участка была яма, куда сваливали гнилье и присыпали землей. Если в Москве допущенная к спецраспределителям номенклатура платила за дефицитные продукты копейки, то провинциальные бонзы все получали даром. Раз в неделю к дому Ворониных подъезжали маленькие грузовички: с молокозавода привозили сметану в баллонах, ящик молока и кефира, с мясокомбината — колбасы и парную вырезку, с хлебозавода — торты и так далее. Клавдия Ивановна не тащила с работы «усохшее» и «утрясенное» — оно сбывалось через магазины, чистая прибыль текла в наличности.
Хотя так жили все в «дворянском гнезде», Игнат относился настороженно к безудержному воровству. Не по моральным соображениям: мол, простой народ в магазинах давится за селедкой, а тут осетрину на помойку выбрасывают. Игнат опасался, что этот коммунизм плохо кончится, стоит верхушке зашататься, и полетит вся пирамида, приземлившись за колючей проволокой. Но до перестройки оставалось еще более десяти лет. Родители Юли относились к Игнату как к любимому, но приблудному сыну. Удовлетворение прихотей зятя не исключало пристального к нему внимания, каждые его шаг, жест, слово анализировались с точки зрения благонадежности и трепетного отношения к жене. Папа с мамой лелеяли Юленьку, и супруг был обязан подхватить эстафету. Юля купалась в любви, и ей очень нравилось быть взрослой — замужней женщиной с обручальным кольцом на пальце.
Игнат окончил институт и два года, как за него ни хлопотал Юлий Петрович, не мог попасть в аспирантуру. Своего ученого совета по защите диссертаций в области не было, а целевых мест в московскую аспирантуру выделялось одно-два в год. «Может ли сын генерала стать маршалом? — сокрушался Юлий Петрович. — Не может. Потому что у маршала есть свои дети». Чтобы не загремел в армию, Игната устроили освобожденным секретарем комсомольской организации машиностроительного завода. В определенном смысле Игнат повторял карьерный путь Юлия Петровича, которому льстила подобная преемственность. На третий год свекор, наконец, вырвал для Игната место в целевой аспирантуре. «Целевая» — означала подготовку местных кадров. Но в планы Игната, о которых он до поры до времени не заикался, не входило возвращение в родной город под крылышко к властным родителям жены. Молодая семья переехала к Москву. За хлопотами с устройством Игната как-то забыли про Юлю. Думали, она легко переведется в столичный вуз. Не получилось, документы у нее не приняли. Год Юля проболталась, тоскуя в съемной однокомнатной квартире. Из окружающих областей народ ехал за продуктами к столицу, а у Юли с мужем была обратная ситуация — поездами, с проводниками, им отправляли ящики со снедью. Вначале на вокзал ездил Игнат, но однажды не смог отпроситься с занятий, и за посылкой отправилась Юля. Потом это стало ее обязанностью, ведь не училась и не работала — свободного времени навалом. Юля волокла тяжеленные коробки до такси, потом тащила на пятый этаж, в доме не было лифта. Вечером папа или мама спрашивали: «Получил Игнат посылку?» «Получил», — отвечала Юля. Ей было неловко признаться, что уже давно на вокзал он не ездит.
Через год Игнат уговорил Юлю поступить в музыкальное училище. Юля унаследовала от родителей их таланты в усеченном варианте: голос у нее был хуже, чем у мамы, слух — слабее, чем у папы. Маленькие пальчики Юли были очаровательны, но совершенно не годились для пианиста-исполнителя. Родители выбор одобрили: как же, звучит почетно — московское музыкальное училище. На самом деле это был народный университет самодеятельных талантов, куда принимали всех подряд. Но маме с папой, решил Игнат, знать детали не обязательно.
У Юли с детства была одна мечта, больше чем мечта — жгучая потребность. Она хотела иметь ребенка. С того момента, как впервые взяла в руки куклу, она уже грезила о том, что станет мамой. Юля играла в куклы едва ли не до окончания школы. Каждая новая красавица раздевалась догола и проходила путь от младенчества, когда ее пеленали и кормили молоком из сосочки, до первых шагов, до детского сада и школы. Эти одинокие игры доставляли Юле тихое удовольствие, наполняли ее сердце теплой радостью. Можно было бы подумать, что мягкая и безвольная Юля станет безудержно баловать своих «детей». Ничуть не бывало. «Дети» проказничали, не хотели самостоятельно одеваться или кушать, приносили плохие отметки из школы, за что их ставили в угол, а то и наказывали ремнем. Когда Юля вступила во взрослую жизнь, ее жажда материнства стала такой же биологической потребностью, как утоление голода или жажды или сон по ночам. Но Игнат не хотел детей. Он мысленно называл их «недочеловеками» и испытывал брезгливое отвращение к сопливым, орущим созданиям, которые воруют силы и время у людей. Кроме того, в Игнате сидел подспудный страх родить еще одного урода. Нежелание иметь детей было твердым, безоговорочным и тайным. Жене он говорил, что им надо повременить с наследниками, встать на ноги, состояться как личностям. Но Юля была убеждена, что как личность она может состояться только в материнстве.
Причиной их первой большой ссоры послужило исступленное желание Юли родить ребенка и яростный протест Игната. Хотя ссорой это можно было нажать с большой натяжкой, ведь настоящий скандал предполагает взаимный пулеметный обмен упреками. А Юля не упрекала, она только рыдала и твердила: «Хочу маленького!» Игнат вышагивал по комнате (дело происходило уже в Москве) и приводил десятки доводов против ребенка в данный момент их жизни.
— Не хочу в музыкальное училище, мне не нужна музыка, — плакала Юля. — Я хочу маленького. Пожалуйста, Игнат! Умоляю тебя!
Игната всегда отличало умение разрешать конфликты с выгодой для себя. Он сделал хитрый ход — купил Юле собачку, на которую жена обрушила весь накопившийся запас материнской нежности. Щенок заменяет ребенка в той же форме, в какой сухофрукты заменяют свежие фрукты, тушенка — мясо. Есть можно, и голод утоляется, хотя с натуральными продуктами не сравнить. На волне Юлиной радости Игнат развил успех, убедил жену пить противозачаточные таблетки. Юлиным родителям, которые тосковали без дочери и просили внуков, сказали, что у Юли проблемы со здоровьем по женской части, требуется лечение. Первые поколения оральных контрацептивов имели негативные побочные эффекты. Юля стала набирать вес, у нее началась чехарда с месячным циклом, и вскоре лечение понадобилось на самом деле.
Собачки в их доме не переводились, Юля обожала своих питомцев, а Игнат не имел ничего против собачьего лая, хотя и противного, но с воплями человеческого младенца не сравнимого.
Юля производила впечатление недалекой слабохарактерной женщины. Воли ей действительно не хватало, но глупой она не была. Именно Юля сказала мужу, что его присказка «Целую ручки!» оставляет неприятный осадок.
— Почему? — удивился Игнат.
— С твоего лица как бы сползает маска, и становится видно истинное отношение к людям. Ведь ты, по большому счету, презираешь людей.
— Ошибаешься, — возразил Игнат.
Но стал следить за речью и постепенно избавился от привычки «целовать ручки».
Через год после свадьбы Юля поняла, что совершила ошибку: муж оказался вовсе не тем человеком, которого она напридумывала в своих фантазиях. И самое главное — она не любит мужа. Это открытие напугало Юлю, и она стала с удвоенной силой выказывать нежность и заботу, внимание и уважение супругу. Разрыв между чувствами и поведением свойствен многим людям, которые принимают свои естественные ощущения за недостаток. Человек боится высоты, но записывается в секцию альпинизма, страдает клаустрофобией, но упорно пользуется лифтом. Сделать себе хуже из-за абстрактного стыда или пользы кому-то другому — такова их логика. Юлю всегда баловали, но при этом четко указывали место, которое она должна занимать. Шаг влево, шаг вправо — расстрел недоуменных взоров. Куда из песочницы собралась? Тебе купили красивые формочки, сиди на месте и лепи куличики.
Началась перестройка, кооперативное движение. Игнат увлекся предпринимательством и нашел другую спутницу жизни. Развод был мирным. Юлины родители давно пришли к выводу, что брак дочери неудачен. Внуков не было, дочь превратилась в затюканную бесхребетницу, помешанную на собачках. Когда они сами манипулировали Юлей, считали это нормальным. Игнат только продолжил их дело и довел до логического финала. Новые ветры сдули Юлия Петровича с высокого поста, а Клавдия Ивановна ходила под статьей о хищениях в крупных масштабах. Однако Игнат не спешил сбрасывать со счетов бывших родственников. Поверженные львы, которым нечего терять, могут укусить так, что без конечностей останешься. Кроме того, у Юлииых родителей оставались большие связи и в провинции, и в столице. За Юлю было все решено: она переезжает в родной город, но за ней остается квартира в Москве. Квартира будет сдаваться, арендная плата — своего рода заработок Юли, ни дня никогда не работавшей. Ей даже
