обещана еще большая ставка, о чем владелец банка попросил не распространяться: это, мол, для вип- клиентов, «сам понимаешь, какая компания — первые лица области, им лишний треп не нужен». Туда Антон и решил отнести свой капитал. Ему было невдомек, что в нормальном банке процентов для избранных не бывает и быть не может.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Живой покойник
Игнат Владимирович сел в машину и сказал водителю:
— Домой!
Когда он ехал к Светлане, то командовал: «В Сокольники». Хотя его настоящим домом была именно квартира Цветика и Мурлыки. Потому что дом — это где живут твои родные и любимые, где твоя душа отдыхает, а сердце ликует, это единственное место на земле, где ты можешь сбросить бронированные доспехи и погладить себя по незащищенной коже. У многих людей нет дома в этом смысле, они не знают, что доспехи можно сбрасывать, они думают, что броня давно стала кожей. Игнат Владимирович сам так думал, пока не встретил Цветика.
Но сейчас из аэропорта он ехал не к Цветику, а в ненавистную квартиру на Остоженке. Там даже чаю нельзя выпить, кухня отсутствует. Жена Полина была склонна к полноте. Однажды Игнат случайно увидел ее детские фото — толстушка бочкообразная, щеки на плечах лежат. Мать Полины была стопудовым бомбовозом — легче перепрыгнуть, чем обойти. На диету Полина села в последних классах школы и не сошла с нее. Полина не страдала анорексией, методично подсчитывала необходимую ей лично норму белков и углеводов. Тарелки каши, яблока и куска мяса Полине хватало, чтобы обеспечить себя энергией на весь день. Наверное, думал Игнат, остальные калории восполняются желчью, которая у такой злобной особы должна вырабатываться в больших количествах. Полина окончила школу стройной девушкой и с тех пор не прибавила ни килограмма. Ее фигура была доскообразной — плоский зад, невыраженные бедра. Но хорошие стилисты легко маскировали эти недостатки одеждой.
Игнат Владимирович набрал номер телефона Цветика. Он заранее улыбался, хорошо представляя себе их предстоящий разговор. Цветик скажет, что с тех пор, как он звонил шесть часов назад, ничего не изменилось. И тут же начнет рассказывать о мелких событиях, которые произошли за это время. Мурлыка, конечно, напроказничал: исследовал мусорное ведро, или добрался до бутылочек с шампунем и выпил их на пол в ванной, или раскрасил диски с мультиками. Света забыла выключить пароварку, и котлеты превратились в твердые серые шарики. По телевизору говорили, как опасен повышенный холестерин, Игнату нужно обязательно сдать анализы и проверить свой холестерин. Цветик знала, что он любит слушать звук ее голоса, не важно, о чем она говорит, просто слушать, улыбаться и млеть. Много лет назад Игнат был в гостях у приятеля, чья говорливая жена не закрывала рта. Она несла пургу: про магазинные цены, про сериалы, про болезни соседей, про рецепты с макаронами — нескончаемый поток ненужной информации. Игнат подумал тогда: «Если бы мне пришлось жить с этой трынделкой, я задушил бы ее на второй день». Приятель отупляющей словоохотливости жены не замечал. А теперь Игнату мелочи и пустяки, о которых щебечет Цветик, кажутся милыми и забавными.
Он не станет говорить Цветику, что чертовски устал. Он плохо переносит смену часовых поясов, перелет с африканского континента длился почти сутки с остановками на заправку. Голова гудит, ноги тяжелые, во всем теле противная слабость. Никаких жалоб Цветик не услышит. Игнат избегал любых упоминаний о симптомах, которые свидетельствовали о возрасте. Он только в очередной раз, оправдываясь за свое отсутствие, скажет, что не лететь на эту дурацкую охоту не мог. Его статус предполагает выполнение определенных действий, участие в ряде мероприятий. Он как патрон в обойме — сидеть нужно крепко. Выскочил — тебя тут же заменили. Цветик, умница, все поймет. И лукаво спросит: «А подарочки? Ты нам привез подарочки?» «Какие подарочки? — притворно удивится Игнат. — Ой, я как-то не подумал, извини!» В багажнике автомобиля лежит большой саквояж — сувениры для Светика и Мурлыки. Они будут кататься в машине до завтрашнего вечера, пока, наконец, Игнат не отправится в Сокольники. «У-у-у! — разочарованно протянет Цветик, прекрасно зная, что с пустыми руками он не явится. — А как же шкура тигра или бивень слона? Или хоть копытце антилопы?» Они еще несколько минут поиграют в милую игру: Цветик якобы упрекает, он вроде бы оправдывается. Потом снова перейдут к Мурлыке, его прививкам, к тому, что говорит педиатр.
До рождения сына Игнат пребывал в тихом подспудном страхе. Когда родился малыш, крепкий и здоровый, его осмотрели, а потом взяли на постоянный патронаж светила отечественной педиатрии. Игнат платил громадные деньги, но даже за большие гонорары доктора не могли найти у Мурлыки отклонений. Надо отдать им должное — пытались вразумить сумасшедшего папашу. Они каждый день имели дело с больными, очень больными, безнадежно больными детишками, а этот карапуз был эталоном детского здоровья. Их, докторов высокого ранга, участия не требовалось. Но Игнат Владимирович стоял на своем, хотя и не признавался, чего именно опасается. Он боялся повторения у Мурлыки того же диагноза, что был у дочери Лены Храпко. Игнат не помнил имени той девочки с церебральным параличом, он давно вычеркнул ее из памяти. Но если бы у Мурлыки по вине отца проявился дефект нервной системы, это был бы страшный удар. С рождением сына Игнат не пережил взрыва отеческой любви. Взрываться было нечему. Но Игнат по-своему любил Мурлыку, гордился тем, что в немолодые годы смог произвести на свет здорового наследника. Умилительный и трогательный Мурлыка вызывал только положительные чувства. Ведь Игнат был счастливо лишен неприятных тягот отцовства — замученной усталой жены, бессонных ночей, постоянных тревог и бесконечных мелких проблем. Его отцовство было исключительно комфортным. Не удавалось только уговорить Цветика взять няню, чтобы чаще оставаться наедине. Цветик никак не решалась доверить свое драгоценное чадо постороннему человеку.
Шли гудки, Цветик долго не отвечала. Игнат терпеливо ждал, он думал, что будет болтать с Цветиком, пока машина не подъедет к дому на Остоженке. Но получилось иначе.
— Да, алло! — наконец ответила Цветик. — Извини, не могу разговаривать. Мурлыку купаю.
Что-то в ее голосе показалось Игнату странным. Она торопилась, но говорила с паузами, точно выдавливая из себя слова.
— Секунду! — попросил он. — Как вы там?
— Нормально. Пока!
Цветик отключилась. Игнат убрал трубку от уха. Может, опять мамаша Цветика какой-нибудь фокус выкинула? Пока Игната ситуация устраивала: училка объявила бойкот и носа не кажет. Но Цветик переживает, шлет мамочке письма и фото внука.
Как у любой счастливой пары, у них были свои словечки, шутки, присказки, намеки. После визита Светиной мамы, устроившей отвратительную сцену, слово «геронтофилия» в их общении приобрело насмешливый оттенок.
— Что с меня, геронтофилки, взять? — спрашивала Света, когда из ее рук выскальзывала ваза муранского стекла.
— Без этих побрякушек, — говорил Игнат, застегивая на шее Цветика бриллиантовое колье, — ты не настоящая геронтофилка.
Они обратили в шутку приговор Светиной мамы. Был ли приговор справедлив? Возможно. И неважно. Если имелись у Светы признаки геронтофилии, то они сделали счастливым Игната. Но ведь и Свету тоже! Когда два человека влюблены, здоровы, радостны, зачем их счастье переворачивать с ног на голову, искать гнильцу в корнях? Это может делать только человек, сам внутренне неудовлетворенный, недобрый и завистливый. Вроде мамы Цветика.
