подушку.
Кто-то в шутку попытался вытащить его из-под головы спящего. Тот тут же проснулся, вскочил. И не удержи его мужики, подрался бы не в шутку, хоть и глаза со сна не успел продрать.
Какие сытые сны виделись мужику, а тут — перебили…
Аслан дома никогда не ел сало. Свинину в рот не брал. Но Колыма заставила есть все подряд, ничем не брезгуя. И когда его угостили ломтем черного хлеба с салом, ел с такой жадностью, что за ушами пищало. Целый день в животе было тепло и сытно.
Посмотрела бы бабка — глазам не поверила бы, как тряслись пальцы и руки ее внука от голода, от жадности к еде. Ее он расходовал бережно, экономно.
Салом можно быстро и сытно наесться. Это Аслан понял сразу. А потому, хоть и тяжело было расставаться, променял пару вязанных бабкой шерстяных носков на кусок сала. Половина куска и теперь в «бардачке» лежит, завернутая в полотенце. В бараке не решился оставить, чтобы кто-нибудь не соблазнился. С собой взял. Вот кончится работа, сало за пазуху — и в столовую. С ним любая баланда во сто крат вкуснее.
Аслан пропустил еще одну машину. На водителя не смотрел. Сука… Только проштрафившаяся.
Этого, когда буксует в сугробе, никто не выручает. Не вытаскивает. Слышал Аслан, как под Новый год кончилась у него горючка. До зоны десяток километров оставался. Никто ему и полведра не дал. Все проезжали мимо, словно он прокаженный.
На одной трассе работали водители, на одной Колыме. С кем-то вместе, с другими — врозь.
Рассказывали в бараке, что этот сука многим горе причинил. А потому, когда попал на трассу, все водители только и ждали случая свести с ним счеты. За все и всех. Но тот по-серьезному ни разу пока не погорел.
Но не случайно следом за ним едет по трассе самосвал, за баранкой которого тихушник сидит. Вор, но не в законе. На кладбищах промышлял. Покойников обирал. Но то на воле. Колымских жмуров шмонать без толку. В карманах сплошной ветер. Но вот к суке этот водитель недаром приклеился. Пасет всякий вздох, каждую оплошку. И первым нанесет удар в спину. Для него это дело чести. По слову бугра иль по обычаю — ни на миг не оставит суку беспризорным.
Кто кого из них подстережет, о том первой узнает Колыма. Она всякому дарит свой шанс.
А вот и бригада Афиногена. Не все еще с гриппом справились. Но большинство уже на трассе. Аслан у них и разгрузиться должен.
Идейные показывают, где ссыпать гравий, предложили чаю. Но куда там? Надо за день четыре ходки сделать. Чтоб не хуже других, — торопится Аслан. Сыпанув груз на лаги, прямо с места включил скорость и выскочил на сверкающую укатанную трассу.
Порожняком куда как легче одолевать колымские версты.
Навстречу груженые машины торопятся. Те, что позже Аслана стали под погрузку. Теперь на каждом километре наверстывают опоздание.
Вот этот шофер — хмурый, худосочный, в облезлой замусоленной шапке недавно ворами был отмечен. В зоне суку побил. За то, что тот разговор работяг подслушивал в дверную щель.
Сграбастал водитель фискала в горсть и давай им грязь у двери вытирать. Потом пинка дал такого, что сука со страха чуть не влетел на крышу соседнего барака.
Шофера начальник зоны на три дня в шизо упек. А когда вышел, воры его от пуза накормили и красивую задастую бабу на груди выкололи. На память… Не всякому такая честь выпадала. А тут еще и сам бугор хвалил. Ведь выходя из шизо, на вопрос начальника зоны — осмыслил ли наказание, он буркнул: — Бил сучню и буду бить…
Его слова стали факелом для всех.
Аслан увидел впереди: какая-то машина едва не грохнулась с высоты в распадок. Чудом удержалась на горе. Дверь кабины со стороны водителя открыта настежь.
Аслан остановился. Мелькнула догадка. Наверное, тихушник суку загнать хотел. Да тот вовремя затормозил. Иначе…
Так и есть. Сука перед Асланом — чуть не на колени:
— Выручи, сзади зацепи, отбуксируй.
Аслан смерил его тяжелым взглядом:
— Я по твоей сучьей милости из бригады на керосинку загремел. Теперь пить просишь? Иди ты, знаешь куда? Не отбуксирую, подтолкну падлу. Чтоб ты век на Колыме куковал! — матерясь, отошел к своей машине и, сев в кабину, уехал, не оглянувшись.
Лишь к вечеру машина суки вернулась в зону. И все зэки узнали, что произошло на трассе между тихушником и сукой.
Улучив момент, когда на трассе опустело, ворюга обогнал стукача и, развернувшись на полном ходу, притормозил. Высунулся из кабины с заводной ручкой — «разлукой». Сука сразу сообразил все. Но деваться было некуда. Самосвал вора загородил проезд. В оставленный просвет можно было проскочить лишь по счастливой случайности. Решил воспользоваться. Иначе… «Разлукой» тихушник мог все кости переломать.
Но… Сука плохо знал трассу, ее спуски и подъемы, ее обледенелые бока и их особенности. А тихушник этот участок своими руками строил.
Сунулся сука в просвет, но он оказался лишь видимостью. И — не сработай извечная осторожность — валялся бы теперь внизу кверху воронкой, всем на смех… А тихушника — словно ветром сдуло. Уехал, скаля большие зубы в боковое зеркало, понося суку так, что лобовое стекло вспотело.
Может и упекли бы ворюгу в шизо. Но… Водителей на трассе и без того не хватало. К тому же за тихушника, конечно, вступились бы воры. А с ними начальник зоны не хотел портить отношения.
Они, эти фартовые, помогали администрации справляться с каждой прослойкой зэков и держали все бараки в повиновении. Ведь надо было кормиться ворам. А как, если работяги, идейные иль «жирные» бузу будут чинить?
Без сговоров, по неписаным законам правили воры зоной, невольно обеспечивая ее начальнику поощрения по службе и возможность чаще наведываться в Магадан, к семье.
Аслан уже возвращался в зону из последнего, четвертого рейса, когда над трассой внезапно опустился густой туман.
Вначале, он укрыл небо пухлыми тяжелыми облаками. Скрыл из вида скалы и марь. Потом улегся на трассу, перед самыми колесами машины.
Аслан включил фары, сбросил скорость, поехал на ощупь. Из-под шапки лил холодный пот.
«Не успел запомнить трассу, привыкнуть к ней и — на тебе — подвалила беда», — не на шутку испугался Аслан.
Трасса под колесами визжала, скрипела на все голоса.
Аслан подъехал к самому опасному спуску в ущелье Мокрый Хвост.
«Тут по хорошей погоде, пока проедешь, сто раз с жизнью простишься. А теперь как?» — екнуло внутри.
Ледяная корка, покрывшая в этом месте трассу, разворачивала и груженые машины. Порожняком здесь проехать и вовсе мудрено.
Аслан открыл дверцу кабины, вел машину, стоя одной ногой на подножке. Не умением, чутьем угадывал трассу.
Машину заносит, она пляшет на льду. Аслан еле справлялся с заупрямившейся баранкой. А тут, словно назло, встречный самосвал. Чуть не чмокнулись.
В другой раз приветливыми кивками обменялись бы. Теперь друг друга бранят втихую за столь несвоевременную встречу.
Разъехались почти впритирку — борт к борту. И, как назло, у Аслана сцепление отказало. Самосвал понесло, как коня без узды. Парень вцепился в баранку намертво. Куда там выпрыгнуть, оставить машину. Ведь внизу, там по трассе, могут идти машины. Что будет с ними? Выскочи он, останься в живых, там внизу… В зоне за это не простили бы…
«Господи! Помоги!» — кричит человек, впервые обратившись к Богу. Да и кто сможет помочь теперь, здесь? Трасса? Тут и не такие остались навсегда…
