сказал:
— Нету больше у тебя родителей!
— Уже похоронили? Мы так торопились, чтоб успеть и все же опоздали. Как досадно, — сетовала сестра.
— Дальше ждать было нельзя. От отца несносный дух пошел, потому с похоронами поспешили, — оправдывалась мать и подвела к столу дочь с зятем.
Клара внимательно рассматривала родню Степана.
— Вовка! Принеси стул из кухни, — командовала старшая сестра. Когда тот принес, поймала младшего за вихры, притянула к себе, расцеловала в обе щеки.
— Мы тут на ремонт дома скинулись, давай и ты отслюнь! — потребовала учительница.
— За нами не заржавеет! И на ремонт, и на велосипед Вовке дадим, — полезла в сумочку, достала деньги, отдала матери, та сыну подвинула:
— Теперь ты хозяин в доме, всему голова! Будь бережным, но не скупым.
Вовка понятливо кивнул головой.
— Как дома? Все в порядке? — спросила мать старшую дочку.
— Мы уже в дороге были, в отпуск собрались. А тут твой звонок. Пришлось вернуться с полпути. Но что делать? И на похороны опоздали, и отпуск скомкан.
— Ничего, завтра на могилу сходим! — успокаивали женщину.
— Отец не велел мне приезжать сюда, запретил навещать могилу. Но, думаю, теперь он разрешил бы, все мы при жизни ошибаемся, и прощаем друг друга. И хотя отец к нам частенько был неправ, я прощаю его. Пусть Господь отпустит отцовские грехи и не помянет его злое…
— По-моему, кроме лиха он ничего не делал. Другого не умел, — продолжил кто-то из братьев, и услышали грохот на крыльце. Казалось, по нему и по крыше промчалась тройка лошадей.
— Труба посыпалась! — вернулся в дом побледневший Володька.
— Завтра сделаем. Угораздило ж ее на ночь глядя повалиться, — досадовал Степан.
— А напугала как! — дрожала Анна.
— Уж чего только ни подумаешь, во всякую чертовщину поверишь, — поскреб затылок Толик.
— Да что там говорить, так и кажется, что папаша всех испытывает, как в детстве, — вставила Анна и предложила:
— Давайте все на чердаке спать. Там прохладно, полно сена, вспомним детство. Ведь вот тогда мы от отца туда убегали. Он нас на чердаке не искал. И мы до самого утра спокойно спали.
— А что, и верно, там свежо, — поддержал сестру Толик. И взяв одеяло с подушкой, вышел из дома.
— Ты пойдешь со мной на чердак? — спросил Степан Клару.
— От твоего папаши поневоле сбежишь куда угодно! — отозвалась баба заикаясь.
— Я тоже с вами пойду, — сказал Вовка.
Димка с Иваном молча вышли из дома, прихватив одно одеяло на двоих.
— Мам! Давай и ты с нами! — позвала Настя, но женщина отмахнулась:
— Мне пужаться нечего. Ежели Прошка вздумает набедокурить, он достанет, где хошь. От него нигде не спрячешься. В избе останусь заместо домового, — пошла в свою комнату и вскоре уснула.
Вся родня, расположившись на чердаке, вскоре успокоилась, люди разговорились:
— А мой сорванец весь в деда пошел. В школе все жалуются. Дерется змей со всеми прямо на уроках. Во дворе никому от него прохода нет. Поймал как-то дворник его. Он у подъезда курил, сделал замечание. Так мой шельмец отмочил! Горящий окурок бросил старику за шиворот. Тот и загорелся вскоре. Дым со всех дырок повалил. А мой бандюга хохочет во всю глотку. Нет бы помочь погасить старика, убежал домой и с балкона наблюдал, как там дворник поджаривается. Вот разбойник! Не терпит замечаний!
— Дед в порядке остался?
— Какой там! В больницу попал. Вся спина до задницы обгорела. Пришлось мужику лечение оплатить. А уж как он ругался, на весь двор! — жаловался на сына брат.
— Это еще мелочи. Мой, совсем мелкий, во второй класс пошел. А уже приспособился девчонок в очередь целовать. Его друзья держали девок, а он целовал!
— Ну и что такого? Подумаешь, целовал!
— Сегодня так, а завтра, только ли целовать будет? На него учительница приходила жаловаться!
— За что? Иль в очередь не попала? Иль твой отказался целовать старуху? — рассмеялась Анна и вступилась:
— Позавидовала девчонкам та училка. Нет бы в шутку обратить, раздула случай до неприличия. Глупая баба, против себя ребятню настроила. Не-ет, я таких промахов не допускаю!
— Сама с пеленок со всеми деревенскими мальчишками целовалась. За то отец как видел тебя, враз за вожжи хватался! — хохотнул Андрей.
— Ладно, меня вожжами лупил, а за тобой с колом гонялся и обещал живьем на огороде закопать. Помнишь, как ты самогонку у него из телеги стащил?
— Это верно! Если б поймал тогда, окалечил бы. Одно не пойму, как понял, что именно я уволок?
— Он не слепой! Видел, кто из бутылок и банок остатки допивал. Вот и дошло! Никто из нас этим не баловал!
— Меня тоже отучил. Чуть уши вместе с башкой не открутил. Я не только на чердак от него, под крыльцо забился и жил там с неделю вместе с собакой и котом. Так мамка еле отыскала. А ведь уже с псом из одной миски жрал.
— А как меня отмудохал! Года четыре было. Я ему жабу в сумку с харчами бросил. Тятька из меня головастика чуть не слепил. Так ремнем выпорол, с неделю на жопу сесть не мог. Все болело, — вспомнил Толик.
— Ну и сволочь! — трясло Клару. Она легла рядом со Степкой. Человек хотел обнять ее, но баба откинула его руку и отодвинулась.
— А я всякий день от него получал, то в ухо, то по морде. Ладно бы дома, а то и во дворе, и на улице, даже в магазине колотил, когда увидел, что курево себе купил, — шмыгнул носом Вовка.
Степка подвинулся к жене. Но баба повернулась к нему спиной.
— Я хотел на Рождество к нему приехать, а он сказал, что уезжает в лес на неделю. Так и не увиделись. Он не позвал, не сказал когда приехать, а незванно к нему возникать не решился. Знал поганый норов, — жаловался Андрей.
— Клара, повернись ко мне, — тихо попросил Степка, но баба прикинулась спящей.
— Думал, помиримся. Но куда там? Отвернулась спиной, целуйте ее в задницу! — обиделся человек и задремал под негромкий разговор родни. Ему уже снился сон, когда почувствовал, как прижалась к нему Клара. Обняла, и, дрожа всем телом, спросила:
— Степка, что это?
— Где? — не понял человек.
— Да ты послушай. Чуешь, кто-то воет!
— Не слышу, — проснулся окончательно.
— Да ты вслушайся. Кто-то стонет, как на погосте! — обхватила человека дрожащими руками. И вдруг до слуха Степки донесся вой. Он шел откуда-то сверху, с крыши, словно кто-то оплакивал покойного покинувшего дом.
Вот стон перешел в рыданья, с хрипом и надрывом.
— Слышишь? — трясло Клару.
— Ага! Ну, папашка дает! — не выдержал Степка стенаний.
— Я боюсь, — прошептала баба. И вдавилась в человека всем телом.
— А что сделает? Нас много, он один.
— Степка, он же бешеный!
— Справимся. Не обращай внимания. Повоет и устанет, надоест ему, — наклонился к жене. Та лежала в холодном поту и с ужасом вслушивалась в звуки всхлипов, охов и визгов.
— Я домой хочу! — взмолилась Клара.
— Утром уедем, — пообещал бабе и целовал ее, успокаивал. Степка пользовался моментом. Клара в
