я приняла абсолютно верное решение, ударив по спэклам. Даже Симона велела мне не волноваться.
Даже Ли.
— Если мы не покажем врагу свою силу, они так и будут нападать, — сказал он тем вечером, когда мы сидели рядом на пеньке и ужинали.
Я покосилась на него: растрепанные светлые волосы, большие голубые глаза, сверкающие в свете лун, мягкая нежная кожа на шее…
Неважно.
— Но теперь они могут ожесточиться, — ответила я, пожалуй, чересчур громко.
— У тебя не было выбора. Ты спасала Тодда.
В его Шуме я увидела, что он хочет обнять меня.
Но не обнял.
Зато Брэдли вообще перестал со мной разговаривать. Впрочем, в этом не было нужды: стоило приблизиться к нему на несколько метров, как меня окатывало волной грубых и озлобленных мыслей о том, какая я эгоистка, и как глупо было позволить ребенку втянуть их в войну, и сколько жизней я подвергла смертельному риску…
— Просто я очень зол, — сказал он наутро. — Понимаю, тебе неприятно это слушать.
Но за свои мысли он не извинился, а потом весь день общался с караваном, докладывая о последних событиях. Меня он избегал.
Я все это время валялась в постели и так и не нашла возможности поговорить с госпожой Койл. Симона по моей просьбе вышла, чтобы поймать ее и привести, но в итоге весь день помогала организовывать отряды для поисков воды, составлять описи провизии и строить туалеты, которых на такой многолюдный лагерь понадобилось очень много — пришлось использовать химические печи, которые мы вообще-то привезли для обустройства первых поселений.
Ох уж эта госпожа Койл. Ей только дай волю, из всего извлечет выгоду!
А вечером температура поднялась еще выше, поэтому сегодня утром я снова валяюсь в постели, вместо того чтобы пытаться исправить свою ошибку и все уладить.
— Вы тратите на меня слишком много времени, госпожа Лоусон, — говорю я. — Я ведь сама решила надеть на себя этот обруч. Меня предупреждали о рисках, и если…
— Если это происходит с тобой, — перебивает она меня, — то в каком состоянии сейчас остальные женщины, у которых не было выбора?
Я удивленно моргаю:
— Вы что же, думаете…
Виола, доносится из коридора. Виола ракета Виола Симона будь проклят этот ШУМ
В палату заглядывает Брэдли.
— Вам лучше выйти на улицу, — говорит он. — Обеим.
Я резко сажусь в постели, и голова сразу идет кругом — встать мне удается только через несколько секунд. К этому времени Брэдли уже выводит госпожу Лоусон из палаты.
— Они начали появляться примерно час назад. Сначала по двое, по трое, но теперь…
— Кто? — спрашиваю я. спускаясь за ними по трапу.
Внизу уже стоят Ли, Симона и госпожа Койл. Я окидываю взглядом вершину холма.
Вокруг разведчика собралось втрое больше народу, чем было вчера. Это оборванные, изможденные люди всех возрастов, некоторые в ночных сорочках — атака спэклов выгнала их из постелей.
— Медицинская помощь кому-нибудь нужна? — спрашивает госпожа Лоусон и. не дожидаясь ответа, бросается к самому большому скоплению вновь прибывших.
— Но почему они идут сюда? — спрашиваю я.
— Я расспросил несколько человек, — отвечает Ли. — Люди не знают, где укрыться. Кто-то хотел вернуться в город, под защиту армии, другие думали, что безопасней рядом с кораблем… — Он переводит взгляд на госпожу Койл: — А когда они узнали, что и «Ответ» здесь, все разрешилось само собой.
— И в чью же пользу? — хмурясь, спрашиваю я.
— Здесь человек пятьсот, — говорит Симона. — На корабле нет таких запасов воды и еды.
— У «Ответа» есть, но надолго их не хватит, — решительно заявляет госпожа Койл. — А в ближайшее время людей станет еще больше. — Она поворачивается к Брэдли и Симоне: — Вы мне понадобитесь.
Как и следовало ожидать. Шум Брэдли тотчас вскидывается.
— Руководство каравана считает, что наша основная задача — оказывать гуманитарную помощь, — говорит он и, еще громче лязгая Шумом, косится на нас с Симоной.
Госпожа Койл кивает:
— Мы обсудим, как лучше всего это делать. Я соберу целительниц и…
— …и мы обязательно поднимем этот вопрос наряду с другим: как заключить мир со спэклами, — перебиваю ее я.
— Это непростой вопрос, дитя. Нельзя просто прийти к спэклам и попросить их о мире.
— А сидеть и ждать новых сражений можно?
По Шуму Брэдли чувствуется, что он внимательно меня слушает.
— На этой планете может быть мир, надо только найти способ.
— Идеалы… В них так просто верить, но претворять их в жизнь гораздо труднее, — отвечает госпожа Койл.
— А если не пытаться, то и сама жизнь не имеет смысла, — заявляет Брэдли.
Госпожа Койл бросает на него лукавый взгляд:
— Еще один идеал!
— Простите… — К нам подходит женщина. Она обводит всех робким, застенчивым взглядом и останавливает его на госпоже Койл: — Вы ведь целительница?
— Да, — отвечает та.
— Одна из многих, — добавляю я.
— Вы не могли бы мне помочь?
Женщина задирает рукав, и по воспалению вокруг железного клейма даже мне ясно, что руку она потеряла.
[Тодд]
—
— Здесь то же самое, — отвечаю я.
Сейчас ранее утро, вот-вот встанет сонце. Вчера к мэру приходил мистер Шоу, и вчера же горожане начали прибывать в лагерь Виолы. И здесь, и там продолжают появляться новые люди. Правда, в город идут васновном мужчины, а на холм — женщины. Не только, но по большей части.
—
— Ты как там? — спрашиваю я.
—
Мы разъединяемся, и я выхожу из палатки. На улице меня уже поджидает мэр с двумя чашками кофе. Одну он протягивает мне. Помедлив, я ее беру. Мы оба стоим и пьем горячий кофе, пытаясь согреться и молча глядя на розовеющее небо. Даже сейчас в некоторых крупных зданиях еще горит свет: мэр собрал там всех прибывающих горожан.
Как всегда, он не сводит взгляда с холма спэклов. Небо над холмом все еще темное, а за ним, я знаю, все еще прячется огромная вражеская армия. Только сейчас, в эти самые минуты, пока армия мэра спит, за спящим РЕВОМ солдат можно различить что-то еще.
У спэклов тоже есть РЕВ
— Это их голос, — поясняет мэр. — Как я понимаю, он веками совершенствовался, чтобы объединить всех и каждого. Тихими ночами его можно различить. Подумать только, у многотысячной армии спэклов один голос на всех! Когда его слышишь, кажется, бутто у тебя в голове говорит целый мир.
Мэр все пялится на холм, такшто даже жуть берет.
— Тогда почему разведчики не могут подслушать их планы?
Он молча отпивает кофе.
— Они не могут подобраться близко, — догадываюсь я. — Иначе враг услышит
— В точку.
— Но у мистера О’Хары и мистера Тейта нет Шума.
— Я уже потерял двух капитанов, — говорит мэр. — Новых потерь я позволить себе не могу.
— Ты же не все лекарство спалил. Дал бы немного своим разведчикам.
Мэр молчит.
— Нет, ты не мог… — И тут до меня доходит. — Мог! И спалил!
Мэр все молчит.
—
— У нас есть другие преимущества, — перебивает меня мэр. — И потом, в наших рядах скоро появится отличный разведчик.
Я хмурюсь:
— На тебя я никогда работать не стану! Даже не мечтай!
— Ты уже на меня работал, мой мальчик, — отвечает он. — Несколько месяцев подряд, если не ошибаюсь.
В груди у меня сразу вскидывается волна ярости, но я сдерживаю ее: к нам подходит Джеймс с торбой овса для Ангаррад.
— Давай мне, — говорю я, отставляя кофе.
Он передает мне торбу, и я осторожно подвешиваю ее к морде Ангаррад.
Жеребенок?
